Очень редко трюмы открывались и в дневное время, но в обоих случаях при приближении встречного иностранного корабля или когда пролетал самолет, трюмы немедленно закрывались. По ночам трюмы открывали, и было такое ощущение, что ты лежишь под открытым небом под вселенской красотой. Казалось, как будто небо опускалось к нам так близко, что – протяни руку и достанешь звезду… Красота была неописуемая, и сейчас, вспоминая, не верится, что это было со мной.
Сравнивая быт, созданный руководством корабля и руководством военного эшелона для нас, солдат, которые находились в трюме, все дни путешествия не так уж было и плохо. Не так жарко было и на океане, вода все-таки положительно влияла на погоду. Мы считали, что и с погодой было нормально. После изнурительных тренировок на военных учениях мы просто отдыхали»[881].
У Язова воспоминания о плавании тоже были скорее позитивными. Если бы не качка.
«…“Победа” подходила к проливам. Предрассветная мгла улетучилась, первые лучи солнца осветили острова слева по курсу корабля. Ясно просматривался город, набережная, зеленели островерхие кирхи. Это явился нашим взорам Копенгаген. Старпом на карте-схеме показывал: “Видите русалку?” Справа от нас остался Гетеборг. В сторону моря со свистом на форсаже взлетали реактивные самолеты, проходили учебные полеты. Но вот проливы остались позади, и мы вышли в Северное море…
Пригласил капитана госбезопасности Е. П. Топорова. Вместе пошли к капитану вскрывать пакет. Вскрыли. В пакете оказалась “Историческая справка о Кубе” и указание распечатать второй пакет после прохода через Ла-Манш. Все стало ясно: идем на Кубу!
Иван Михайлович заметил, что в следующем пакете будет указан пункт назначения. Я собрал командиров частей и определил очередность изучения “исторической справки”. Справка объемом 28 страниц машинописного текста содержала краткий политико-экономический обзор стран Латинской Америки…
…Неприветливо нас встретило Северное море. Ветер с каждым часом усиливался, непроницаемая мглистая муть окутала все вокруг, корабль раскачивало, в бушующем море за гребнем волны следовала впадина, и нашу “Победу” бросало то на гребень, то в яму…
Палубы опустели. Шикарные “путешественницы” и их кавалеры разбрелись по каютам, матросы укрепляли шлюпки, спасательные плотики. Еще вчера выходили на палубы в порядке строгой очереди, сейчас же ни одной души, морская болезнь сковала движение. Врач предлагал “туристам” валидол, но Иван Михайлович посоветовал выдать всему личному составу воблу и сухари…
Море бушевало, штурман объявил: “Шторм 12 баллов”. Для многих из нас, пехотинцев, связистов, врачей, сестер, не особенно было ясно, что такое 10 или 12 баллов, мы только видели величественно-грозные гребни волн, падающий в пропасть корабль. Все скрежетало и свистело, кружилась голова, и выхода не было. Дано одно – выжить!..
Пока нас штормило в Бискайском заливе, вскрыли второй секретный пакет. “Следовать в порт Никаро”, – прочитали мы в ориентировке. Разложили с Иваном Михайловичем карту и, не сговариваясь, начали искать порт Никаро на Острове свободы.
– Нашел! – воскликнул капитан. – Поздравляю вас с кубинской пропиской! Порт Никаро расположен в бухте Нипе провинции Ориенте в восточной части Кубы. Ананасный рай!..
Шторм продолжался. Врач доложил, что “аграрии” уже не встают. Кое-кого уже подкармливают через капельницу.
Когда изучили справку об экономике Кубы, наступила очередь изучать испанский язык. Спустя час, как я разрешил познакомиться с разговорником, ко мне пришла делегация “аграриев” из Молдавии. Они утверждали, что в корневой основе испанского и молдавского языков много общего…
На шестнадцатые сутки на рассвете в бинокль мы увидели восточную часть острова Куба. Подходили все ближе и ближе, и вот уже в приборы просматривается бухта Нипе. Было видно, как бились о берег волны и зеленели вдали стройные пальмы».
Язов сел за письмо домой: «10.9.62 года – прибыли. Мороз нас встретил, дошли все благополучно. Жара. Письма будете получать после ноябрьских праздников. Все в порядке. Крепко целую. Ваш папа»[882].
Наши на Кубе
Доставить грузы и войска на Кубу оказалось только половиной дела. Все еще надо было разгрузить, разместить, обустроить, поставить на боевое дежурство.
Прибытие транспортов с войсками и техникой началось 26 июля. Первым в порт Гаваны прибыл теплоход «Мария Ульянова», а с 27 по 31 июля – еще девять судов.
Их встречу, организацию разгрузки и размещения войск в местах дислокации проводили офицеры передовой оперативной группы. 29 июля на теплоходе «Латвия» прибыл основной состав управления Группы войск, который и взял на себя основное бремя по организации встречи и сосредоточению прибывающих войск.
Кубинские порты не были приспособлены для приема тяжелой техники. Выгрузка грузов в основном производилась судовыми механизмами, только в нескольких портах – Гавана, Мариэль, Касильда – были плавучие и береговые краны. Техника и грузы, которые можно было выдать за народно-хозяйственные, разгружались круглосуточно, а танки, ракетная и специальная техника – только в ночное время. Одно судно разгружалось 2–4 суток[883]. «Разгрузка проходила медленно, пирс был очень узкий, крановое хозяйство отсутствовало, разгрузку проводили корабельными кранами, – вспоминал Язов. – На пирс нельзя было загнать более пяти машин, поэтому разгружались почти всю ночь»[884].
Существенные проблемы, а для кого-то и основание для радостного настроения, создавали непривычные погодно-климатические условия. «Расположение войск в лесах в условиях Кубы было связано с многочисленными осложнениями, – писал Грибков. – Лесные массивы здесь небольшие, как правило, состоящие из редких пальмовых рощ или сплошных зарослей кустарника, в которых нет свободного движения воздуха, а в результате нестерпимая духота и зной. Повышенная влажность воздуха отрицательно сказывалась на содержании, сбережении техники и физическом состоянии личного состава»[885]. До 15 часов – жаркое солнце, а в 16 как по заказу – дождь. Душно, высокая влажность.
Военнослужащие жили в военных городках и лагерях. Охрана была организована по двойному периметру. На внутреннем периметре – советские посты, по внешнему – кубинские[886].
Жилой городок советских войск состоял, как правило, из палаток и машин с металлическими фургонами. Ни те ни другие на тропический климат не были рассчитаны. К утру палатки покрывались зеленой плесенью. Еще хуже обстояло дело с фургонами. Они накалялись за день так, что и ночью находиться в них было невозможно. С наступлением темноты набрасывалась мошкара, не дававшая спать[887].
Как обращаться с непривычной окружающей флорой и фауной, солдаты и офицеры поначалу представления не имели.
Весьма нетривиальные задачи выпали на долю тыловых служб. Сложности возникали с питьевой водой, хранением запасов продуктов питания, обустройством быта, организацией питания, медико-санитарным обслуживанием.
Хранить продукты на открытом воздухе было немыслимо: консервные банки немедленно вздувались, мука, крупы и макароны слипалась, хлеб и квашеная капуста зацветали плесенью. Но солдатская смекалка и советы опытного местного населения помогли наладить сносный быт и питание[888].
Язов рассказывал: «В районе дислокации полка не было никаких навесов. Все складировали под открытым небом. Стояли только палатки для личного состава. В этих палатках при тропической жаре, повышенной влажности бактерии размножались в идеальных условиях. Уже через несколько дней консервы начинали вздуваться, “бомбажить”…
Сопровождающий нас кубинец показал ядовитые деревья. Гуава с небольшими листьями, лимоны ярко-зеленого цвета. Капли с листьев этого дерева, попадая на кожу, вызывают незаживающие язвы. Чем ближе подъезжали к лагерю, тем больше было ядовитых деревьев…
Приходилось читать в романах, что туземцы некоторых племен на островах ядовитыми стрелами отражали нападение противника. Мы же оказались беззащитными от этих “даров природы”, уже заболело несколько десятков человек. Какова причина? Некомпетентность. Расчищая для палаток место, вырубали деревья, последние использовали и для нар. Вот этот “строительный материал” и был причиной тяжких заболеваний…
Уже на другой день мы начали перевозить муку, сахар, масло, консервы и крупы, весь годовой запас продовольствия. Приехал и армейский врач из Сантьяго-де-Куба, он прописал лечением хлористым кальцием.
Иван Павлов (Плиев. – В.Н.) прилетел на аэродром в Ольгин без предупреждения. Стояла жара, и Павлов предложил стол с картой провинции Ориенте и нашей дислокацией вынести на воздух. Когда вышли из палатки, он увидел солдат в трусах, они прокладывали переднюю линейку. Это генерала вывело из равновесия. Он начал ругаться:
– Вы что – князь? Почему люди одеты не по форме?
Павлов был человек крутого нрава, но справедливый…
А когда я доложил Павлову о больных дизентерией, генерал приказал быстро уходить из этого района. Он посоветовал найти более высокое место, продуваемое ветрами»[889].
Многим везло, и их лагерь оказывался недалеко от морского побережья. «Купание в море – это сказка. Чистейшая бирюзовая, теплая вода (температура воды +26 – +28 градусов), прекрасно оборудованные пляжи. Для каждого шкафчик-раздевалка, бары, кафетерии. Городской пляж опоясан бетонным барьером с большими окнами для перелива морской воды. Это сделано для страховки от акул, которых водится большое количество в водах Мексиканского залива», – вспоминал командир ракет