В тот день – 18 сентября – Совет обороны СССР представил Хрущеву обширный план: предлагалось направить в сторону Кубы конвой для сопровождения судов. Он должен был состоять из семи подводных лодок проекта 629 с баллистическими ракетами, четырех торпедных подводных лодок проекта 641, двух крейсеров, двух кораблей с крылатыми ракетами, двух эсминцев и множества вспомогательных судов. Большинству судов будет приказано достичь берегов Кубы к 9 ноября. Подводные лодки предполагалось отправить с Кольского полуострова первыми – уже 7 октября. Предназначались они для защиты Кубы и кораблей, перевозивших ракеты Р-14 и ядерные боеголовки. Надводные корабли должны были отправиться в путь около 20 октября и нагнать подводные лодки южнее Бермудских островов[991].
Хрущев 19 сентября поручил Генштабу направить всем советским торговым судам телеграмму с инструкциями: «Советские суда являются частью Советского Союза, и любое открытое нападение на них со стороны иностранных кораблей или самолетов представляет собой акт агрессии против СССР. В случае обстрела иностранными самолетами или кораблями капитан имеет право открыть огонь. Капитан судна, подвергшегося нападению, обязан принять все необходимые меры по поддержанию порядка. При докладе об атаке со стороны противника сообщение об атаке подлежит кодированию».
Совет обороны СССР 25 сентября согласился на отправку в Атлантику эскадры боевых кораблей и вспомогательных судов одновременно из состава Северного, Балтийского и Черноморского флотов. Однако это решение так и не было исполнено.
Прежде, чем корабли успели покинуть порты, Хрущев вместе с Малиновским все-таки его отменили – полагаю, из-за опасений только спровоцировать еще более энергичные действия американского флота в Атлантике и в Карибском море. Операция «Кама» продолжалась по прежнему плану[992].
Хрущев понимал, что и без того сильно рискует. В конце сентября у него состоялся короткий разговор с Трояновским, когда они остались вдвоем в кабинете. Получив очередную информацию от военных о ходе операции, Хрущев сказал:
– Скоро разразится буря.
«В ответ я заметил: “Как бы лодка не перевернулась, Никита Сергеевич”. Хрущев немного задумался, а потом вымолвил: “Теперь уже поздно что-нибудь менять”. У меня тогда сложилось впечатление, что к тому времени он осознал всю рискованность затеянной операции. Но думать о ее отмене действительно было уже поздно»[993], – замечал Трояновский.
А с 26 сентября Хрущев опять надолго исчез из Москвы: он отправился в длительное турне (других у него и не бывало) по республикам Средней Азии. Пять дней он ездил по Туркмении – Ашхабад, Мары, Небит-даг. Затем еще два дня – 1 и 2 октября – Хрущев провел в Таджикистане, а потом шесть дней в Узбекистане. В Москву Хрущев вернулся только 10 октября.
К концу сентября политическая атмосфера в США уже была настолько накаленной, что готова была в любой момент взорваться на антикубинской и антисоветской почве.
Маккоун, уже вернувшись в Вашингтон из свадебного путешествия, 27 сентября добился возобновления полетов U-2 над внутренними районами Кубы. Полеты обнаружили дополнительные пусковые установки для зенитных ракет и ракет береговой обороны, но не нашли признаков ядерных ракет[994].
28 сентября Маккоун подробно обсудил кубинский вопрос в Координационном совете по разведке. Встреча, писал Клиффорд, прошла в атмосфере, на которую повлияла серия выступлений сенатора Китинга и других, в которых они обвиняли Советский Союз в размещении наступательных ракет на Кубе. «На этой встрече Маккоун рассмотрел с нами самую последнюю спутниковую фотографию, сделанную 29 августа: на ней были показаны объекты для ракет класса “земля – воздух” (ЗРК) и ракета крылатого типа на стартовой площадке, но никаких наступательных ракет. Маккоун выразил свое личное мнение, которое не разделяли его собственные офицеры разведки, о том, что то, на что мы смотрели, было частью поэтапной операции, в ходе которой баллистические ракеты средней дальности будут введены в действие после того, как нашим самолетам-разведчикам будет отказано в доступе в воздушное пространство над островом из-за развертывания советских МиГ-21» [995].
Как водится в такие острые моменты, начались шпионские скандалы. 28 сентября в Нью-Йорке агентами ФБР были задержаны советские дипломаты и по совместительству разведчики Иван Выродов и Евгений Прохоров. Они встречались с морским офицером Корнелиусом Дрюмондом, в портфеле которого на тот момент оказались секретные документы, а у двух советских дипломатов при обыске было обнаружено новое задание агенту. Уже на следующий день «Нью-Йорк таймс» опубликовала статью об аресте Дрюмонда, «Нью-Йорк миррор» поместила заявление директора ФБР об аресте Дрюмонда и двух советских разведчиков. Позднее в газетах были опубликованы фотографии Дрюмонда, Выродова и Прохорова в момент их обыска в отделении ФБР.[996]
Октябрьская прелюдия
Замедленная реакция Вашингтона на советскую военную активность на Кубе в немалой степени объяснялась тем, что Кеннеди осенью 1962 года было немного не до международных дел. У него были не только выборы, но и свой «Новочеркасск», связанный с обострением проблемы расовой дискриминации.
Еще весной 1961 года начались так называемые «рейды свободы» на автобусных маршрутах в южных штатах, когда черные демонстративно усаживались в залах ожиданий и в автобусах на местах с надписью «Только для белых». Огромное количество столкновений – больших и маленьких – поддерживали остроту расового протеста. С начала 1962 года как будто наступило затишье.
Однако осенью начались новые беспорядки, связанные с попыткой десегрегации Университета штата Миссисипи в городе Оксфорд. После многолетней судебной тяжбы некто Джеймс Мередит должен был стать первым в истории университета черным студентом. Игнорируя решение суда, губернатор Миссисипи Росс Барнетт отказался дать разрешение на его зачисление. Тем не менее, Мередита на вертолете доставили в Оксфорд, и он в сопровождении вооруженных федеральных приставов был доставлен в университет. Президент Кеннеди немедленно обратился к нации со словами о важном шаге в деле демократии и похвалой в адрес федеральных приставов и полиции Миссисипи, которые не допустили насилия.
Однако, как только полицейские ушли, на территорию университета ринулись тысячи студентов и других белых жителей штата. Они устроили настоящее побоище, пустив в ход булыжники, кирпичи, химикаты из университетских лабораторий, бутылки с зажигательной смесью, а затем и оружие. 160 приставов получили ранения, из них 28 – огнестрельные. Были убиты французский журналист и мирный житель. Президент направил в Оксфорд федеральные войска численностью 2300 человек.
Первого октября первый черный студент Университета штата Миссисипи бы официально зачислен и начал посещать занятия. Правда, большинство студентов либо игнорировали Мередита, либо обращались к нему с целью оскорбить. Популярность Кеннеди в консервативных южных штатах за несколько дней упала на 15 %.[997] И это за месяц до выборов в Конгресс.
Сам президент 1 октября был занят проблемами смены штабного командования американских вооруженных сил: генерал Максвелл Тейлор вступал в должность председателя Объединенного комитета начальников штабов. Сам он напишет в мемуарах: «Это был день церемоний и протокола. Вначале генерал Уилер был приведен к присяге в Пентагоне как начальник штата сухопутных сил. Затем последовала двойная церемония в розовом саду Белого дома, где в присутствии президента генерал Лемнитцер был награжден медалью за выдающуюся службу как уходивший председатель, а Роберт Кеннеди принял мою присягу как его преемник… Основные вопросы, которые ожидали меня в моем новом офисе, были по сути теми же, которыми я занимался в Белом доме: Куба, Берлин, НАТО, Юго-Восточная Азия, контроль над вооружениями, структура вооруженных сил, военный бюджет»[998].
И в тот же первый день октября в путь отправились советские подлодки.
О подводной части операции «Анадырь», или ее морской части – операции «Кама» – Хрущев писал: «В момент кризиса в районе Кубы оперировали три принадлежавшие Северному флоту (из четырех посланных) дизельные, торпедные, с одной торпедой с ядерной боеголовкой каждая, подводные лодки. Одна из-за неисправности возвратилась на базу»[999]. Почти правильно.
Более надежную информацию мог сообщить непосредственно руководивший походом подводных лодок капитан 1 ранга Виталий Наумович Агафонов. Он только что отметил свое сорокалетие. Спокойный, рассудительный и хваткий мужичок из вятских крестьян[1000].
«Днем 30 сентября 1962 года я был вызван на Военный совет Северного флота, где и была утверждена моя кандидатура на должность командира бригады подводных лодок, – писал Агафонов. – Поздним вечером этого же числа было объявлено о подписании министром обороны СССР приказа о моем назначении. Два часа было дано на сборы и расчеты с береговой базой эскадры подводных лодок.
1 октября 1962 года около 2.00 на катере я прибыл в губу Сайда (п. Гаджиево), где находились подводные лодки бригады.
В это время на подводных лодках заканчивались последние приготовления к походу – погрузка по одной торпеде со специальной боевой частью в один из носовых торпедных аппаратов каждой подводной лодки. Утром 1 октября командиром эскадры подводных лодок Северного флота контр-адмиралом Рыбалко Л. Ф. я был представлен личному составу бригады.