Они сфотографировали меня, потом раздели, срезали повязку с правой руки, снова сфотографировали, взяли отпечатки пальцев.
Доктор-пакистанец посветил мне в глаз фонариком, поскреб лопаткой у меня во рту, взял соскоб из-под моих ногтей.
Они отвели меня голого в комнату для допросов, шесть на десять, с люминисцентными лампами, без окон. Меня посадили за стол и сковали наручниками руки за спиной.
Потом они оставили меня одного.
Некоторое время спустя они открыли дверь и выплеснули мне в лицо ведро мочи и дерьма.
Потом снова оставили меня одного.
Некоторое время спустя они открыли дверь и стали поливать меня из шланга ледяной водой до тех пор, пока я не рухнул на пол вместе со стулом.
Потом они оставили меня лежать на полу, прикованного наручниками к стулу.
Из соседней комнаты доносились крики.
Крики продолжались, как мне показалось, в течение часа, потом прекратились.
Тишина.
Я лежал на полу и слушал, как гудят лампы.
Некоторое время спустя дверь открылась, и в комнату вошли два крупных мужчины в хороших костюмах. Они принесли с собой стулья.
Они разомкнули наручники и подняли мой стул.
У одного из них были усы и бакенбарды, ему было лет сорок. У другого были жидкие пегие волосы, а изо рта пахло блевотиной.
Пегий сказал:
— Сядь и положи руки на стол ладонями вниз.
Я сел и сделал так, как мне велели.
Пегий бросил наручники усатому и сел напротив меня.
Усатый обошел комнату и встал за моей спиной, поигрывая наручниками.
Я посмотрел на свою правую руку, лежавшую на столе: четыре пальца слиплись в один, сто оттенков красного и желтого.
Усатый сел и уставился на меня, положив наручники на кулак, как кастет.
Внезапно он вскочил и обрушил кулак в наручниках на мою правую кисть.
Я заорал.
— Руки на стол.
Я положил руки на стол.
— Ровно.
Я попытался положить их ровно.
— Гадость какая.
— Надо подлечить.
Усатый сидел напротив меня, улыбаясь.
Пегий встал и вышел из комнаты.
Усатый молча улыбался.
В моей правой кисти пульсировали кровь и гной.
Пегий вернулся с одеялом и накинул его мне на плечи.
Он сел и достал пачку «Джи-пи-эс», предложил сигарету усатому.
Усатый достал зажигалку и зажег обе сигареты.
Они откинулись на спинки стульев и выпустили дым мне в лицо.
Руки мои начали дрожать.
Усатый наклонился вперед и занес сигарету над моей правой кистью, катая ее между пальцев.
Я отвел руку чуть-чуть назад.
Внезапно он наклонился, одной рукой схватил меня за правое запястье, другой прижал сигарету к тыльной стороне моей ладони.
Я заорал.
Он отпустил мое запястье и откинулся на спинку стула.
— Руки на стол.
Я положил руки на стол.
Моя горелая кожа издавала зловоние.
— Еще одну? — спросил пегий.
— Я не против, — ответил он, беря еще одну сигарету.
Он прикурил и уставился на меня.
Он наклонился вперед и снова занес сигарету над моей рукой.
Я встал.
— Чего вы хотите?
— Сидеть.
— Скажите мне, чего вы хотите!
— Сидеть!
Я сел.
Они встали.
— Встать.
Я встал.
— Смотреть вперед.
Я услышал собачий лай.
Меня передернуло.
— Не двигаться.
Они отодвинули стол и стулья к стене и вышли из комнаты.
Я стоял в центре комнаты не шевелясь, глядя на белую стену.
Из другой комнаты доносились крики и собачий лай.
Крики и лай продолжались, как мне показалось, в течение часа, потом прекратились.
Тишина.
Я стоял в центре комнаты и слушал, как гудят лампы, мне хотелось отлить.
Некоторое время спустя дверь открылась, и в комнату вошли два крупных мужчины в хороших костюмах.
У одного из них были седые волосы, зализанные назад, ему было лет пятьдесят. Другой был моложе, у него были темные волосы и оранжевый галстук.
От них обоих несло перегаром.
Седой и брюнет молча обошли вокруг меня.
Потом седой и брюнет поставили стулья и стол обратно в центр комнаты.
Седой поставил стул сзади меня.
— Садись.
Я сел.
Седой поднял с пола одеяло и набросил его мне на плечи.
— Положи руки на стол, ладонями вниз, — сказал брюнет, закуривая сигарету.
— Пожалуйста, скажите мне, чего вы хотите.
— Ладони на стол.
Я сделал как мне велели.
Брюнет сел напротив меня, седой ходил по комнате.
Брюнет положил пистолет на стол между нами и улыбнулся.
Седой прекратил ходить и встал за моей спиной.
— Смотреть вперед.
Внезапно брюнет вскочил и прижал мои запястья к столу, а седой схватил одеяло и обмотал его вокруг моей головы.
Я упал со стула вперед, кашляя и давясь, не в состоянии вдохнуть.
Они продолжали держать меня за запястья, продолжали душить меня одеялом.
Я опустился на колени, кашляя и давясь, не в состоянии вдохнуть.
Внезапно брюнет отпустил мои руки, и я как был, замотанный в одеяло, отлетел к стене.
Бац.
Седой скинул с меня одеяло, поднял за волосы и прислонил к стене.
— Лицом к стене, глаза вперед.
Я повернулся к стене.
У брюнета в правой руке был пистолет, а у седого — пули, которые он подкидывал вверх и ловил.
— Начальник сказал, его можно пристрелить.
Брюнет взял пистолет двумя руками, вытянул их и прицелился мне в голову.
Я закрыл глаза.
Я услышал щелчок, но ничего не произошло.
— Черт.
Брюнет отвернулся, копошась с пистолетом.
По моей ноге стекала моча.
— Все, починил. Сейчас сработает.
Брюнет снова прицелился.
Я закрыл глаза.
Я услышал грохот.
Я решил, что умер.
Я открыл глаза и увидел пистолет.
Клочки какого-то черного материала вылетали из дула и плавно падали на пол.
Брюнет и седой смеялись.
— Чего вы хотите?
Седой шагнул вперед и пнул меня по яйцам.
Я рухнул на пол.
— Чего вы хотите?
— Встать.
Я встал.
— На цыпочки.
— Пожалуйста, скажите мне.
Седой снова сделал шаг вперед и пнул меня по яйцам. Я рухнул на пол.
Брюнет подошел ко мне, пнул в грудь, затем надел наручники, сковав мне руки за спиной, прижав лицо к полу.
— Ты ведь не любишь собак, а Эдди?
Я сглотнул.
— Чего вы хотите?
Дверь открылась и полицейский в форме вошел, ведя на поводке эльзасскую овчарку.
Седой за волосы поднял мое лицо вверх.
Собака смотрела прямо на меня, высунув язык и тяжело дыша.
— Взять его, взять его.
Собака начала рычать, лаять и рваться с поводка.
Седой толкнул мою голову вперед.
— Он очень голодный.
— Не он один.
— Осторожно.
Собака приближалась.
Я плакал и пытался вырваться.
Седой подтолкнул меня поближе.
Собака была в полуметре от меня.
Я видел ее десны, ее зубы, чувствовал запах из ее пасти, чувствовал ее дыхание.
Собака рычала, лаяла и рвалась с поводка.
Я обделался.
Слюна с ее десен упала мне на лицо.
Все почернело.
— Скажите мне, что я сделал?
— Еще раз.
Собака была в нескольких сантиметрах от меня. Я закрыл глаза.
— Скажите мне, что я сделал?
— Еще раз.
— Скажите мне, что я сделал?
— Молодец, хороший мальчик.
Все почернело, и собака исчезла.
Я открыл глаза.
Старший полицейский инспектор Ноубл сидел за столом напротив меня.
Я был голый и дрожал, сидя в своем собственном дерьме.
Старший полицейский инспектор Ноубл закурил. Меня передернуло.
— Почему?
Глаза мои наполнились слезами.
— Почему ты это сделал?
— Простите.
— Вот это уже хорошо.
Старший полицейский инспектор Ноубл дал мне свою сигарету.
Я взял.
Он прикурил еще одну.
— Просто расскажи мне почему.
— Я не знаю.
— Тебе помочь?
— Да.
— Что — да?
— Да, сэр.
— Она ведь тебе нравилась?
— Да, сэр.
— Очень нравилась?
— Да, сэр.
— Но она тебе не давала, так?
— Нет, сэр.
— Совсем не давала?
— Ни разу не давала, сэр.
— Она тебя не хотела?
— Нет, сэр.
— Но ты ведь все равно ее взял?
— Да, сэр.
— Что ты взял?
— Я взял ее, сэр.
— Отымел ее в …зду, так?
— Да, сэр.
— Отымел ее в рот, так?
— Да, сэр.
— Отымел ее в зад, так?
— Да, сэр.
— Так что ты сделал?
— Отымел ее в …зду.
— И?
— Отымел ее в рот.
— Дальше.
— Отымел ее в зад.
— Тебе же было наплевать, правда?
— Да, сэр.
— Но она все никак не могла заткнуться, да?
— Да, сэр.
— И что тогда?
— Она никак не могла заткнуться.
— Говорила, что заявит в полицию, так?
— Да, сэр.
— Что она говорила?
— Говорила, что заявит в полицию.
— Но нам-то это было ни к чему, правда?
— Да, сэр.
— Значит, тебе надо было ее заткнуть, да?
— Да, сэр.
— Ты ведь задушил ее, так?
— Да, сэр.
— Что ты сделал?
— Я задушил ее.
— Но она все смотрела на тебя, да?
— Да, сэр.
— И ты отрезал ей волосы, так?
— Да, сэр.
— Что ты сделал?
— Я отрезал ей волосы.
Старший полицейский инспектор Ноубл отобрал меня сигарету.
— Потому что она смотрела на тебя, так?
— Да, сэр.
— Так что ты сделал?
— Я отрезал ей волосы.
— Почему?
— Потому что она смотрела на меня.
— Молодец.
Старший полицейский инспектор Ноубл затушил сигарету об пол.
Он прикурил еще одну и протянул ее мне.
Я взял.
— Она тебе нравилась?
— Да, сэр.
— Но она тебе не давала, так?
— Нет, сэр.
— И что ты сделал?
— Я все равно взял ее.
— Что ты сделал?
— Отымел ее в …зду.
— И?
— Отымел ее в рот.
— Дальше.
— Отымел ее в зад.
— И что потом?
— Она все никак не могла заткнуться.