Текст заявления президента был готов к шести вечера, и озвучить его поручили пресс-секретарю Пьеру Сэлинджеру, совсем недавно катавшемуся на катере по Москве-реке в компании Хрущева. Оно было слишком мягким, чтобы понравиться Роберту Кеннеди или Маккоуну, но достаточно жестким, чтобы привлечь внимание Хрущева. Впрочем, это было послание не только советскому лидеру, но и внутренним критикам администрации.
– В последние четыре дня из разных источников в правительство США поступала информация, которая без сомнения свидетельствует, что русские предоставили кубинскому правительству целый ряд противовоздушных оборонительных ракет с радиусом действия 25 миль, подобных первым моделям наших ракет «Найк», – читал Сэлинджер. – Белый дом заверяет американский народ, что администрация держит этот вопрос под контролем и будет продолжать знакомить общественность с новой информацией немедленно по мере ее поступления и после тщательной проверки.
Нет доказательств, что на Кубе присутствуют какие-либо организованные боевые формирования из какой-либо страны советского блока. Нет данных ни о военных базах, предоставленных России, ни о нарушении договора 1934 года относительно Гуантанамо, ни о наличии наступательных ракет класса «земля – земля», ни о другом существенном наступательном потенциале, который находился бы у кубинцев или в ведении советских специалистов либо под их управлением. В противном случае возникли бы самые серьезные последствия[970].
В завершении содержалось обращение Кеннеди непосредственно к Хрущеву:
– Самые серьезные проблемы возникнут, если будут обнаружены доказательства присутствия на Кубе советских боевых формирований, советских военных баз на острове, нарушения американо-кубинского договора 1934 года, гарантирующего американский контроль над Гуантанамо; наличие наступательных ракет класса «земля-земля», а также другого существенного наступательного потенциала… Если когда-либо коммунистическое наращивание вооружения станет подрывать нашу безопасность или любым образом влиять на нее, или если Куба когда-либо превратится в значимую наступательную военную базу для Советского Союза, тогда эта страна сделает все, что нужно сделать, чтобы защитить свою безопасность и безопасность союзников[971].
Соренсен замечал, что предупреждения президента Кеннеди «проводили линию как раз там, где, как он полагал, Советов не было и никогда не будет. Эти предупреждения в сентябре и в начале октября были на самом деле предупреждениями о событиях, которых администрация как целое не ожидала»[972].
Москва же восприняла заявление Кеннеди как довольно жесткий ультиматум. Вот оценка Громыко: «4 сентября 1962 года президент выступил с заявлением, в котором пытался поставить под сомнение законность оборонительных мероприятий, осуществлявшихся народной Кубой, и выдвинул жесткие условия в отношении того, что, по мнению правительства США, может и чего не может предпринимать правительство Кубы для укрепления обороноспособности своей страны. В этом заявлении содержались прямые угрозы по адресу Кубы в случае невыполнения ею американских требований»[973].
Заявление Кеннеди было доложено Хрущеву 5 сентября, когда он все еще находился в Пицунде[974]. Предупреждение было недвусмысленное: американцы что-то пронюхали и грозят жестким ответом. На тот момент никакого стратегического ядерного оружия на Кубе еще не было. Ракетчики приступили к работе на острове, но первые суда с частью ракет были еще в море, а ядерные боезаряды пока даже не покидали свои хранилища – их не планировали загружать на корабли до начала октября.
Хрущев должен был принять одно из самых важных решений в своей жизни. Как и в жизни страны и человечества. Продолжать доставку ракет и ядерных боеголовок на Кубу, рискуя вызвать острейший военно-политический кризис; или остановить их, ограничившись уже направленными туда войсками и вооружениями? Советский лидер взял паузу, которая окажется весьма короткой.
Хрущев выразил желание 6 сентября встретиться с министром внутренних дел США Стюартом Юдаллом, который совершал ознакомительную поездку по советским гидроэлектростанциям. Юдалл был удивлен неожиданным приглашением в Пицунду, а по приезде быстро понял, что Хрущев хотел выяснить его мнение по вопросу о том, насколько президент Кеннеди контролирует ситуацию.
Хрущев – не в первый раз – заметил, что, по его мнению, Кеннеди проявляет слабость и нерешительность.
– Как президент, он обладает пониманием, но ему не хватает мужества, – утверждал Хрущев, критикуя американскую политику по Берлину. – Если мы и президент сможем договориться, тогда откроются большие возможности для сотрудничества в области науки, техники и в космосе. Но если Белый дом добровольно не пойдет на разрешение проблемы, мы поставим его в такое положение, когда будет необходимо принять решение. Мы поставим его перед выбором воевать или подписывать мирный договор. Давно миновали те времена, когда вы могли отшлепать нас, как мальчишку. Теперь мы можем сами наподдать вам. Поэтому давайте не будем говорить о силе; мы одинаково сильны.
Впрочем, Хрущев тут же уверил Юдалла, что «из уважения к вашему президенту мы ничего не предпримем до ноября»[975].
Но уже 7 сентября у советского лидера появились основания для большей воинственности и для окончательного решения по стратегическому ядерному оружию на Кубе. Ему пришло сообщение из Вашингтона: «Президент Кеннеди обратился к Конгрессу с просьбой предоставить ему право призвать на действительную службу из резерва всех видов вооруженных сил 150 тысяч человек на период не более года». Этот шаг объясняется «усилением военного потенциала Кубы коммунистами и другими признаками обострения международной напряженности». Обращение президента в Конгресс получило поддержку руководителей демократической и республиканской партий[976].
Хрущев еще не знал, что также 7 сентября Главнокомандующий американскими вооруженными силами в Атлантике адмирал Роберт Деннисон рекомендовал Объединенному комитету начальников штабов в течение 5 дней подготовить 113 транспортных самолетов С-130 для нападения на Кубу.
Были готовы два возможных сценария вторжения. Первый – Оперативный план 314 – предполагал одновременную атаку с воздуха и с десантных кораблей на западном побережье Кубы и высадку десанта в заливе Гуантанамо на востоке. Второй, который казался предпочтительным, предусматривал высадку на Кубе воздушно-десантных сил, за которыми последует морской десант. Самолеты С-130 было приказано держать в боевой готовности, поскольку они были «незаменимы для операций с воздуха»[977].
Но и того, что Хрущеву было известно, оказалось достаточно для вывода о том, что намечалась агрессия против Кубы, и для принятия окончательного решения о размещении стратегических сил на Кубе.
Хрущев решил не останавливаться. Лишь внес некоторые коррективы в первоначальный план операции «Анадырь». Итак, ракеты продолжат путь на Кубу, ядерные боеголовки последуют за ними. Но, во‐первых, Хрущев приказал Министерству обороны дополнительно отправить на Кубу тактическое ядерное оружие и ракетные комплексы малой дальности. Он не допускал мысли о том, чтобы оставить Кубу на произвол судьбы. Нужно оружие небольшого размера, которое можно быстро доставить и развернуть на Кубе, но достаточно мощное, чтобы остановить высадку американского десанта. Этим требованиям отвечало только тактическое ядерное оружие. Хрущев даже спросил Малиновского, нельзя ли немедленно его доставить на Кубу самолетами? 7 сентября Хрущев санкционировал отправку ядерных бомб для бомбардировщиков Ил-28 и ракет малого радиуса действия «Луна». Министерство обороны предложило два или три подразделения с числом ракет от 8 до 12. Хрущев предпочел 12. Однако он решил не направлять подразделения крылатых ракет Р-11[978].
Во-вторых, советскому ВМФ было приказано усилить меры по обеспечению безопасности судов, перевозящих ракеты и боеголовки, и повысить огневую мощь военно-морской флотилии, которая направится на защиту Острова свободы.
Видимым, но явно не предполагавшимся Хрущевым последствием его решений от 7 сентября стало то, что ракеты дальнего действия Р-14 так и не попадут на Кубу до начала Карибского кризиса. Дело в том, что для выполнения его приказа о срочной отправке комплексов «Луна» в условиях дефицита приспособленных для этого кораблей пришлось отложить погрузку баллистических ракет. Теперь, в соответствии с измененным графиком, два корабля с Р-14 должны были прибыть на Кубу 3–5 ноября[979].
11 сентября в московских газетах было опубликовано заявление ТАСС, в котором говорилось, что Советское правительство «осуждает ведущуюся в США враждебную кампанию против СССР и Кубы»[980]. Предупреждали также, что «сейчас нельзя напасть на Кубу и рассчитывать, что это нападение будет безнаказанным для агрессора».
Правительство Советского Союза уполномочило ТАСС заявить также, что «Советскому Союзу не требуется перемещать в какую-то другую страну, например, на Кубу, имеющиеся у него средства для отражения агрессии, для ответного удара. Наши ядерные средства являются настолько мощными по своей взрывной силе, и Советский Союз располагает настолько мощными ракетоносителями этих ядерных зарядов, что нет нужды искать место для их размещения где-то за пределами Советского Союза».