Н. С. Хрущев спросил меня, как отнесется Кастро к тому, что мы предложим ему такое решение. Не скрою, этот вопрос поверг меня в оцепенение. Я отметил, что Кастро вряд ли согласится, поскольку он строит стратегию защиты Революции на укреплении солидарности мирового и особенно латиноамериканского общественного мнения, а установка ракет неминуемо лишит Кубу этой поддержки и приведет ее к политическому проигрышу на мировой арене. Против моего заявления довольно резко выступил маршал Малиновский Р. Я., явно показав, что установка ракет на Кубе служит не только защите Кубы, а прежде всего интересам обороноспособности СССР.
Н. С. Хрущев тогда говорил, что для предотвращения американского вторжения на Кубу надо найти такое средство устрашения, которое поставило бы Кубу в фокус мировой политики. Американцы должны поверить, что, нападая на Кубу, они будут иметь дело не только с одной непокорной страной, но и с военной мощью Советского Союза. Логически таким средством устрашения, сказал Хрущев, может быть только ядерное оружие. Он подчеркнул, что такая операция не преследует цель развязывания ядерной войны, а является лишь средством сдерживания агрессора. Он высказал уверенность, что прагматичные американцы не отважатся на безрассудный риск, так же как и мы сейчас ничего не можем предпринять против нацеленных на СССР американских ракет из Турции, Италии и ФРГ.
– Установка ракет на Кубе восстановит паритет между США и СССР, и мы сможем разговаривать с американцами как равноправные партнеры. Успех такой операции будет зависеть от сохранения секрета по размещению ракет до приведения их в полную боевую готовность, – говорил Хрущев.
Никто из советских руководителей ни в этой беседе, ни на других встречах (в том числе и А. И. Микоян) не возражал против планов Хрущева, так как все считали, что для СССР, окруженного американскими базами, появление советских ракет на Кубе практически уравновешивало степень ядерного риска обеих сторон. Только А. А. Громыко в личной беседе со мной уже после совещания перед моим выездом в Гавану высказал обеспокоенность и сомнения в успехе операции, имея в виду невозможность сохранения в тайне переброски ракет и войск через океан»[774].
Все политические вопросы должна была обсудить в Гаване специально сформированная делегация. Помимо Алексеева, который возвращался в Гавану в качестве вновь назначенного посла, хоть и не получившего еще агремана, и Шарафа Рашидовича Рашидова, чья сельскохозяйственная миссия стала прикрытием всей операции, Президиум ЦК послал маршала Бирюзова, командующего советскими стратегическими ракетными силами.
Перед отбытием делегации на Кубу ее членов пригласили на дачу к Хрущеву, где их ждали все члены Президиума ЦК. Было 27 мая, воскресенье. Пили чай с сушками, и на встрече, как замечал Алексеев, «царил дух единства. Не было и тени сомнений или затаенного недовольства тем, как Хрущев и Малиновский добились своего». Хрущев произнес напутственную речь.
– Нападение на Кубу подготовлено, – сказал он. – Соотношение сил неблагоприятно для нас, и единственный путь спасти Кубу – разместить там ракеты. Кеннеди умен. Он не начнет термоядерную войну, если там будут наши боевые ракеты, подобные тем, что американцы разместили в Турции. Эти ракеты нацелены на нас и пугают нас. Наши ракеты тоже будут нацелены на США, даже если их у нас меньше. Но если ракеты будут размещены вблизи от Соединенных Штатов, они будут напуганы гораздо сильнее.
При этом Хрущев подчеркнул, что советские ракеты на Кубе ни в коем случае не должны быть задействованы.
– Любой идиот может начать войну, но выиграть эту войну невозможно. Поэтому у ракет только одна цель – напугать их, сдержать их, чтобы они правильно оценили ситуацию. Пусть попробуют то лекарство, которым они потчуют нас.
Хрущев считал важным, чтобы ракеты не были обнаружены американцами до промежуточных выборов 6 ноября. После них он собирался приехать в Вашингтон и объясниться с Кеннеди.
– Будучи поставлен перед фактом, Кеннеди не будет иметь альтернативы, и ему придется примириться с ракетами.
А уже 25–27 ноября Хрущев намеревался заехать в Гавану и подписать договор с Кастро.
– Скажите Фиделю, что другого выхода нет. Скажите ему, что сделаем все, чтобы обезопасить его, – поддержка вооруженных сил, ракеты и оборудование. Но и в случае, если Кастро не согласится принять «спецтехнику», мы поможем другими способами[775].
Сам Хрущев в мемуарах так описывал процесс принятия решения о развертывании войск на Кубе: «Разработка операции была поручена товарищу Малиновскому, к этому делу был допущен узкий круг людей. Подсчитали мы наши ресурсы и пришли к выводу, что можем послать туда ракеты с миллионным по мощности зарядом каждая. Дальность полета этих ракет была, по-моему, у большинства из них две тысячи километров, а 4 или 5 ракет могли лететь и четыре тысячи километров. Были выбраны точки размещения стартовых позиций; примерились, с какой точки могут быть поражены какие объекты. То есть была проведена проработка использования ракет в целях нанесения максимального урона противнику. Получалось грозное оружие, очень грозное! Но этого было мало.
Мы считали, что если уж ракеты ставить, то их следует охранять, защищать. Для этого нужна пехота. Поэтому решили послать туда также пехоту, что-то около нескольких тысяч человек. Кроме того, были необходимы зенитные средства. Потом решили, что нужны еще и танки, и артиллерия для защиты ракет в случае высадки врагом десанта. Мы решили направить туда зенитные ракеты класса “земля – воздух”, хорошие ракеты по тому времени. У нас имелись зенитные ракеты разных калибров и образцов. Первые из них уже устарели, и мы решили послать самые последние модели, которые были запущены в производство и поступали на вооружение Советской Армии.
Естественно, с этим оружием мы посылали туда и свой командный состав, и обслугу. Мы не могли привлекать кубинцев к этому делу потому, что они еще не были подготовлены к эксплуатации ракет…
Это было поручено работникам армейского и флотского тыла в Министерстве обороны и Министерстве морского флота. Они должны были обеспечить выполнение операции. Затем мы решили направить на Кубу нашу военную делегацию. Основная ее задача – проинформировать Фиделя о наших предложениях и заручиться его согласием. При наличии его согласия наши люди должны были осмотреть местность, выбрать точки для расположения ракет и изучить места расположения остальных войск…
Больше всего нас беспокоило, чтобы наша операция не была раньше времени раскрыта с воздуха. Американцы непрерывно летали над Кубой. А Кубу можно разведывать не только прямыми полетами, но и летать параллельно берегу над нейтральными водами, делая снимки почти всей территории острова… Разработали план: что надо сделать, чтобы не допустить преждевременного выявления с воздуха наших замыслов. Послали туда для переговоров маршала Советского Союза Бирюзова»[776].
Итак, 28 мая из Москвы вылетела советская партийно-правительственная делегация в составе кандидата в члены Президиума ЦК, Первого секретаря ЦК КП Узбекистана Рашидова, заместителя министра обороны и главкома РВСН Бирюзова, заместителя начальника Главного штаба ВВС, генерал-лейтенанта Сергея Федоровича Ушакова и сотрудника Главного Оперативного управления Генштаба генерал-майора Петра Алексеевича Агеева. Военные летели под вымышленными фамилиями, все-таки основной целью визита заявлялись вопросы мелиорации и сотрудничества в сфере сельского хозяйства. Вместе с ними вылетел и Алексеев[777].
Спецрейс самолета Ту-114 следовал через Конакри в Гвинее – в Гавану. В дальнейшем весь командный и высший офицерский состав, командированный на Кубу, использовал тот же маршрут и те же самолеты.
Кубинское руководство и посольство СССР в Гаване были предупреждены о прибытии делегации во главе с Рашидовым, но недоумевали по поводу цели визита. 29 мая в аэропорту у трапа встречали все еще посол Кудрявцев и министр иностранных дел Кубы Рауль Роа. Оба были крайне удивлены, когда вслед за Рашидовым и солидными людьми в штатском из самолета появился Алексеев – на него уже был запрошен агреман, но согласия еще не последовало. Кубинский министр поинтересовался:
– Алехандро, вы же агремана не получили. Зачем вы приехали?
Алексеев ответил:
– Надо было приехать.
Делегацию разместили в особняке, и Алексеев немедленно отправился разыскивать Рауля Кастро. Встретившись с ним, объяснил, что входивший в состав делегации «инженер Петров» – это маршал и Главнокомандующий Ракетными войсками Бирюзов. Ему необходимо срочно встретиться с Фиделем Кастро. Через 2–3 часа делегацию пригласили в здание правительства[778].
Кубинская сторона прочувствовала важность момента. «Впервые за восемь лет я видел, что кубинцы что-то записывают», – изумился Алексеев. Бирюзов по-военному разъяснил суть вопроса. Алексеев утверждал: «Мы были уверены в том, что Кастро не даст согласия». По его воспоминаниям, «Фидель на минуту задумался, а затем сказал, что если такое решение послужит делу мирового социализма и угнетенным народам в противоборстве с американским империализмом, то Куба пойдет на риск и готова взять на себя долю ответственности.
Я тогда свято верил Н. С. Хрущеву, что установка советских ракет на Кубе служит только делу спасения кубинской революции, но задним числом понял, как тогда понял и Фидель, что в планы Хрущева входило, прежде всего, обеспечение безопасности СССР и стран социалистического содружества, включая Кубу. И результатом было не только спасение кубинской революции, но и ликвидация американских ядерных баз в Турции, Италии и ФРГ.
К сожалению, мы тогда не предусмотрели никаких альтернативных вариантов в случае обнаружения американцами ракет до того, как они будут приведены в боевую готовность»