Новые доктрины возникли отчасти из-за аккумуляции исторических знаний и роста понимания истории, чего не было до девятнадцатого столетия. Циклическое движение истории сейчас сделалось понятным, или кажется таковым и если оно понятно, то на него можно повлиять. Но главная, глубинная, причина заключалась в том, что в начале двадцатого века человеческое равенство стало технически возможным. Да, люди еще не были равны по их природной одаренности и одни индивидуумы в чем-то оказывались в чем-то способнее других; однако никакой реальной необходимости в классовых различиях или в существенных различиях в благосостоянии больше не существовало. В прежние времена классовые различия были не только неизбежны, но и желательны. Неравенство явилось платой за цивилизацию. Однако с развитием машинного производства ситуация изменилась. Если даже людям требовалось выполнять различные виды работ, у них больше не было необходимости жить на разных социальных и экономических уровнях. Следовательно, с точки зрения новых групп, которые уже достигли точки захвата власти, человеческое равенство теперь являлось не идеалом, которого страстно желали, а опасностью, которой нужно было избежать. В более примитивные эпохи, когда справедливое и миролюбивое общество в действительности не могло существовать, в него легко верили. Идея рая на земле, где люди живут вместе, как братья, без законов и без тяжелого труда, тысячелетиями будоражила воображение человека.
И эта мечта имела определенное воздействие на группы, действительно, получавшие преимущества от исторических перемен. Наследники французской, английской и американской революций верили в свои фразы о правах человека, свободе слова, равенстве всех перед законом и тому подобные вещи и даже в некоторой степени руководствовались ими в своем поведении. Но к четвертому десятилетию двадцатого века все главные течения политической мысли сделались авторитарными. Идея рая на земле была дискредитирована точно в тот момент, когда она стала осуществимой. И каждая новая политическая теория, как бы она себя ни называла, сводилась снова к иерархии и классовому делению. И в общем и целом ужесточившийся взгляд, укрепившийся в районе 1930 года, возродил обычаи (к тому времени давно отмененные – иные и сотни лет назад) тюремного заключения без суда и следствия, использование рабского труда военнопленных, публичные казни, пытки с целью получения признания, захват заложников и депортацию целых народов; причем, они не только снова вошли в обиход, но люди, считавшие себя просвещенными и прогрессивными, спокойно относились к ним и защищали их.
Прошло всего десятилетие национальных и гражданских войн, революций и контрреволюций во всех частях света – Ангсоц и соперничающие с ним учения превратились в полностью работающие политические теории. Но у них были и предвестники в виде различных систем, называемых общим словом «тоталитаризм» и появившихся в начале столетия; и общие очертания этого мира, который должен появиться из торжествующего хаоса, были очевидны давным-давно. Равно было очевидно и то, какие люди будут управлять этим миром. В новую аристократию вошли в основном бюрократы, ученые, технические специалисты, деятели профсоюзов, общественные эксперты, социологи, преподаватели, журналисты и профессиональные политики. Этих людей, происходивших из получающего жалованье среднего класса и верхних слоев рабочего класса, объединил и свел вместе бесплодный мир монопольной промышленности и централизованного правительства. По сравнению с теми, кто занимал это положение в прошлом, они были менее алчными, менее искушенными в роскоши, более голодными до настоящей власти и, кроме всего, отличались большим пониманием того, что они делают, и имели настойчивое стремление сокрушить оппозицию. Последнее различие является кардинальным. По сравнению с сегодняшней все тирании прошлого были нерешительными и неэффективными. Правящие круги всегда до некоторой степени склонялись к либеральным идеям и везде оставляли для себя невыясненные вопросы, реагируя лишь на открытые действия и не интересуясь тем, о чем думают подданные. По современным стандартам даже католическая церковь Средних веков отличалась терпимостью. Отчасти оттого, что в прошлом ни одно правительство не обладало властью, позволявшей им держать своих граждан под постоянным контролем. Однако изобретение печати облегчило манипуляцию общественным мнением, а кино и радио еще больше улучшили этот процесс. С развитием телевидения и появлением технических достижений, которые сделали возможным одновременное получение и передачу информации с помощью одного и того же устройства, частная жизнь закончилась. Каждый гражданин, или, по крайней мере, каждый интересный для наблюдения гражданин, мог двадцать четыре часа в сутки находиться под неусыпным оком полиции и слышать официальную пропаганду в то время, когда все остальные каналы связи перекрыты. Сейчас впервые появилась возможность не только полного подчинения воле государства, но и введения абсолютно единого мнения по всем вопросам.
После революционных бурь пятидесятых и шестидесятых общество перегруппировалось, как всегда, в Высшие, Средние и Низшие. Но новый Высший класс, в отличие от всех его предшественников, руководствовался уже не интуицией, а знал, что он должен делать для укрепления своего положения. Давно стало понятно, что основой для сохранения олигархии является коллективизм. Благосостояние и привилегии легче всего защищать, если ты владеешь сразу и тем и другим. Так называемая «отмена частной собственности», имевшая место быть в середине столетия, означала на деле концентрацию этой собственности в намного меньшем количестве рук, чем прежде, но с той разницей, что новые собственники являлись группкой, а не массой индивидуумов. Индивидуально не-члены партии лично не владеют ничем, кроме совершенно личных вещей. Коллективно все в Океании принадлежит Партии, потому что она контролирует все и распределяет продукцию так, как считает нужным. В годы, последовавшие за Революцией, она смогла занять командное положение, почти не встретив сопротивления, поскольку весь процесс был представлен как акт коллективизации. Всегда считалось: если отнять собственность у класса капиталистов, тут же наступит социализм; и капиталистов, не раздумывая, лишили собственности. Фабрики, шахты, землю, дома, транспорт – все у них отобрали; а поскольку это уже больше не было частной собственностью, значит, все должно было стать общественной собственностью. Ангсоц, выросший из раннего социалистического движения и унаследовавший его терминологию, на самом деле выполнил главный пункт социалистической программы, причем с результатом, который предвидели заранее и которого желали: экономическое неравенство стало постоянным.
Но проблемы сохранения иерархического общества гораздо серьезнее. Существует лишь четыре причины, по которым правящие круги могут потерять свою власть. Либо ее отбирают извне, либо правительство действуют так неумело, что массы начинают восстание, либо власть допустила образование сильной и недовольной Средней группы, либо она потеряла уверенность и желание править. Эти причины не возникают изолированно: как правило, в той или иной степени представлены все четыре. Тот правящий класс, который сможет защититься от них всех, останется во власти навсегда. В конечном счете определяющим фактором является психическое состояние самого правящего класса.
После середины нынешнего столетия первая опасность в действительности миновала. Каждое из трех государств, сейчас поделивших мир, фактически непобедимо и может быть завоевано только посредством медленных демографических изменений, которые правительство с широкими полномочиями способно легко предотвратить. Вторая опасность тоже существует лишь теоретически. Массы никогда не поднимают восстание по собственной инициативе и никогда не поднимают восстание просто потому, что они угнетены. На деле, поскольку им не дают возможности сравнивать, они даже и не понимают, что угнетены. Периодические экономические кризисы прошлых времен не являлись совершенно необходимыми, и сейчас их не допускают, а различные другие и тоже серьезные ситуации могут случаться и случаются, но без каких-либо политических последствий, потому что не существует способов выражения недовольства. А что касается проблемы перепроизводства, которая латентно зрела в нашем обществе вместе с развитием машинных технологий, то она разрешается с помощью непрекращающегося военного конфликта (см. главу III), который также полезен в том, что он разогревает общественный дух до нужного градуса. Следовательно, для наших нынешних правителей остаются лишь две подлинные опасности: выделение новой группы не полностью занятых и рвущихся к власти людей и рост либерализма и скептицизма в их собственных рядах. Другими словами, это проблема образовательного характера. Это проблема постоянного формирования сознания как направляющей группы, так и более многочисленной исполнительной группы, подчиненной непосредственно первой. На сознание трудящихся масс достаточно влиять лишь в отрицательном плане.
Данная информация поможет в общих чертах понять (если кто-то еще не знал ее) структуру общества Океании. На вершине пирамиды находится Большой Брат. Большой Брат непогрешим и всевластен. Любой успех, любое достижение, любая победа, любое научное открытие, все знания, вся мудрость, все счастье, все добродетели являются результатом его правления и вдохновения. Никто не видел Большого Брата. Он есть лишь лицо на плакатах и голос в телеэкранах. Мы можем с уверенностью предположить, что он никогда не умрет, а время его рождения уже представляется весьма неопределенным. Большой Брат – это маска, которую выбрала Партия, дабы явить себя миру. Его предназначение – служить центром для любви, страха и благоговения – эмоций, которые легче ощущать по отношению к отдельному человеку, чем к организации. Ниже Большого Брата расположена Внутренняя партия. Число ее членов ограничено шестью миллионами, или менее чем двумя процентами населения Океании. Затем идет Внешняя партия, которую, если воспринимать Внутреннюю партию как мозг государства, можно с полным основанием сравнить с руками. А еще ниже находятся бессловесные массы, по привычке называемые нами пролами, которые составляют, возможно, 85 процентов населения. Обратившись к вышеупомянутой классификации, мы можем сказать, что пролы и есть Низшие: рабское население экваториальных территорий, постоянно переходящих от одного завоевателя к другому, непостоянно и не является обязательной составной частью этой структуры.