А вот какие воспоминания об этой встрече отложились у самого Фиделя (его рассказ 1999 года): «Они задавали мне вопросы. Мне задали следующий вопрос:
– Как вы думаете, что позволило бы избежать вторжения?
Я ответил – я был абсолютно уверен в этом:
– Заявление Советского Союза о том, что нападение на Кубу будет рассматриваться как нападение на Советский Союз.
– Да-да, но как сделать, чтобы это выглядело реально?
Тогда возникла идея о размещении ракет»[780].
Как бы то ни было, на первой встрече Фидель Кастро не дал прямого ответа. Он согласился, что существует очень высокая вероятность вооруженного нападения американцев на Кубу. Но окончательное решение Кастро обещал сообщить после обсуждения советских предложений с ближайшими соратниками[781].
Фидель 30 мая собрал руководителей страны. Здесь были Рауль Кастро, Блас Рока, Че Гевара, Освальдо Дортикос и Карлос Рафаэль Родригес. Фидель вспоминал: «Я доказал товарищам, что было бы противоречиво с нашей стороны ждать максимальной поддержки СССР и стран социалистического лагеря в случае атаки нашей страны Соединенными Штатами и отказываться от политического риска, когда они в нас нуждались. И с этической точки зрения эта проблема была единогласно решена собранием руководства.
Мы встретились с советскими представителями, которые нас ждали, и вот что мы им сказали дословно:
– Если СССР защитит Кубу от удара США и укрепит свои позиции и позиции социалистического лагеря, мы соглашаемся с установкой ядерных боеголовок со средним радиусом действия»[782].
При этом Кастро подчеркнул важность того, чтобы предложение Москвы не оскорбляло достоинства кубинцев. Он не хотел, чтобы кто-то думал, будто Куба не в состоянии сама защитить себя. Дальше разговор шел уже о деталях. В ходе переговоров Кастро сообщил о своем намерении отправить в Москву для выработки практических деталей соглашения своего брата Рауля[783].
Замысел Хрущева
Вопрос о том, какова была подлинная логика решения Хрущева отправить на Кубу ракеты с ядерным оружием, был в те годы и остается до настоящего времени предметом споров.
Млечин уверен, что целью Хрущева было «потешить свое самолюбие, показать американцам, что Советский Союз тоже может доставить им неприятности. СССР вынужден был жить в окружении военных баз США. Пусть теперь американцы лишатся привычного чувства безопасности и осознают, каково находиться под прицелом чужих ракет»[784].
Кокошин полагает, что «по замыслу советского руководства это были средства сдерживания в отношении представлявшегося тогда вполне возможным крупномасштабного американского вторжения на Кубу в целях свержения власти Фиделя Кастро, кубинской Коммунистической партии. С этой точки зрения поставляемые на Кубу советские ядерные боеприпасы и средства их доставки считались советским руководством “оборонительным оружием”»[785].
Авторы современной «Всемирной истории» под редакцией Александра Огановича Чубарьяна полагают, что «решение о размещении на Кубе советских ракетно-ядерных систем было обусловлено в первую очередь тем, что «с защитой Кубинской революции от интервенционистских планов США и с успехами социалистического строительства на острове Свободы советское руководство связывало престиж и лидерство СССР в мировом коммунистическом и национально-освободительном движениях, где в качестве основного советского соперника выступал Китай»[786].
Сергей Хрущев уверен, что стремление защитить Кубу от американской агрессии было единственным мотивом его отца, а военно-стратегические соображения не имели никакого значения. «Утверждение, что доставка советских ракет на Кубу происходила с целью сокращения разрыва с США в ядерных стратегических вооружениях, вообще не выдерживает никакой критики… Размещение ракетно-ядерных сил вблизи территории потенциального противника изначально нерационально. Ракеты несравненно труднее оборонять и много легче уничтожить в Турции и на Кубе, чем в Сибири или в штате Айдахо»[787]. Правда, из этой логики невозможно понять, почему в таком случае Кубу нельзя было защитить, не ставя ракеты на ее земле, а ограничившись арсеналом в Сибири.
Аллисон и Зеликов, напротив, выдвигают на первый план военно-политические мотивы, утверждая, что «именно относительная слабость стратегических ядерных сил Советского Союза в целом побудило советское руководство разместить ядерное оружие на Кубе дабы выправить стратегический баланс и таким образом сдержать американскую угрозу, например, применения ядерного оружия для защиты Берлина». Кроме того, считают эти авторитетные исследователи, Хрущев намеревался подорвать международный престиж США. «Столкнувшись с поставленными на боевое дежурство ракетами, Соединенные Штаты могли отреагировать нерешительно. Дипломатические протесты раструбили бы о слабости Вашингтона и никчемности угроз со стороны Кеннеди. Разоблачив колеблющуюся Америку, Советский Союз мог резко снизить доверие к обязательствам США по отношению к другим странам»[788].
Киссинджер рассматривал решение советского лидера исключительно в контексте Берлинского кризиса: «Очевидно, Хрущев рассчитывал, что если ему удастся эта авантюра, его позиции на возможных переговорах по Берлину будут подавляющими. По той же самой причине Кеннеди не мог допустить распространения советской стратегической мощи на Западное полушарие»[789].
Суворов (Резун) также полагал, что ракеты на Кубе размещались «для решения проблемы Берлина и Германии в целом. Замысел заключался в том, чтобы в сентябре и октябре 1962 года тайно развернуть мощную группировку советских войск на Кубе, перенасыщенную ядерными боеприпасами… А в Советском Союзе – и того больше! Если у вас, господа, такое соседство вызывает беспокойство, давайте меняться: вы выводите американские войска из Западной Германии (а заодно – британские и французские), мы выводим свои с Кубы»[790].
Историк Джон Гэддис сводил вопрос к личности Хрущева – революционного идеалиста, а в размещении ракет на Кубе видел «прежде всего попытку, сколь бы невозможной она ни казалась, распространить революцию на всю Латинскую Америку… Наилучшее объяснение в конце концов таково: Хрущев позволил своему идеологическому романтизму взять верх над какой-либо способностью к стратегическому анализу. Он был настолько эмоционально привержен революции Кастро, что рисковал ради нее своей собственной революцией, собственной страной, а может, и всем миром… Ленин и Сталин редко позволяли эмоциям определять их революционные приоритеты. Хрущев располагал гораздо более мощными средствами уничтожения, чем они, но его поведение было более безответственным. Он был как капризный ребенок, играющий с заряженным ружьем»[791].
Немало догадок о мотивах Хрущева прозвучало еще от ключевых фигур внешнеполитического блока администрации Кеннеди.
В одной из первых записок ЦРУ, вышедшей после того, как ракеты на Кубе были обнаружены, содержалось такое объяснение: «Решение советских лидеров развернуть баллистические ракеты на Кубе подтверждает их решимость сдерживать любое активное вмешательство со стороны США с целью свержения режима Кастро, которое они, очевидно, считают вероятным и неизбежным»[792].
Дин Раск утверждал: «Мы никогда не знали, почему Хрущев думал, будто он мог разместить ракеты на Кубе, не вызвав сильную американскую реакцию. Провал Кеннеди в Заливе Свиней, вероятно, дал Хрущеву основания думать, что молодой президент не сможет выстоять в суровом кризисе… Возможно, Хрущев поставил ракеты на Кубе, стремясь скорее добиться ядерного паритета с Соединенными Штатами. У нас в этот момент было превосходство в ракетах над русскими. Я полагаю, Хрущев думал не только о Кубе – возможно, и о Берлине тоже»[793].
Рациональными расчетами ядерного баланса и страха перед американским военным превосходством объяснял советские мотивы Макнамара: «Движимые страхом, они, возможно, стремились увеличить размеры своих сил сдерживания, переместив ракеты относительно короткого радиуса действия с советской земли на Кубу, тем самым увеличивая количество вооружений, угрожавших нашим берегам»[794].
Макджордж Банди в мемуарах, вышедших с 1988 году, замечал: «Большинство американских ученых сейчас думает, что Хрущевым больше всего двигала вера в то, что ракеты на Кубе предлагали ему средство одним махом изменить крайне неблагоприятный, по его мнению, стратегический ядерный баланс сил… Но он десятилетиями имел возможность неоднократно убеждаться, что соотношение сил является определяющим в международных вопросах, так что теперь ему приходилось рассматривать вероятность, что американцы могут попытаться использовать свою вновь обретенную мощь»[795].
Генерал Тейлор полагал, что Хрущев хотел «задешево увеличить количество американских целей для своего стратегического оружия». И советский лидер надеялся, что молодой американский президент это спокойно проглотит, как проглотил провал в Заливе Свиней или Берлинскую стену[796]