Но вопросы соблюдения правовых рамок советскую сторону, безусловно, беспокоили.
Следует заметить, что, размещая ракеты на Кубе, СССР не нарушал ни одной действовавшей тогда нормы международного права или свои международные обязательства. Ничто не запрещало поставлять вооружения другой стране или размещать в ней войска при наличии на то согласия этой страны. Вот рассуждения на этот счет Андрея Громыко: «Иногда в печати проскальзывает сообщение, будто Советский Союз, решив разместить на Кубе ядерные ракеты, нарушил какие-то обещания о неразмещении своего ядерного оружия на Кубе. Это выдумка. Никакого обещания он не давал и, следовательно, не нарушал… Когда в разговоре с государственным секретарем США Даллесом я ему сказал, что США втихую создают многие военные базы, особенно в районах, находящихся недалеко от границ Советского Союза, то он выразил по поводу этого представления даже удивление.
– Вопросы создания американских военных баз, – ответил он, – решают сами США, и только США, по своему усмотрению и по согласованию с теми соответствующими странами, на территории которых эти базы создаются»[808].
Но Советский Союз грубо нарушал американские понятия. Например, принципы доктрины Монро 1823 года, провозгласившей, что Америка принадлежит исключительно американцам. Или претензии США на собственную исключительность и право только самих США делать то, что они считали нужным, включая размещение ядерных ракет. «Что положено Юпитеру, не положено быку». И, конечно, совершенно неприемлемо всё, что способно создать угрозу безопасности самих США или проблемы президенту на следующих выборах. Американские понятия неизменны и незыблемы.
Хрущев, без сомнений, сильно рисковал нарваться на самый жесткий американский ответ. И не случайно, что вся операция проводилась в глубокой тайне. Круг посвященных был весьма ограничен: высшее партийное и государственное руководство, непосредственно привлеченные к ее планированию военные.
В число посвященных не входил даже начальник ГРУ генерал армии Серов[809]. А руководство КГБ? Семичастный признавался: «Решение о том, что советские ракеты с атомными боеголовками будут отправлены на Кубу, принимала очень небольшая группа людей. Вся операция была строго секретной. Я не был в нее посвящен и узнал об этом позже, причем не официальным путем, а через каналы военной контрразведки»[810].
Млечин имел возможность переговорить на эту тему с Семичастным, который рассказывал, что «об отправке ядерных боеголовок на Кубу он узнал от своего начальника разведки Александра Михайловича Сахаровского, и то когда это уже стало известно американцам.
– Разумеется, органы КГБ обеспечивали доставку на Кубу ракет и другого оружия. Но относительно ядерного оружия нас не поставили в известность…»[811].
Даже Трояновский, помощник Хрущева по внешнеполитическим вопроса долго не был информирован: «И хотя я был в курсе более или менее всех наших внешнеполитических дел, об этом намерении я узнал далеко не сразу. Помню, где-то в конце мая мне позвонил со Старой площади мой коллега В. С. Лебедев и сказал:
– Олег Александрович, если вы стоите, лучше вам сесть. – И после небольшой паузы добавил: – Обсуждается вопрос о размещении наших баллистических ракет на Кубе.
Я действительно был ошеломлен… К тому времени, когда мне позвонил Лебедев, эта идея уже получила одобрение членов Президиума ЦК… Для меня лично авантюризм с ракетами был очевиден с самого начала… Такого же мнения были и мои коллеги по секретариату Шуйский и Лебедев. Помню, Лебедев сказал тогда, что Никите Сергеевичу очень дорого это, пожалуй, самое серьезное в его жизни внешнеполитическое решение и отговаривать его бесполезно, он не отступит…
И все же я собрался с духом и. улучив момент, когда не было посторонних, высказал шефу свои доводы против размещения ракет. Этот договор, состоявшийся где-то в самом начале июня… Он выслушал мои доводы вполне спокойно и в ответ лишь сказал, что не видит, почему мы должны воздерживаться от действий, не идущих дальше тех, которые предпринимали сами американцы, окружив Советский Союз ядерным оружием фактически по всему периметру»[812].
Подготовка
В начале июня 1962 года в подготовку операции «Анадырь» неожиданно ворвались внутриполитические события.
Еще в начале 1962 года как результат хрущевских аграрных начинаний возник дефицит продуктов питания, в ряде регионов вводились карточки на продовольственные товары. Теперь же руководство страны пошло на повышение розничных цен на основные виды продовольствия, чтобы сгладить возникший дисбаланс потребительского рынка…
В последний день мая в центральных газетах опубликовали Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О повышении цен на мясомолочные продукты». Немедленно в Москве, Ленинграде, Киеве, Донецке, Днепропетровске и некоторых других городах спецслужбы стали обнаруживать и изымать первые листовки с призывами к свержению «антинародной советской власти».
Утром 1 июня в сталелитейном цехе Новочеркасского электровозостроительного завода им. С. М. Буденного было объявлено о снижении расценок за изготавливаемую продукцию на 30 %. Одновременно по радио передали о повышении цен на мясо на 30 % и на масло – на 25 %. Завод работал в три смены, в каждой по четыре тысячи рабочих.
Новочеркасск – столица донского казачества, люди смелые, гордые, твердые. После перерыва собрался стихийный митинг. Директор завода Борис Николаевич Курочкин не от большого ума заявил:
– Если вам не хватает денег на мясо, жрите ливерную колбасу.
Эта реплика в духе Марии-Антуанетты вызвала взрыв недовольства, став детонатором дальнейших событий. Нецензурная перепалка между директором и рабочими кончилась его бегством и бурным разрастанием конфликта[813].
Рабочие перекрыли проходившую рядом железнодорожную ветку. На остановленном паровозе написали: «Хрущева на мясо». Взревели гудки завода и паровоза. Подтянувшийся отряд из двухсот милиционеров был встречен камнями.
Местное руководство почувствовало, что дело серьезно и запросило помощь Москвы. В тот же день в Новочеркасск прилетели Козлов, Микоян, Кириленко, Шелепин, Полянский, Ильичев и зампред КГБ генерал-полковник Ивашутин. Вслед за ними приземлились два самолета с оперативниками КГБ, которые быстро смешались с толпой, выявляя зачинщиков.
«Прибыв в Новочеркасск и выяснив обстановку, я понял, что претензии рабочих были вполне справедливы и недовольство оправданно, – вспоминал Микоян. – Как раз вышло постановление о повышении цен на мясо и масло, а дурак директор одновременно повысил нормы, на недовольство рабочих реагировал по-хамски, не желая с ними даже разговаривать… Город оказался в руках бастующих»[814].
Ночью войскам при поддержке бронетехники удалось вытеснить протестовавших с территории завода. Выявленных организаторов арестовали.
Однако с утра вновь собралась толпа, двинувшаяся к зданию горкома партии. Мост через реку Тузла был блокирован танками, но люди пробрались вброд и перелезая через танки. Партийные руководители предпочли переместиться из горкома в военный городок.
«Толпа прорвала оцепление, прошла к центру города, ворвалась в здание горкома партии, разгромила помещение, и всех, кто в это время находился в здании, стали выбрасывать со второго этажа в окна на тротуар… Некоторые горячие головы напали на бронетранспортеры, выбросив оттуда экипажи, сели за рычаги управления, прорвали оцепление и двинулись к зданию милиции и КГБ, собирались, видимо, вызволять арестованных»[815], – сообщал Семичастный.
И здесь в людей стали стрелять.
Микоян, написавший мемуары, возлагал ответственность за расстрел на Козлова, который мемуаров оставить не успел: «Пока я ходил говорить с забастовщиками и выступал по радио, он названивал в Москву и сеял панику, требуя решения на применение оружия, и через Хрущева получил санкцию на это “в случае крайней необходимости”. “Крайность” определял, конечно, Козлов… Почему Хрущев разрешил применить оружие? Он был крайне напуган тем, что, как сообщил КГБ, забастовщики послали своих людей в соседние промышленные центры. Да еще Козлов сгущал краски»[816].
Семичастный уверял, что Хрущев не давал команды на применение оружия. «Когда и почему начали стрелять? Возможно, при осаде толпой здания милиции кто-то из милиционеров не выдержал и выстрелил. Началась пальба»[817].
Порядок восстановили войска Северо-Кавказского военного округа под командованием генерала Иссы Плиева. В результате, по официальным данным, 24 человека были убиты на месте и около 70 человек получили тяжелые огнестрельные ранения.
Потом уже будет суд. Семерых «зачинщиков» приговорят к смертной казни и расстреляют. 103 человека получат от 2 до 15 лет заключения с отбыванием в колонии строгого режима[818].
Полагаю, в это момент фигура Плиева всплыла в голове Хрущева в качестве возможного командующего нашими войсками на Кубе.
4 июня Малиновский утвердил календарный план подготовки операции «Анадырь». В нем был перечислены десятки оргмероприятий с указанием ответственных министерств и ведомств, включая Совет Министров СССР, штабы видов Вооруженных Сил, Главные и Центральные управления Министерства обороны.
Ответственность за исполнение плана была возложена на маршала Захарова и оперативную группу Генштаба, в которую включили генерал-полковника Иванова, генерал-лейтенанта М. И. Повалия, Грибкова, Елисеева, Котова. Де-факто подготовительную работу возглавил Иванов, обладавший, по словам Грибкова, «широким оперативным кругозором, настойчивостью и решительностью в выработке и принятии решений»