Страсти разгорелись вокруг ядерных зарядов. Само их наличие на судах, которые можно остановить, захватить, интернировать, противоречило принятым в стране требованиям обеспечения секретности и сохранности…[868]
«Они шли не вместе с ракетами, потому что атомные заряды, как заявили нам атомщики, нуждаются в особых условиях транспортировки. Мы их отправили на последнем этапе операции… Мы даже думали сопровождать корабли, перевозящие атомные заряды, подводными лодками, но все же в конце концов от этого отказались: посчитали, что корабли пойдут под нашим флагом, а этот флаг гарантирует их неприкосновенность. Действительно, такую неприкосновенность американцы соблюдали все время»[869].
В середине июля, похоже, 12-го, сухогруз «Мария Ульянова» снялся со швартовых в Мурманске. Он был первым из тех 85 транспортных и грузовых судов, которым предстояло пересечь океан с военными грузами. Операция началась. Потянулся караван грузовых и транспортных судов.
Полку Язова повезло. Он пересекали океан на пассажирском пароходе «Победа». «Генерал-полковник, два полковника и я поднялись в капитанскую каюту. Капитан представился: “Иван Михайлович Письменный”. Ему показали телеграмму, подписанную министром гражданского торгового флота и министром обороны.
Генерал вручил два пакета:
– Первый откроете после прохода проливов, второй… Впрочем, об этом узнаете из первого пакета.
Пригласили в каюту офицера КГБ, и в его присутствии в сейф капитана положили пакеты, опечатав их тремя печатями.
– Все ясно, – сказали мы…
– На корабле у нас строгий порядок. Прошу вас предупредить пассажиров, что мы не “вольные птицы”, нас может проверить международная санитарная инспекция, мы подчиняемся международным правилам судоходства. В машинное отделение, на капитанский мостик никто не имеет права заходить. И учтите: обычно мы возим 330 человек, а вас в несколько раз больше! Поэтому прошу дать соответствующие указания.
Я собрал командиров всех частей и подразделений, пригласил первого помощника капитана, директора ресторана, и мы вместе решили все бытовые вопросы, определили, в какое время и какое количество “аграриев” может быть на прогулке. Категорически запрещалось что-либо выбрасывать за борт корабля, особенно газеты и пачки от сигарет. Мы должны были играть роль туристов, совершающих круиз»[870].
На этапе погрузки никто из капитанов не знал, куда направлялся его корабль. Когда корабль снимался со швартовых и отваливал от причальной стенки, он отходил на 500 м и останавливался. После этого к борту судна подходил катер, с которого на палубу поднимался офицер штаба флота и вручал капитану три пакета под номерами 1, 2, 3. На первом пакете была надпись: «Вскрыть после оставления территориальных вод СССР». На двух других надписей не было. Прочитав надпись на первом пакете, капитан отдавал команду: «Полный вперед!». Если судно выходило, скажем, из черноморского порта, после прохождения 12-мильной зоны внутренних вод капитан под присмотром представителя спецслужб вскрывал первый пакет и читал: «Пройдите Босфор и Дарданеллы, откройте пакет № 2». В последнем значилось: «Пройдите Гибралтар, откройте пакет № 3». И только в нем указывался пункт назначения – Куба[871].
Проходя через Босфор, наши моряки принципиально не пользовались услугами турецких лоцманов. Им на веревках спускались заранее приготовленные подарки, и капитаны получали «добро» на проход[872].
Инструкция предписывала капитанам предпринять все возможные меры, чтобы увести корабль при попытке его атаковать или высадиться на борт. Если не получится, то нужно было «уничтожить всю документацию, содержащую государственную и военную тайну», а при попытке захвата судна и его груза вместе с находившимися на борту военными «принять меры, чтобы обеспечить безопасность людей»[873].
Грибков утверждал: «В американской и отечественной печати прошли публикации о том, что все корабли, которые перевозили ракеты Р-12 и Р-14, были подготовлены к затоплению. Эта информация неправильная…
Существовала специальная инструкция для капитанов кораблей “Индигирка” и “Александровск”, которые шли из Североморска и везли ядерные боеприпасы, о действиях в чрезвычайных ситуациях. Эти два корабля действительно было подготовлены к затоплению. Корабли были оснащены башнями со спаренными 23-мм автоматическими пушками для самообороны. В документе говорилось, что в случае невозможности отбиться или явной угрозы захвата корабля, его командиру разрешалось затопить корабль. При этом оговаривалось, что команды кораблей перед затоплением должны быть эвакуированы на штатных и подручных плавсредствах. Те же инструкции действовали и на период вывоза ядерного оружия с территории Кубы»[874].
Хотя, как и предполагали в Москве, американцы не проявили особого интереса к первым судам, совершавшим переход. Осуществлялась якобы программа гуманитарной и экономической помощи Кубе[875].
Прямой связи ни с Кубой, ни с судами в море Генеральный штаб не имел. Ее имел Морфлот, именно он поставлял каждое утро сводки о прохождении судов, которые в 9.00 докладывали министру обороны[876].
Путешествие по морю личного состава было испытанием непростым. Многие участники морского перехода сочли его ужасным, но воспоминания других были весьма и весьма позитивными.
Различие в восприятии путешествия во многом зависело от того, каким образом людей везли – в твиндеках грузовых кораблей с военным оборудованием, либо на пассажирских лайнерах, пусть и переполненных. Или просто от того, как люди воспринимали реальность.
Испытания таили в себе и океан, и тропики, и строжайшая скрытность.
Остро стояла проблема размещения личного состава на корабле. Твиндеки набивались людьми, как бочки селедкой. Почти месяц солдатам, сержантам, офицерам пришлось жить в раскаленной солнцем полузакупоренной стальной коробке. Люки твиндеков покрывались брезентовыми чехлами, воздух тогда подавался только по вентиляционным устройствам.
Условия в твиндеках были далеко не самые комфортные, температура воздуха, особенно при приближении к Кубе, достигала +50 °C. На свежий воздух из грузовых отсеков выпускали в ночное время по 20–25 человек.
Питались два раза в сутки и только в темное время.
Экономили пресную воду. У питьевых бачков и кранов вывешивали листовки: «Товарищ солдат! Если захочешь пить, то делай не более трех-пяти глотков. Чтобы благополучно дойти до места, нам крайне необходимо экономить воду для приготовления пищи. Ни одной капли лишнего расхода воды!»[877] С выходом в Атлантический океан начало штормить. Морская болезнь свалила очень многих солдат и офицеров.
На некоторых кораблях даже устанавливалась очередность посещения уборных.
При подходе к Багамским островам, когда начались облеты морских транспортов самолетами американских ВВС и сопровождение кораблями США, выход личного состава на палубу вообще запрещался.
Не каждому был под силу этот долгий путь. В справках-докладах министру обороны стали появляться сообщения о болезнях и даже смерти военнослужащих во время перехода. Хоронили по морскому обычаю: зашивали в брезент и опускали в море[878].
Однако, несмотря ни на что, повседневная жизнь на кораблях шла своим ходом: проводились занятия, беседы и учебные тревоги, демонстрировались лучшие советские кинофильмы и даже организовывались концерты художественной самодеятельности.
Воспоминания ракетчика Комиссарова: «Если на суше солдат всегда чем-то занят и время идет быстро и незаметно, то на корабле каюта, ресторан, столовая, прогулка по палубе, отдых, и все сначала. При встречах на палубах, в беседах – никаких званий. Да и какие звания, когда на плечах нет погон и не надо стоять по стойке “смирно” и говорить “Здравия желаю, товарищ полковник”»[879].
Фрагмент из воспоминаний полковника А. Ф. Шорохова, который исполнял обязанность начальника эшелона на судне «Хабаровск»: «20 августа. Приближаемся к Азорским островам. Штормит. Качка сильная. Морская болезнь свалила всех наших солдат и офицеров. Ночью предприимчивые воины вскрыли две бочки с солеными огурцами. Огурцы облегчили страдания людей от качки. Старшему врачу полка майору А. И. Жирнову вместе с судовым врачом пришлось оперировать сержанта – приступ острого аппендицита.
…Идем десятые сутки. Кругом океан. Жара. Раздеваемся до трусов. Ночью все ищут укромное местечко на палубах. Днем американские самолеты делают облет нашего сухогруза. Какой-то военный корабль увязался за нами и требует досмотра. Мы только слушаем, но в эфир не выходим. Утром мы просыпаемся от гула самолета. Американский истребитель пронесся над теплоходом, чуть ли не цепляясь за палубные надстройки и мачты. Виден берег Кубы»[880].
А вот описание, который оставил рядовой Аушев из Ингушетии, привыкший к жаркой погоде и впервые, как и подавляющее число военнослужащих, прикоснувшийся к настоящей экзотике: «Все как-то было эффектно, живописно и запоминающе. Я воочию любовался всем, что творилось за бортом. Я впервые видел живых акул, которые носились за кораблем, и многие другие неведомые до сих пор диковинки. А в воздухе за кораблем постоянно сопровождали нас галдящие чайки. А как незабываемы лунные ночи над океаном! Небо густо усыпано яркими звездами на кромешном черном фоне Вселенной. Не менее впечатляюще заходящее солнце при совершенно безоблачном небе. Поразительны и утренние восходы, когда, казалось, просыпается ото сна и сам океан. У меня не хватает слов описать все, что видел.