Подводные лодки были готовы к походу. Времени на формальный прием дел и обязанностей по уставу не было. Спустя несколько часов, примерно около 12.00 1 октября в бригаду подводных лодок прибыли первый заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал Фокин В. А. и начальник штаба Северного флота вице-адмирал Рассохо А. И. для проводов в поход. Адмирал Фокин В. А. выступил перед личным составом на плавбазе “Дмитрий Галкин”. Он сказал, что бригаде в составе четырех подводных лодок (Б-4, Б-36, Б-59, Б-130) предстоит выполнить специальное задание Советского правительства: совершить скрытно переход через океан и прибыть в новый пункт базирования в одной из дружественных нам стран. Подчеркнул важность и ответственность поставленной задачи. Однако конкретной страны и пункта базирования не назвал»[1001].
Из походного дневника штурмана подводной лодки Б-36 капитан-лейтенанта Владлена Наумова: «В ночь на 30 сентября 1962 года в 69-й бригаде была объявлена боевая тревога, и все четыре подводные лодки стали поочередно подходить к причалу, где собралась большая группа офицеров, адмиралов и генералов. Там под покровом темноты и при тщательной охране на каждую из лодок было погружено по одной атомной торпеде. К каждому “изделию” было приставлено в качестве наблюдающего по одному офицеру из 6-го отдела флота. Так экипаж нашей Б-36 пополнился еще одним специалистом.
После погрузки атомных торпед лодки отходили от пирса и становились на якорь прямо в Сайда-губе, после чего больше к пирсам не подходили. Общение с берегом было перекрыто»[1002].
Все четыре предназначенные для операции подлодки были изолированы от остальных кораблей эскадры и сосредоточены в бухте Оленья. Командирам было объявлено, что лодки пойдут в африканскую республику Гана. Штурманы получили комплекты карт на весь Атлантический океан.
Историк операций советского флота Николай Андреевич Черкашин считает: «Это была самая настоящая авантюра, вызванная обстоятельствами почти что военного времени: направить подводные лодки, приспособленные к условиям Арктики, в жаркие тропические моря. Все равно, что перебросить пингвинов на выживание в Африку. Все равно, что соваться в воду, не зная броду. А “брода” в тех неведомых водах не знал никто, даже родимая гидрографическая служба. Еще ни одна советская субмарина не взрезала своими винтами глубины клятого Бермудского треугольника, не бороздила полное мрачных легенд Саргассово море, не форсировала забитых рифами проливов между Багамскими островами. Но самое главное, что и военная наша разведка не знала толком, какие ловушки противолодочной обороны США приготовлены на случай большой войны»[1003].
Подводные лодки вышли из губы Сайда – километрах в 20 северо-западнее Мурманска – вечером первого октября.
Первой отдала швартовы и отошла от пирса многоцелевая дизельная подводная лодка Б-59 под командованием капитана второго ранга Валентина Григорьевича Савицкого. Начальник штаба бригады капитан 2 ранга Василий Александрович Архипов стоял позади Савицкого в маленькой рубке, возвышающейся над лодкой, которая двигалась сквозь клубившийся туман и легкий снегопад.
Вслед за этим отдала концы и отошла от стенки подводная лодка Б-36 под командой капитана 2 ранга Алексея Федосеевича Дубивко и по каналу двинулась на север, к Баренцеву морю. За ней отчалила Б-130 капитана 2 ранга Николая Александровича Шумкова. Еще через полчаса вышла четвертая лодка, Б-4, под командованием капитана 2 ранга Рюрика Александровича Кетова и с командиром бригады Агафоновым на борту[1004].
Командир штурманской боевой части подводной лодки Б-4 капитан-лейтенант Евгений Шеховец свидетельствовал: «В первые сутки после приема всех штатных запасов на лодке, выходящей в поход на боевую службу, не развернуться, не протолкнуться.
Особенно из-за продуктов, взятых на 90 суток (такова автономность нашего, 641-го проекта). Проектант предусмотрел размещение продуктов из расчета только на сорок пять суток, да и то с натяжкой. Поэтому коробки, ящики, мешки с продуктами были везде, куда только можно было что-нибудь втиснуть»[1005].
В пакете документов, который капитаны вскрыли в море, вслед за известными нам традиционными конвертами находился лист с красной полосой на кромке. Там содержались правила применения вооружения: «Оружие на переходе держать в боевой готовности к применению. Обычное оружие применять, как предписано ГШ ВМФ; в исключительных случаях применять по усмотрению командира при нападении на лодку. Торпеды с атомной БЧ могут применяться только по приказу МО или ГШ ВМФ».
Торпеды с ядерной боеголовкой никогда еще не стояли на вооружении ни этих подлодок, ни каких-либо других лодок советского ВМФ. Это были торпеды калибра 533-мм, на носовой части которых имелась пурпурная маркировка, которая и отличала их от обычных торпед того же калибра, нос которых был окрашен в серый цвет[1006].
Выход в море наших подлодок остался не замеченным в Америке. Однако второго октября Кеннеди отдал приказ министру обороны Макнамаре привести вооруженные силы в состояние боевой готовности для начала подготовки к военным операциям против Кубы[1007].
Главнокомандующий силами США в Атлантике адмирал Роберт Деннисон известил нижестоящих командиров, что к 20 октября они должны быть готовы нанести воздушный удар по Кубе в соответствии с чрезвычайным планом-312. Авианосец «Индепенденс» получил приказ отойти вместе с авиагруппой от северного побережья Флориды, в Ки-Уэст перебазировались авиаподразделения морской пехоты США.
Конгресс все громче и настойчивей требовал от администрации действий. Первый заместитель государственного секретаря Джордж Болл был приглашен на слушания в Капитолий, где как мог успокаивал законодателей в отношении советских военных поставок на Кубу:
– Наша разведка очень хорошо изучает достоверную информацию. Все указывает на то, что это техника в своей основе оборонительная и она не придает Кубе никаких наступательных возможностей против Соединенных Штатов или других стран нашего полушария.
Столь осторожный настрой членов Конгресса не устроил. Не устраивал он уже и президента.
Четвертого октября на еженедельном совещании Специальной группы, принимавшей решения по операции «Мангуст», Маккоун опять пошел в атаку: свидетельства присутствия СоветскихВооруженных Сил на Кубе множились, а будущее операции «Мангуст» оставалось туманным. Роберт Кеннеди резко возразил, что он одобрил все, что до этого предлагалось. Пришли к выводу, что простой активизации операции «Мангуст» уже недостаточно[1008].
Президент Кеннеди принял решение предоставить своим спецслужбам и военным полную свободу действий. Его осторожность осталась в прошлом, теперь все преграды снимались. Министр юстиции дал ясно понять, что его брат готов рискнуть – больше полетов над Кубой, более широкий размах подрывных мероприятий для ослабления режима Кастро до его полного краха. Роберт Кеннеди даже предложил администрации одобрить план минирования кубинских бухт, чтобы воспрепятствовать разгрузке там советских грузов. Но даже Маккоун счел это чрезмерно рискованной затеей[1009].
Президент Кеннеди также поручил Макнамаре изготовить макеты пусковых установок С-75, чтобы пилоты могли потренироваться в их уничтожении.
В чем-то американцы уже опоздали. 4 октября «Индигирка» с первой партией ядерных зарядов прибыла на Кубу. Именно в тот день ядерное оружие впервые появилось на острове. «Лена» со вторым грузом находилась на полдороге. Ну а последний ядерный грузовоз «Александровск» покинул Североморск 5 октября.[1010]
Хрущев писал коллегам с маршрута пятого октября: «Моя поездка в республики Средней Азии приближается к завершению. За эти дни после Туркмении я побывал в Таджикистане, где ознакомился с работой передового колхоза имени XXII съезда КПСС, был на заводе “Таджиктекстильмаш”, осматривал поля колхозов и совхозов, с рабочими, а также провел совещание с партийным и советским активом Таджикской Республики…
Свое пребывание в Узбекистане я начал с осмотра полей Всесоюзного научно-исследовательского института хлопководства близ Ташкента, затем побывал в Институте механизации и электрификации сельского хозяйства, а 4 октября вместе со всеми приглашенными в Ташкент товарищами из соседних республик мы осматривали целинные совхозы в Голодной степи…
Назрела необходимость создать союзное производственное управление для республик Средней Азии, которое занималось бы организацией сельскохозяйственного производства, главным образом развитием хлопководства в Узбекской, Таджикской, Туркменской и Киргизской республиках, а также в хлопкосеющих районах юга Казахстана.
Будучи в Туркмении, знакомясь с хозяйством республики, я пришел к выводу о необходимости объединения промышленности среднеазиатских республик в едином органе – Среднеазиатском совнархозе. Эту мысль я высказал в Ашхабаде, и партийный актив республики ее поддержал»[1011].
В тот день Хрущев официально направил президенту Кеннеди свои сердечные поздравления по случаю успешного завершения космического полета космонавта У. Ширры на корабле «Сигма-7», приводнившегося 3 октября в Тихом океане[1012].
А в Вашингтон другое – неофициальное – послание от Хрущева лично доставил Георгий Большаков. Он встретился с Робертом Кеннеди, попросив устроить ему и встречу с президентом. Большаков нашел Роберта крайне подавленным, «в непривычно мрачном настроении». На этот раз брат президента даже не поинтересовался, как Большаков отдыхал на Родине. Он был строг и официален.