Пока XXII съезд обсуждал и поддерживал программу партии, построение коммунизма к 1980 году, громил антипартийную группу и компартию Албании, через три дня после объявления Хрущева о предстоявшем взрыве «царь-бомбы» – 20 октября – Кеннеди собрал руководство СНБ, чтобы внести добавления в военные инструкции для НАТО. Заседание проходило тяжело.
Военные из ОКНШ ввязались в словесный бой между собой и с политиками по поводу достаточности запланированного увеличения обычных вооружений в Европе и возможного воздействия использования ядерного оружия на доверии к Соединенным Штатам. При этом ссылались на де Голля и Аденауэра, которые в те дни заявляли, что Кеннеди слишком доверяет переговорам с Хрущевым о будущем Западного Берлина, вместо того чтобы убедить его в готовности США применить ядерное оружие для отстаивания города.
Кеннеди поинтересовался мнением сохранявшего молчание Ачесона, после чего тот уже не закрывал рот. Прежде всего его раздражало, что в Вашингтоне тратят много времени, добиваясь согласия на что-то со стороны французов, британцев, западных немцев и других, хотя бремя их защиты от Советов лежит на США. Необходимо в ноябре отправить дополнительные дивизии в Европу, не интересуясь мнением союзников. Посылка войск поможет «с дипломатической и политической точек зрения», само по себе это уже «угрожающее событие», подчеркивающее «серьезность намерений американского правительства».
Спустя три дня документ под названием «Американская политика в отношении военных действий в берлинском конфликте» был утвержден президентом в качестве меморандума СНБ-109. Это был документ команды Нитце, сокращенный до размера «попоны для пуделя». В нем предусматривались четыре варианта военных ответов в случае закрытия доступа в Западный Берлин[653]. Первые три были связаны с массированным применением обычных войск и вооружений, четвертый сценарий предусматривал применение ядерного оружия:
«IV. Только если Советы будут по-прежнему не реагировать на использование союзниками обычных видов вооружений, столкновение перерастет в ядерную войну. Президент сможет выбрать одно или все из перечисленного: выборочные удары, чтобы продемонстрировать желание использовать ядерное оружие; ограниченное использование ядерного оружия, чтобы достигнуть тактического преимущества, и, наконец, всеобщую войну». Подчеркивалось, что «союзники только частично контролируют выбор времени и масштаб использования ядерного оружия. Советы могут приступить к его использованию в любой момент после начала незначительных военных действий. Ограниченное использование ядерного оружия союзниками может вызвать такой же ответ, также может вызвать неограниченный упреждающий удар»[654].
В новом «Едином оперативном плане» ОКНШ предусматривалось отделение военных объектов от городов, а также «дозированное» применение ядерных сил за счет обеспечения контролируемых военных действий и сохранения в руках американского командования стратегического резерва. Этот план теперь включал в себя пять основных вариантов ведения ядерной войны, начиная от нанесения ударов только по стратегическим ядерным силам другой стороны и кончая массированными ядерными атаками против ее населения и административно-промышленных центров. Именно эта военно-политическая доктрина, предусматривавшая различные уровни и масштабы применения как обычных, так и ядерных сил, получила наименование «гибкого реагирования». Исходя из того, что тотальный обмен ракетно-ядерными ударами не может быть первым и главным вариантом войны, авторы этой доктрины все же допускали сохранение такого обмена в качестве одного из вариантов[655].
Одновременно доктрина «гибкого реагирования» была призвана дать Соединенным Штатам больше возможностей выступить против противника, используя обычное оружие ограниченного диапазона применения. «Кеннеди в концепции “гибкого реагирования” прельщало то, что она, казалось бы, надежно исключает вариант случайного возникновения “большой войны” и в то же время отдает инициативу в руки США, которые по своему усмотрению смогут определять динамику и напряженность советско-американского противостояния»[656], – подчеркивают Печатнов и Маныкин.
Теперь это была уже не концепция, а официальный документ военного планирования. Кеннеди распланировал последовательность шагов, которые могли привести к ядерной войне из-за Западного Берлина. Причем, как подчеркивал Нитце, доктрина предусматривала нанесение ядерного удара первыми. «Это могло обеспечить нам победу, по крайней мере в военном смысле, в серии ядерных обменов, тогда как мы могли бы проиграть, если бы позволили Советам ударить первыми». Причем одна из обсуждавшихся альтернатив предусматривала установление полной морской блокады Советского Союза в масштабе всей Земли. Планированием такой операции Нитце займется позже, когда станет министром ВМФ[657].
В сопроводительном письме президента Главкому войск НАТО в Европе генералу Норстеду говорилось: «Это потребует энергии при подготовке, готовности к боевым действиям и осмотрительности – предупреждаю против необдуманных действий». Если Советы перебросят значительные силы, способные одержать победу, то ответ, относительно которого Норстед получит отдельное указание, будет ядерным. «У меня не вызывает сомнений, что наше ядерное оружие Советы не воспримут как средство устрашения до тех пор, пока не убедятся в готовности НАТО вступить в бой и не осознают, насколько велика вероятность того, что обычный конфликт перерастет в ядерную войну».
В конце ноября Макнамара и Нитце посетили Бонн и Париж, где вслух зачитали министрам обороны Францу-Джозефу Штраусу и Пьеру Мессмеру тексты «попоны для пуделя», но не оставили документ. Понадобится еще немало времени, чтобы доктрина гибкого реагирования была официально принята в НАТО. Европейских союзников больше устраивало «массированное возмездие» как гарантия обязательного применения американцами ядерного оружия против СССР. Только в 1967 году гибкое реагирование будет включено в новую стратегическую концепцию НАТО – МС 14/3[658].
А в субботу 21 октября, отдыхая в Хот-Спрингс в штате Виргиния, Кеннеди подготовил Хрущеву свой «подарок к съезду». Он решил именно сейчас – в ответ на хвастливые заявления советского лидера – обнародовать прежде секретные данные о размерах ракетно-ядерного арсенала США, чтобы продемонстрировать сравнительную ничтожность военных возможностей СССР.
С публичным заявлением на этот счет выступил заместитель министра обороны Гилпатрик. Он заверил, что, вопреки опасениям по поводу «ракетного отставания», Соединенные Штаты располагали заметно преобладающим количеством межконтинентальных баллистических ракет, стратегических бомбардировщиков и атомных подводных лодок с баллистическими ракетами на борту, чтобы нанести сокрушительный удар возмездия, если СССР попытается напасть. У США сотни межконтинентальных бомбардировщиков, в том числе более 600 тяжелых бомбардировщиков. Таким же превосходством США обладают по тактическому ядерному оружию.
– Наши силы так развернуты и защищены, что внезапное нападение не сможет в полной мере обезоружить нас, – заявил Гилпатрик.
Даже в случае внезапного нападения Соединенные Штаты сохранят мощь для ответного удара, который окажется намного сильнее советского.
– Американские войска лучше замаскированы, защищены и обладают большей мобильностью. Вкратце, мы обладаем потенциалом второго ответного удара, по крайней мере, ничуть не меньшим, чем советский потенциал первого удара. Хвастовство Советов и угрозы ракетных ударов против свободного мира – нацеленные в основном на европейских членов НАТО – против неопровержимого факта ядерного превосходства Соединенных Штатов. США не хотят решать споры насильственными методами. Но если вмешательство в наши права и обязательства приведут к серьезному конфликту, Соединенные Штаты не собираются быть побежденными. Вера в нашу способность предупредить все действия коммунистов и противостоять их шантажу основана на беспристрастном анализе военных возможностей обеих сторон. Наша страна обладает ядерными силами возмездия такой смертоносной мощи, что любой шаг противника, который заставит ввести их в действие, станет для него не чем иным, как актом самоуничтожения[659].
Воинственность Вашингтона всячески поддерживало западногерманское руководство, которое у себя подвергалось критике за недостаточный отпор коммунистическим посягательствам в Западном Берлине. 24 октября Кеннеди принял в Овальном кабинете, западногерманского посла Вильгельма Греве, которого в Вашингтоне недолюбливали: без чувства юмора, надменный. На сей раз Греве сообщил, что Аденауэр готов начать войну, чтобы защитить свободу Берлина. ФРГ увеличила военный бюджет, укрепляет армию. Однако канцлер обеспокоен американскими планами наращивания обычных сил в Европе.
– Это было бы убедительно только в том случае, если бы мы были готовы в случае необходимости к нанесению упреждающего ядерного удара. Мы опасаемся, что надежда на обычные вооружения в отсутствие угрозы применения ядерного оружия подвигнет советские войска перейти границу и занять значительные территории Западной Германии. Решение использовать ядерное оружие ясно даст понять советскому правительству, что целью будет Советский Союз.
Кеннеди спокойно выслушал требования союзника в отношении риска, которому ради него должна подвергнуться Америка. Президент даже солгал Греве, что хотел бы встретиться с Аденауэром в середине ноября, чтобы договориться, что делать с СССР,[660] хотя это вовсе не входило в его планы.
Не рассказал Кеннеди послу и о том, что он приготовил еще один «подарок к XXII съезду КПСС».