— Правда?
— О да. Превосходный портной. — Он расстегнул твидовый пиджак, чтобы показать мне ярлык, который я видел каждый день, всю свою жизнь: Рональд Данфорд, портной.
— Мир тесен, — сказал я.
— Да-а. Но уже не так, как раньше.
— Ему бы это очень польстило.
— Не думаю. Я хорошо помню Рональда Данфорда.
— Тут вы правы, — улыбнулся я, думая, ведь прошла всего неделя.
— Я очень расстроился, когда узнал, что его не стало, — сказал Арнольд Фаулер.
— Спасибо.
— А как ваша мама?
— Вы знаете, справляется. Она у меня очень сильная.
— Да-а, йоркширская девушка до мозга костей.
— А знаете, вы работали в школе Святой Троицы, когда я там учился.
— Неудивительно. По-моему, в разное время мне довелось поработать в каждой школе Западного округа. А вам нравилось учиться?
— Ага. Я очень хорошо помню школу. Но я никак не мог научиться рисовать, даже под дулом пистолета.
Арнольд Фаулер улыбнулся:
— Значит, вы не были в моем Клубе юннатов?
— К сожалению, нет. Я был в Бригаде мальчиков.
— Это те, что в футбол играли?
— Ага. — Впервые за долгое время я засмеялся.
— Мы до сих пор в меньшинстве. — Он протянул мне кружку чая. — Сахар сами положите.
Я положил две большие ложки и долго размешивал их.
Когда я поднял глаза, Арнольд Фаулер смотрел на меня в упор.
— А с чего это вдруг у Билла Хаддена проснулся интерес к лебедям?
— Мистер Хадден тут ни при чем. Просто я написал статью о несчастных пони в Невертоне, а потом услышал о лебедях.
— Откуда услышали?
— Народ говорил в редакции. Барри Гэннон, он…
Арнольд Фаулер покачал головой:
— Ужасное, ужасное дело. Я его отца тоже знаю. Очень хорошо знаю.
— Правда? — спросил я, притворяясь фантиком, притворяясь полным дураком.
— Да-а. Какая жалость. Такой талантливый молодой человек был этот Барри.
Я сделал глоток обжигающего сладкого чая и сказал:
— Я не знаю подробностей.
— Простите?
— О лебедях.
— А, понятно.
Я достал блокнот.
— Сколько всего случаев имело место?
— В этом году — два.
— Когда это было?
— Один где-то в августе. Другой — чуть больше недели тому назад.
— Вы сказали, в этом году?
— Да. Такие случаи происходят постоянно.
— Правда?
— Да. Это омерзительно.
— Одинаковые случаи?
— Нет, что вы. То, что произошло в этом году, — чистое варварство.
— Что вы имеете в виду?
— Над ними издевались.
— Издевались?
— Отрубили крылья к чертовой матери. Живому.
Во рту у меня стало сухо, как в пустыне.
— А что обычно бывает?
— Из лука стреляют, из пневматических винтовок, дротики бросают.
— А полиция? Вы всегда сообщаете о таких случаях?
— Да. Конечно.
— И что они сказали?
— На прошлой неделе?
— Ну да, — кивнул Я.
— Ничего. То есть, а что они такого могут сказать? — Арнольд Фаулер вдруг засуетился, стал крутить в руках чайную ложку.
— Значит, полицейские с прошлой недели к вам больше не приходили?
Арнольд Фаулер смотрел из окна кухни на озеро.
— Мистер Фаулер?
— Что за статью вы пишите, мистер Данфорд?
— Правдивую статью.
— Так вот, меня попросили держать мои правдивые истории при себе.
— Что вы хотите сказать?
— Есть некоторые вещи, которые меня просили никому не рассказывать. — Он посмотрел на меня, как на дебила. Я взял кружку и допил свой чай.
— У вас есть время показать мне, где вы их нашли? — спросил я.
— Да.
Мы прошли через главный зал под висящим лебедем.
У больших дверей я спросил его:
— А Клер Кемплей сюда никогда не приходила?
Арнольд Фаулер подошел к карандашному рисунку с закрученными краями. Рисунок висел на стене над ярко раскрашенной батареей. На нем было изображено озеро с двумя целующимися лебедями. Фаулер расправил один из краев.
— В каком все-таки проклятом мире мы живем.
Я открыл дверь и вышел на плоский солнечный свет.
Мы спустились от главного зала к мосту через Лебединое озеро.
На другой стороне озера облака неслись, закрывая солнце, бросая тени на подножье Мурского холма — лиловые, коричневые, — делая его похожим на лицо в синяках.
Я думал о Поле Гарланд.
На мосту Арнольд Фаулер остановился.
— Похоже, что последнего они бросили обратно в озеро с этого моста.
— А где именно ему отрезали крылья?
— Не знаю. Честно говоря, место экзекуции никто не пытался найти.
— А другой случай, который в августе?
— Его подвесили за шею, вон на том дереве. — Он указал на большой дуб на другом берегу озера. — Сначала распяли, а потом отрезали крылья.
— Вы шутите?
— Какие тут могут быть шутки?
— И никто ничего не видел?
— Нет.
— А кто их нашел?
— Того лебедя, который был на дубе, нашли ребятишки, а второго — один из смотрителей парка.
— И полиция ничего не предприняла?
— Мистер Данфорд, мы создали мир, в котором распятие лебедя воспринимается как шалость, а не как преступление.
Мы молча поднялись на вершину холма.
На стоянке из автобуса высаживался класс. Дети толкались и тянули друг друга за куртки, спускаясь по ступенькам.
Я открыл дверь машины.
Арнольд Фаулер протянул руку.
— Будьте здоровы, мистер Данфорд.
— Вы тоже, — ответил я, пожимая его руку. — Было очень приятно снова вас увидеть.
— Да уж. Жаль только, что это произошло при таких обстоятельствах.
— Это точно.
— И удачи вам, — сказал Арнольд Фаулер, направляясь к детям.
— Спасибо.
Я поставил машину на пустую стоянку у пивной, где-то между Бреттоном и Невертоном.
В телефонной будке были выбиты все стекла и содрана почти вся красная краска; набирая номер, я чувствовал, как порывы ветра пронизывают меня насквозь.
— Полицейское отделение Морли.
— Сержанта Фрейзера, будьте добры.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Эдвард Данфорд.
Я ждал, считая проезжающие мимо машины, представляя себе жирные пальцы на телефонной трубке и шумное полицейское отделение Морли.
— Сержант Фрейзер слушает.
— Привет. Эдвард Данфорд.
— А я думал, ты на юге.
— Почему?
— Твоя мать сказала.
— Черт. — Считаю машины, считаю обманы. — Значит, ты пытался со мной связаться?
— Вообще-то, есть одна ерунда по поводу нашего вчерашнего разговора. Мое начальство очень хочет, чтобы я взял у тебя показания.
— Извини.
— А ты-то по какому поводу звонишь?
— Мне снова нужна твоя помощь.
— Ты шутишь, черт тебя побери.
— Я с тобой рассчитаюсь.
— Что? Ты что, снова наслушался тамтамов?
— Ты допрашивал Марджори Доусон по поводу прошлого воскресенья?
— Нет.
— А почему?
— Потому что она уехала куда-то на юг навестить свою мать, которая лежит при смерти.
— Не думаю.
— Ну а где же она тогда, Шерлок?
— Недалеко.
— Не будь жопой, Данфорд.
— Я же сказал, я с тобой рассчитаюсь.
— Да так я тебе и поверил. — Он говорил шепотом, почти шипел. — Или ты мне скажешь, где она, или мне придется тебя задержать.
— Да ладно тебе. Я всего лишь хочу знать, что у них есть по делу о мертвых лебедях из Бреттонского парка.
— Ты что обдолбался, что ли? Каких мертвых лебедях?
— На прошлой неделе в Бреттоне были найдены лебеди с отрезанными крыльями. Я просто хочу знать, что полиция думает по этому поводу, вот и все.
Фрейзер тяжело дышал.
— Отрезанными?
— Ну да, отрезанными. — Я подумал, что он, скорее всего, слышал сплетни.
— А их нашли? — спросил Фрейзер.
— Кого?
— Крылья.
— Ты же сам знаешь, что нашли.
Тишина, потом:
— Ну ладно.
— Что — ладно?
— Ладно, я попытаюсь что-нибудь разузнать.
— Спасибо.
— Ну, и где же прячется Марджори Доусон?
— Дом престарелых Хартли в Хемсворте.
— И откуда же ты, мать твою, знаешь?
— Там-тамы настучали.
Я оставил телефонную трубку болтаться на проводе.
Я — газ в пол.
Сержант Фрейзер — ботинки сорок пятого размера несутся по зданию.
Я — в десяти минутах езды от дома престарелых Хартли.
Сержант Фрейзер — застегивает куртку, хватает фуражку.
Я — окно чуть приоткрыто, сигарета прикурена, Вивальди на всю катушку.
Сержант Фрейзер — сидит напротив кабинета начальника, глядит на дешевые часы, которые жена подарила ему на прошлое Рождество.
Я — улыбаюсь, у меня как минимум час форы.
С букетом свежих цветов в руках я позвонил в дверь дома престарелых Хартли.
Я никогда не носил цветы в больницу Св. Джеймса.
Ни разу не принес отцу ни единого цветочка.
Здание, похожее на старый помпезный частный дом или отель, отбрасывало густую холодную тень на прилегающий к нему запущенный участок. Две старухи пялились на меня через окно оранжереи. Одна из них массировала свою левую грудь, сжимая сосок между пальцами.
Интересно, когда моя мать перестала носить отцу цветы?
Дверь открыла краснолицая женщина средних лет в белом халате.
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
— Надеюсь. Я приехал навестить мою тетушку Марджори. Миссис Марджори Доусон.
— Правда? Понятно. Проходите, — сказала женщина, придерживая дверь.
Я не мог вспомнить, когда я последний раз навещал отца, в понедельник или во вторник.
— Как она?
— Ну, нам пришлось дать ей кое-что от нервов. Просто чтобы ее немного успокоить. — Она провела меня в просторный холл, где красовалась огромная лестница.
— Мне очень жаль это слышать, — сказал я.
— Я слышала, она была не совсем в себе, когда ее привезли обратно.
«Обратно», — подумал я, прикусив язык.
— Когда вы в последний раз навещали свою тетю, мистер…?
— Данстон. Эрик Данстон, — сказал я, улыбаясь и протягивая ей руку.
— Миссис Уайт, — сказала миссис Уайт, пожимая мою руку. — Хартли на этой неделе нет, они уехали.