— Что это они там делают? — сказала Элизабет.
— Так, приносят жертву местным богам, натам — это кто-то вроде дриад. Молятся ему, чтобы послал нам удачу.
Охотник вернулся и объяснил хриплым голосом, что они сперва проверят небольшой кустарник справа, прежде чем идти в самые джунгли. Очевидно, так велел им нат. Охотник указал своим дахом, где встать Флори и Элизабет. Шестеро загонщиков скрылись в кустарнике; они намеревались сделать крюк и выйти обратно к рисовым полям. В тридцати ярдах от джунглей росли кусты шиповника, и Флори с Элизабет спрятались за одним из них, а Ко Сла присел чуть поодаль за другим, держа Фло за ошейник и поглаживая, чтобы ей не вздумалось залаять. На охоте Флори всегда отсылал Ко Слу подальше, поскольку у того была неприятная привычка цокать языком в случае промаха. Вскоре послышалось отдаленное эхо — звук постукивания и странных глухих криков; гон начался. На Элизабет тут же напала неудержимая дрожь, так что она не могла держать ружье ровно. Из-за деревьев выпорхнула чудесная птица, чуть крупнее дрозда, с серыми крыльями и ярко-алым телом, и полетела в их сторону. Стуки и крики приближались. Один из кустов у края джунглей сильно зашевелился — Элизабет почуяла крупную добычу и подняла ружье, стараясь ухватить его покрепче. Но это оказался всего лишь нагой загонщик с дахом в руке; он огляделся и позвал остальных. Элизабет опустила ружье.
— Что случилось?
— Ничего. Гон прошел.
— Но там же ничего не было! — воскликнула она с досадой.
— Не расстраивайтесь, первый гон всегда такой. В следующий раз нам повезет больше.
Они пересекли неровную стерню, перелезли через грязевую полосу, разделявшую поля, и заняли позицию напротив высокой зеленой стены джунглей. Элизабет уже научилась заряжать ружье. На этот раз, едва начался гон, когда Ко Сла пронзительно засвистел.
— Смотрите! — воскликнул Флори. — Быстро, вон они!
К ним на огромной скорости неслась стая зеленых голубей на высоте сорока ярдов. Они напоминали горсть камней, выброшенных катапультой в небо. Элизабет застыла в возбуждении. Затем вскинула ружье в небо, в направлении птиц, и отчаянно нажала на курок. И ничего — она нажала на спусковую скобу. Только когда птицы пролетели у нее над головой, она нашла курки и нажала на оба сразу. Оглушительно бабахнуло, и она отлетела на шаг, опасаясь, что приклад сломал ей ключицу. Она выстрелила вслед птицам с тридцати ярдов. В тот же момент она увидела, как Флори повернулся и прицелился. Внезапно два голубя сбились с курса, кувырнулись в воздухе и упали на землю, словно стрелы. Ко Сла заголосил и бросился с Фло к месту падения.
— Смотрите! — сказал Флори. — Это плодоядный голубь. Возьмем его!
Над головой парила крупная тяжелая птица, значительно медленней остальных. Элизабет не хотелось стрелять после предыдущей неудачи. Она смотрела, как Флори засунул патрон в казенник, поднял ружье, и из дула взметнулось белое облако дыма. Птица тяжело спланировала вниз с подбитым крылом. Фло и Ко Сла метнулись к добыче и вернулись, горя возбуждением: Фло держала в зубах крупного плодоядного голубя, а Ко Сла с ухмылкой достал из наплечной сумки двух зеленых голубей. Флори взял один зеленый трупик и протянул Элизабет:
— Гляньте. Правда, прелесть? Самая прекрасная птица Азии.
Элизабет тронула гладкое оперение кончиком пальца. Ее охватила жгучая зависть, что это не она уложила ее. Однако к Флори она прониклась едва ли не обожанием, увидев, какой он умелый стрелок.
— Только посмотрите на ее грудку — словно изумруд. Жестоко убивать их. Бирманцы говорят, когда убиваешь такую птицу, она рыгает, как бы желая сказать: «Смотри, это все, что у меня есть, и я не взяла ничего твоего. За что ты меня убиваешь?» Но сам я, признаюсь, ни разу такого не видел.
— Они вкусные?
— Очень. Но все равно я считаю, негодное дело их убивать.
— Хотела бы я стрелять, как вы! — сказала она с завистью.
— Просто нужна сноровка, скоро наловчитесь. Вы знаете, как держать ружье, а большинство, кто берет впервые оружие, не умеют даже этого.
Тем не менее за два следующих гона Элизабет ни в кого не попала. Она уже научилась не стрелять сразу из двух стволов, но ее охватывало такое возбуждение, что она никак не могла прицелиться. Флори подстрелил еще нескольких голубей и маленькую голубку с бронзовыми крыльями и медно-зеленой спинкой. В джунглях птицы были гораздо хитрее и не показывались, хотя отовсюду слышалось квохтанье, и раз-другой резко прокукарекал петух. Охотники углублялись в джунгли. Тусклый свет прорезали ослепительные солнечные всполохи. Куда ни глянь, взгляд упирался в мешанину деревьев, кустарников и лиан, оплетавших стволы у самого основания, словно морские водоросли опоры моста. Вся эта растительность была такой плотной, что походила на куст ежевики, растянувшийся на много миль, и это угнетало. Отдельные лианы были толстыми, как удавы. Флори с Элизабет продирались по узким звериным тропкам и карабкались по скользким откосам, а колючки рвали им одежду. Рубашки на них насквозь пропотели. Жара была удушающая, и пахло раздавленной листвой. Иногда по несколько минут кряду стрекотали невидимые цикады, словно дребезжали металлические струны, и вдруг резко смолкали, так что звенело в ушах.
По пути к пятому гону они увидели огромное фиговое дерево, с высоты которого раздавалось воркование плодоядных голубей. Звук напоминал далекое мычание коров. Один голубь вылетел из кроны и присел на высокую ветку, одиноким серым пятнышком.
— Попробуйте выстрелить сидя, — сказал Флори Элизабет. — Прицельтесь и сразу стреляйте. Не закрывайте левый глаз.
Элизабет подняла ружье, и оно снова задрожало. Все загонщики стояли и смотрели на нее, и некоторые зацокали языками; в их понимании женщине не пристало обращаться с оружием. Отчаянным усилием воли Элизабет удержала на секунду ружье и нажала курок. Она не услышала выстрела; никто не слышит выстрела, когда попадает в цель. Птица словно подскочила на ветке и закувыркалась вниз, а потом застряла в развилке, в десяти ярдах над землей. Один из загонщиков положил свой дах и вдумчиво окинул взглядом дерево; затем подошел к мощной лиане, свисавшей поодаль от ветви, толщиной с ногу и перекрученную, точно канат. Туземец взобрался по лиане, как по стремянке, подошел по широкой ветви к птице и спустился с ней на землю. Подойдя к Элизабет, он вложил ей в руку теплое безжизненное тельце.
Она была в таком восторге, что никак не решалась расстаться с добычей. Ей хотелось целовать ее, прижимать к груди. Все мужчины — Флори, Ко Сла и загонщики — улыбались друг другу украдкой, глядя, как она ласкает мертвую птицу. Элизабет с неохотой отдала ее Ко Сле, и тот убрал птицу в сумку. Элизабет овладело небывалое желание броситься Флори на шею и поцеловать; такое странное последствие возымело убийство голубя.
После пятого гона охотник объяснил Флори, что они должны перейти поле, на котором выращивают ананасы, и продолжить охоту в джунглях на той стороне. Выйдя на солнце, они зажмурились после полумрака джунглей. Продолговатое поле раскинулось среди джунглей на акр-другой, напоминая грядку, выкошенную в высокой траве, на которой рядами росли в окружении сорняков остролистые ананасы, похожие на кактусы. Через середину поля тянулась невысокая колючая изгородь. Они уже подходили к джунглям, когда из-за изгороди раздался петушиный крик.
— О, слушайте! — сказала Элизабет, остановившись. — Это дикий петух?
— Да. Они выходят кормиться в это время.
— А мы можем подстрелить его?
— Попробуем, если хотите. Они те еще пройдохи. Смотрите, мы прокрадемся вдоль изгороди и выйдем на той стороне. Только нужно не шуметь.
Он послал Ко Слу и загонщиков вперед, а они с Элизабет обогнули поле и стали красться вдоль изгороди. Им приходилось двигаться, согнувшись вдвое, чтобы не спугнуть петуха. Элизабет шла первой. По лицу у нее струился горячий пот, щекоча верхнюю губу, а сердце сильно колотилось. Она почувствовала, как Флори тронул ее за пятку. Они оба распрямились и перегнулись через изгородь.
В десяти ярдах от них петушок, размером не больше вороны, энергично клевал землю. Он был прекрасен, с длинным шелковистым оперением на шее, зубчатым гребешком и изогнутым лаврово-зеленым хвостом. Рядом были шесть бурых курочек поменьше, с ромбовидными перьями на спинках, похожими на змеиную чешую. Все это Элизабет с Флори увидели в течение секунды, а затем птицы с пронзительными криками взмыли в воздух и пулями понеслись в сторону джунглей. Тут же, словно на автомате, Элизабет вскинула ружье и выстрелила. Это был такой выстрел, когда ты не целишься, не сознаешь оружие в своей руке, словно твой разум сливается с пулей и посылает ее в цель. Еще не нажав курок, Элизабет знала, что петушок не жилец. Он упал, рассыпав перья, в тридцати ярдах от изгороди.
— Хороший выстрел, — воскликнул Флори, — хороший выстрел!
Их охватило такое возбуждение, что они бросили свои ружья и, продравшись через колючую изгородь, бросились бок о бок к добыче.
— Хороший выстрел! — повторил Флори, не в силах сдержать волнения. — Ну и ну, я никогда не видел, чтобы кто-то уложил летящую птицу в первый день — никогда! Вы были точно молния. Великолепно!
Они присели на колени, лицом друг к другу, с мертвой птицей между ними. И внезапно осознали, что их руки — его правая и ее левая — крепко сомкнуты. Они бежали, держась за руки, сами того не заметив.
Их охватило смущение, предчувствие чего-то судьбоносного. Флори потянулся к Элизабет и взял ее за другую руку. Она и не думала сопротивляться. На миг они застыли на коленях, держась за руки. Под ярким солнцем их тела дышали теплом; они словно парили над облаками радостного возбуждения. Он взял ее за предплечья и собрался притянуть к себе.
Но тут же отвернул лицо и встал на ноги вместе с Элизабет. Он отпустил ее. В мысли его вторглось пятно. Он не смел поцеловать ее. Не здесь, не при свете дня! Он слишком боялся вызвать в ней отвращение. Желая скрыть неловкость, он нагнулся и поднял петушка.