«Семен Павлович лично докладывал Президиуму ЦК КПСС и правительству по всем вопросам реализации плана. Вся техническая сторона дела переброски войск на Кубу была поручена опять же генералам и офицерам нашего Главного управления.
Правда, в связи с резким увеличением объема работы летом 1962 года приказом министра обороны в управлении был создан специальный отдел по операции “Анадырь”. В его состав вошли генералы и офицеры других управлений Генерального штаба, а также Главного управления кадров, центральных управлений – военных сообщений и финансового»[820].
На заседании Президиума ЦК 10 июня соседствовали два вопроса: «Информация т. Козлова о событиях в Новочеркасске» и «Информация т. Рашидова о поездке на Кубу».
По первому вопросу выступающими были Козлов, Микоян, Ильичев. Завершал Хрущев. Стенограмма скупа, но красноречива: «Хорошо провели акцию. Другого выхода у нас не было. Большинство поддерживает. Разгромит сектантские организации. Слабость нашей работы выявилась. Т. Басов (первый секретарь Ростовского обкома. – В. Н.) слабый оказался работник. Вывод сделать – улучшить нашу работу. Усилить работу орг [анов] КГБ. Тт. Шелепину, Семичастному и Ивашутину подготовить»[821].
По второму вопросу выступали Рашидов и Бирюзов. Важнейшим был доклад Бирюзова, который сообщил о согласии Кастро и о принципиальной возможности скрытного размещения на острове ракет. За этот доклад ему в воспоминаниях пеняли и Микоян, и Хрущев.
Микоян замечал: «Все решила поездка маршала Бирюзова в Гавану. Во-первых, Фидель Кастро, вопреки моим ожиданиям, согласился. Во-вторых, чтобы угодить Хрущеву, Бирюзов, видимо, не очень умный человек, сказал, что “местность позволяет скрыть все работы”, под пальмами, мол, их будет не видно. Я-то видел эти пальмы – под ними ракетную площадку никак не укроешь. Бирюзов заменил на посту командующего стратегическими Ракетными войсками погибшего в авиакатастрофе маршала Неделина, очень умного человека, прекрасного командующего, умеющего отстаивать свое мнение, трезво мыслящего. Тот, конечно, никогда такого бы не сказал»[822].
А вот Никита Сергеевич: «Итак, мы послали туда Бирюзова с соответствующим штатом штабных работников ракетных войск, чтобы они смогли оценить, как лучше расположить ракеты. Они приехали оттуда и доложили нам, что, по их мнению, размещение ракет можно скрыть. Тут проявились невысокие качества этих разведчиков: они наивно считали, что пальмы будут маскировать установку ракет. Дело в том, что мы имели в виду установку ракет только в наземном варианте. Чтобы сделать для них шахты и лучше замаскировать, а самое главное – повысить их устойчивость в боевом отношении, чтобы взрыв бомбы вблизи поставленной ракеты не разрушил бы ее, такого мы, конечно, и в мыслях не имели. Для этого требовалось большое время, а времени у нас не было. Поэтому решили провести работу в два этапа. Сначала поставить ракеты в наземном варианте. Это – простая вещь, потому что все оборудование уже было изготовлено. Надо было только перевезти ракеты и средства установки, а там их, буквально за несколько дней, можно будет поставить. Даже сами ракетные команды могли это сделать.
И вот привезли посланцы такие ободряющие впечатления, что тогда же мы приняли решение о реализации замысла»[823].
Завершал обсуждение, как всегда, Хрущев. Стенографическое изложение его слов: «Идти на решение вопроса. Думаю, что мы выиграем эту операцию. Т. Малиновскому готовить проект решения. Утвердить проект постановления. Тт. Косыгину, Устинову практически рассмотреть предложения»[824].
Текст постановления выглядел так: «П 35/I 10 июня 1962 г. Строго секретно. Решение – особая папка».[825] Что было в этой папке, мне точно не известно. Хотя, уверен, ничего такого, что не было бы известно из других источников или из последующих событий.
Это и было решающее и финальное решение о практическом начале операции «Анадырь».
Предложенное Малиновским решение выглядело так. На Кубе создавалась новая Группа советских войск (ГСВК) численностью 50 870 человек. В состав этой группы вошли 51-я сводная ракетная дивизия генерал-майора И. Д. Стаценко, на вооружении которой находились 24 баллистические ракеты – Р-12 с радиусом действия 2000 км и 16 ракет Р-14–4500 км, оснащенные ядерными боеголовками мощностью в 1 мегатонну. В резерве планировалось иметь еще половину от числа ракет каждого типа. Эти сорок ракет надо было снять с объектов на Украине и в европейской части РСФСР. В дополнение к ним направлялись 561-й и 584-й полки крылатых фронтовых ракет и 80 ракет со спецбоеприпасами для ФКР-1. Эти ракеты дальностью до 160 км с ядерными боеголовками от 5,6 до 12 килотонн предназначались для защиты побережья Кубы и района, прилегающего к базе Гуантанамо.
В ГСВК входили также четыре отдельных мотострелковых полка – 302-й, 314-й, 400-й и 496-й; 10-я зенитная и 11-я зенитно-ракетная дивизии ПВО, в составе последней было 12 ЗРК С-75 со 144 тактическими ракетами; 32-й гвардейский истребительный авиационный полк в составе 42 фронтовых истребителей МиГ-21; 134-я отдельная авиационная эскадрилья (11 самолетов); 437-й отдельный вертолетный полк в составе 33 вертолетов Ми-4.
Кроме того, предполагалось сформировать в морской акватории Кубы 5-й флот ВМФ под командованием вице-адмирала Георгия Семеновича Абашвили. В состав этого флота предполагалось включить 36 надводных и подводных кораблей, в том числе 2 крейсера – «Михаил Кутузов» и «Свердлов», 4 ракетных эсминца – «Гневный», «Бойкий», «Светлый» и «Справедливый», бригаду из 12 скоростных ракетных катеров проекта «Комар», 7 дизельных ракетных подлодок проекта 641, а также минно-торпедный авиационный полк в составе 33 бомбардировщиков Ил-28[826].
«Для Генерального штаба планирование такой операции не являлось каким-то новаторством, – замечал Грибков. – Любые военные действия в ходе войны планируются скрытно, с введением в заблуждение противника с применением целого ряда отвлекающих мероприятий… В штабах видов вооруженных сил и подчиненных им войск, предназначенных для переброски на Кубу, было известно, что они выделены для участия в стратегическом учении в северных районах Советского Союза.
Кодовое название “Анадырь” маскировало район действий, поэтому вся подготовка войск осуществлялась по плану этого учения».
Уже на следующий день – 11 июня – во исполнение решений Президиума ЦК Алексей Николаевич Косыгин собрал в своем кабинете руководство Вооруженных Сил, чтобы обсудить практические вопросы переброски войск на Кубу: сколько, чего, когда и как перевозить, какие для этого необходимо предпринять меры по обеспечению плана операции и скрытности всех мероприятий.
Ну, а 13 июня Малиновский направил директивы в Ракетные войска стратегического назначения, войска ПВО и в Сухопутные войска. В них излагались конкретные задачи для каждого вида Вооруженных Сил, определялся количественный состав специалистов, вооружения и боевой техники, сроки готовности к отправке, объемы материально-технического снабжения[827].
Хрущев 12 июня отправил письмо Фиделю Кастро: «Группа наших товарищей возвратилась из Кубы в Москву. Они подробно доложили о беседах с Вами… Мы обсудили их сообщения, и я должен Вам прямо сказать, что мы довольны результатами поездки наших товарищей к Вам… Осуществление этой договоренности будет означать дальнейшее укрепление победы кубинской революции и большой успех нашего общего дела». Хрущев выразил надежду, что в ближайшее время в Москву прибудет представитель, пользующийся полным доверием Кастро, для выработки проекта соглашения, которое должны подписать оба руководителя. Пока же, чтобы не терять времени, Москва предприняла «определенные практические шаги», в частности, «посылку в ближайшее время группы подобранных нами специалистов для проведения подготовительных работ». Хрущев просил на это согласия Кастро.
Письмо было доставлено Фиделю на следующий день советским военным представителем на Кубе генерал-майором Дементьевым. Ознакомившись с посланием, Кастро заявил:
– Очень хорошо. Мы согласны, чтобы советские специалисты быстро приехали для проведения подготовительных работ.
С еще большим энтузиазмом воспринял послание Рауль Кастро. «После прочтения письма Раулем Кастро последний обнял меня и поцеловал, выражая радость содержанием письма»[828], – сообщал Дементьев.
Оставшаяся часть июня прошла в подготовке к началу операции.
Создатели советской ракетной техники зафиксировали визит Хрущева в их конструкторское бюро и сборочные цеха в Днепропетровске (в официальной биохронике Хрущева он не отмечен): «В июне 1962 г. КБЮ и ЮМЗ посетил Н. С. Хрущев. Он познакомился с производством, вручил правительственные награды. На него большое впечатление произвел завод, цех сборки. Остался в памяти курьезный случай. М. К. Янгель попросил В. В. Грачева, который в это время находился на полигоне, прислать киноленту по пуску ракеты и обратил внимание на то, чтобы тот проверил все лично, ибо эта пленка будет показана Н. С. Хрущеву. На заседании М. К. Янгель сделал обстоятельный доклад, в завершение был намечен показ снятого пуска ракеты. Надо сказать, что в ту пору еще мало было таких показов. Вдруг мы все увидели, что на пленке кадры повернуты на 90 градусов и ракета из шахты выходит в горизонтальном направлении. Наступила глубокая тишина и Никита Сергеевич спросил Янгеля:
– Михаил Кузьмич, а что – надо лечь, чтобы увидеть нормальный пуск?