Делился своими ощущениями ставший заместителем командующего генерал Гарбуз: «Мы покидали стены исторического Кремля со сложным чувством и глубокими душевными переживаниями. Совещание длилось всего около сорока минут, но как много оно вместило в себя: военная защита кубинской революции; вероятный противник – могущественная Америка; совсем незнакомый театр военных действий; осторожность в выборе решения, чтобы успешно выполнить боевую задачу и не спровоцировать военного конфликта; удаленность от Родины, от основных военно-стратегических сил страны и многие другие военно-профессиональные вопросы. Но настрой был боевой. Ведь поручалось историческое задание от имени Родины, в интересах мира и безопасности свободолюбивого народа, попавшего в беду. Все мы к этому времени прошли немалую школу армейской жизни, испытали горечь неудач и радость побед, являлись участниками Великой Отечественной войны. Без преувеличения можно сказать: патриотизм и воинский долг глушили все другие негативные чувства»[838].
Назначение Плиева командующим ГСВК вызвало различные эмоции. Язов, тогда командовавший полком, был в восторге: «Исса Александрович Плиев жил так, как будто ему вовсе не придется умирать. Но главное его достоинство – он никогда не уверял других в том, во что сам не верил. Он часто любил повторять: “Военная присяга – это узы, а не узда”»[839].
Посол Алексеев был осторожен в оценке выбора Хрущева: «Назначение командующим волевого генерала от кавалерии, а не специалиста-ракетчика, по мысли Хрущева, должно было подчеркнуть, что Советский Союз не собирается применять на Кубе ядерное оружие, а лишь использует его как средство устрашения. Но в случае агрессии такой командующий, по его мнению, решительно защищал бы Кубу, используя традиционные боевые средства»[840].
Но вот Грибков не скрывал свое разочарование от кандидатуры Плиева: «Скажу прямо, при всех заслугах И. А. Плиева его назначение командующим Группой войск на Кубе не было хорошо продуманным. И дело не в сетовании ракетчиков на то, что командующий якобы иногда называл “дивизион” “эскадроном”, а в том, что Плиев не обладал качествами дипломата, так необходимыми в тех сложных условиях, в которых оказалась Группа войск, особенно при установлении тесного и постоянного контакта с Фиделем Кастро»[841].
При вылете на Кубу Плиева заставили взять псевдоним – «Павлов», – что его сильно оскорбило. Язов вспоминал: «Исса Александрович ходил по высоким инстанциям и все сокрушался:
– Дали особистам волю, отблагодарили: генералу всучили псевдоним. Даже в драматические для Отечества дни я не прятался за псевдонимом. Вы что, спутали меня с деятелем культуры?[842]
Грибков подтверждал: «Перед вылетом на Кубу Иссе Александровичу выписали паспорт на имя Павлова Ивана Александровича, что привело его в недоумение. Резко возражал он и против того, чтобы оставить свое удостоверение личности в Генштабе. Стоило немалого труда убедить его отныне работать и жить под псевдонимом»[843].
Но сопротивляться было уже поздно. 10 июля передовая рекогносцировочная группа генералов и офицеров во главе с Плиевым вылетела из аэропорта «Внуково» в 2.17 ночи на самолете Ту-114, рейсом, который был объявлен первым техническим полетом по новому регулярному маршруту «Аэрофлота» Москва – Конакри – Гавана.[844]
Между тем подготовка войск к отправке закончилась, и Хрущеву было доложено о готовности Министерства обороны к реализации плана «Анадырь»: «Все войска, предусмотренные по перечню боевого состава, отобраны, укомплектованы и готовы к отправке. Произведено планирование всех мероприятий по доставке советских войск на остров Куба в течение четырех месяцев (июль, август, сентябрь, октябрь). Первым днем погрузки назначить 12 июля 1962 года»[845].
Впрочем, вопрос о направлении на Кубу советников и по вполне мирным проблемам не снимался с повестки дня. 12 июля Президиум ЦК рассматривал вопрос «О командировании на Кубу специалистов по экономическим вопросам» с докладами Хрущева, Микояна и Суслова и решением: «Дать группу экономических советников, которые не подчинялись бы послу, взять из Ср[едней] Азии… Пригласить их в ЦК поговорить. Возмутительно – дали трактор кубинцам, не даем сельскохозяйственные машины. Включить и других советников и тех, кто были – вернуть как организаторов. Пять кораблей послали. Может быть, сотню-две послать лучших кораблей для ловли рыбы. Тт. Микояну, Рашидову, Шелепину подготовить»[846].
16 июля вылетел основной состав передовой рекогносцировочной группы самолетом Ил-18 по маршруту аэропорт Шереметьево – Канада – Гавана. Они направлялась под видом специалистов сельского хозяйства, инженеров и техников по ирригации и мелиорации как бы для продолжения работы, начатой Рашидовым. В аэропорту Гаваны самолет приземлился 18 июля в 22.30 местного времени. Передовая рекогносцировочная группа должна была в течение 10–12 дней подготовиться к встрече прибывающих на Кубу войск и боевой техники[847].
Через океан
Итоговый документ – «План подготовки и проведения мероприятия «Анадырь» – был подписан начальником Генерального штаба и начальником Главного оперативного управления Генштаба и утвержден министром обороны. Этим планом определялись цель операции, состав войск, порядок их подготовки, организация погрузки и особенно обеспечение скрытности и сохранения в тайне самой переброски, а также план оперативной маскировки, разработанный совместно с представителями КГБ и Министерством иностранных дел. Сама операция была легендирована под стратегические учения с перебазированием войск и военной техники морем в различные районы Советского Союза[848].
Анадырь – река на Чукотке. Оттуда советские бомбардировщики могли достать территорию США, прежде всего – Аляску. Разработчики операции прикрытия стремились создать впечатление, что речь шла о Сибири. Военнослужащим, медсестрам и инженерам, привлеченным к экспедиции на Кубу, говорили, что они направляются на учения в район с холодным климатом. По советским железным дорогам к портам погрузки шли целые вагоны овчинных полушубков, валенок и меховых шапок.[849] Впрочем, сложно было отвечать на вопрос командируемых: «Если это просто учения, зачем тогда отбирают партийные и комсомольские билеты, удостоверения личности?».
Главная на первом этапе проблема состояла в том, каким образом перевезти на Кубу всю эту уйму грузов и людей. Решать её пришлось министру морского транспорта Виктору Георгиевичу Бакаеву. Он оставил воспоминания: «11 июня 1962 года в 17.00 меня вызвали в Кремль к заместителю Председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгину. В кабинете, куда меня пригласили, находились Л. И. Брежнев и генерал-полковник Иванов С. П. – начальник Главного оперативного управления Генерального штаба ВС СССР. Мне сообщили, что предстоит крупная военная операция по переброске военнослужащих и техники на Кубу, которая потребует обеспечения судами морского флота. А. Н. Косыгин заявил, что С. П. Иванов даст необходимые исходные данные об объемах и сроках перевозок войск морем. План перевозок предстоит доложить в ЦК КПСС к 15 июня. При этом я был предупрежден, что к разработке плана операции в полном объеме можно будет привлечь только одного сотрудника Министерства морского флота.
Таким сотрудником стал заместитель начальника Главфлота Е. В. Карамзин. Возвратившись из Кремля, я позвонил Р. Я. Малиновскому и спросил его о деталях предстоящей операции. Министр обороны СССР посоветовал связаться с С. П. Ивановым и И. X. Баграмяном, которые отвечали за разработку плана операции.
С Ивановым С. П. мы договорились о первом этапе подготовительной работы. В дальнейшем Е. В. Карамзин совместно с генерал-лейтенантом Грибковым А. И. и генерал-полковником Повалием М. И. (заместителем начальника ГОУ ГШ ВС СССР) уточнили объемы, характер и сроки перевозок морем грузов.
На следующий день, 12 июня 1962 года, в Министерстве морского флота изучили оперативную обстановку на морских трассах к Кубе и установили: в пути на Кубу находились восемь сухогрузов с мукой, зерном, лесом и серой, семь танкеров с нефтепродуктами и аммиаком; в кубинских портах стояли под разгрузкой пятнадцать судов, на три транспорта грузили сахар; на пути в советские порты двигались шестнадцать транспортов. Однако значительная часть транспортных судов оставалась в морских портах Советского Союза.
По данным Генерального штаба ВС СССР, Министерству морского флота предстояло перевезти морем 230 тысяч тонн грузов и 40 тысяч пассажиров в периоде с 15 июля по 15 ноября 1962 года. Это можно было выполнить 70-ю крупнотоннажными судами за 115–120 рейсов. По мере готовности грузов и пассажиров доставка их в кубинские порты могла быть осуществлена первой группой судов в период 1–5 августа 1962 года. Об этом и было доложено А. Н. Косыгину. В последующем эти планы уточнялись и корректировались. Морские суда в этот период сосредоточивались в портах погрузки и дооборудовались»[850].
Грибков описывал алгоритм работы с Карамзиным, который сказал:
– Сделаем так. Здесь у меня планы всех судов тех классов, которые будут поданы вам под погрузку войск и техники. Вы будете называть количество людей и военной техники с указанием ее габаритов, а я буду их “размещать” на судах. Скажу, где и что ставить, сколько ставить, куда поместим ваших воинов со всем их добром и т. д.