На третий день глаза его болели невыносимо, а очки приходилось протирать каждые несколько минут. Казалось, он был занят тяжелейшей физической работой, от которой, с одной стороны, вроде можно было бы и отказаться, но с другой – приходилось с сумасшедшим упрямством заканчивать ее. Уинстона теперь не смущал тот факт, что каждое слово, надиктованное им в речепринт, каждая буква, оставленная на бумаге его чернильным карандашом, представляет собой откровенную ложь. Как и всякий сотрудник своего департамента, он стремился только к тому, чтобы совершаемый ими подлог выглядел безукоризненно. Утром шестого дня поток бумажных цилиндров иссяк. Сперва из трубы не появлялось заданий целые полчаса; потом выпал один цилиндрик, а за ним… за ним не последовало ничего. Поток работы иссякал одновременно повсюду. Глубокий и вместе с тем потаенный вздох пронесся по всему департаменту. Совершено великое дело, пусть о нем и невозможно будет впоследствии упомянуть. Ни один человек на всем белом свете не смог бы теперь найти документальные доказательства того, что совсем недавно имела место война с Евразией. Ровно в двенадцать неожиданно объявили, что все сотрудники министерства свободны до завтрашнего утра. Уинстон, вместе с портфелем и книгой, во время работы остававшимися между его ногами, а во время сна – под головой, отправился домой, побрился и едва не уснул в ванне, хотя воду назвать горячей было невозможно.
С многозначительным хрустом в суставах он вскарабкался по лестнице на второй этаж лавки мистера Черрингтона, по-прежнему ощущая усталость, хотя спать уже расхотелось. Он отворил окно, разжег крохотную грязную керосинку и поставил на нее кастрюльку с водой для кофе. Юлия придет попозже, но у него есть книга. Усевшись в ненадежное на вид кресло, Уинстон расстегнул пряжки портфеля.
В его руках оказалась толстая черная книга в любительском переплете, без названия и без имени автора на обложке. Шрифт также показался несколько неправильным. Потрепанные на краях страницы легко отделялись друг от друга. Книга явно прошла через множество рук. На титульной странице было напечатано:
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
ОЛИГАРХИЧЕСКОГО КОЛЛЕКТИВИЗМА
Уинстон приступил к чтению.
Глава I. Невежество – это сила
Во все известные нам времена – возможно, с конца неолита – в мире существовали три группы людей: высшая, средняя и низшая. Они подразделялись на подгруппы различными способами, в разные времена называли себя разными именами, существовали в различных количественных соотношениях и состояли в различных взаимоотношениях друг с другом, однако базовая структура общества никогда не менялась. Даже после колоссальных потрясений и как будто бы необратимых перемен всегда восстанавливалась одна и та же структура, подобно тому, как всегда возвращается гироскоп в равновесное положение, в какую бы сторону ни отклоняли его. Интересы этих групп полностью несовместимы…
Уинстон оторвался от чтения главным образом для того, чтобы прочувствовать тот факт, что он читает книгу в комфорте и безопасности. Он в одиночестве, здесь нет телескана, никто не подслушивает через замочную скважину, ему не надо нервно оглядываться по сторонам или прикрывать страницу рукой. Теплый летний ветерок ласкал щеку. Откуда-то издалека доносились детские голоса, в самой же комнате не было слышно ни звука, если не считать сверчковой песенки часов. Он уселся поглубже в шатком кресле и положил ноги на каминную решетку в полном, достойном вечности блаженстве. И вдруг, как случается иногда с книгой, в которой читал и перечитал каждое слово, он открыл ее совершенно в другом месте, попав на третью главу. Уинстон продолжил чтение:
Глава III. Война – это Мир
Раздел мира между тремя сверхдержавами стал событием, которое можно было предвидеть заранее, что и было сделано еще до середины двадцатого века. Поглощением Европы Россией и Британской империи Соединенными Штатами было закреплено образование двух из трех существующих ныне держав, Евразии и Океании; третья из них, Востазия, образовалась в качестве отдельной единицы только после десятилетия хаотических войн. Границы между тремя супердержавами были проведены в некоторых местах произвольным образом, в других же областях они нестабильны и определяются недавними военными успехами, но в целом следуют географическим принципам. Евразия занимает всю северную часть Евразийского континента, от Португалии до Берингова пролива. Океания включает в себя обе Америки, острова Атлантического океана, в том числе Британские, Австралазию и южную часть Африки. Востазия, по величине уступающая обеим конкурирующим с ней державам и обладающая не столь четко зафиксированной западной границей, состоит из Китая, стран, расположенных к югу от него, Японских островов и большой по площади, но колеблющейся в политическом аспекте части Маньчжурии, Монголии и Тибета.
В разных комбинациях эти три сверхдержавы уже в течение двадцать пяти лет находятся в постоянной войне между собой. Война эта, однако, не имеет того отчаянного истребительного характера, присущего войнам начала двадцатого века. Военные действия преследуют ограниченные цели, противоборствующие стороны не способны уничтожить друг друга, не имеют материальных причин для противоборства и не разделены какими-то высшими идеологическими соображениями. Однако отсюда отнюдь не следует, что характер ведения войны и отношение общества к ней сделались менее кровожадными и более рыцарственными. Напротив, военная истерия во всех странах носит постоянный и универсальный характер, и такие действия, как насилие над женщинами, грабеж, детоубийства, обращение в рабство всего населения оккупированных областей, репрессии против военнопленных вплоть до закапывания живьем в землю и сожжения на костре, воспринимаются как нормальные, если совершаются своими войсками, а не вражескими. Однако в физическом плане в современной войне участвует очень небольшое количество людей, в основном высококвалифицированные специалисты, и погибших, таким образом, бывает немного. Военные действия, когда таковые происходят, ограничиваются отдаленными приграничными районами, о местонахождении которых средний человек может только догадываться, или разворачиваются около Плавучих Крепостей, охраняющих стратегически важные пункты на морских дорогах. В центрах цивилизации война проявляется в виде постоянного дефицита потребительских товаров и случайных разрывов ракетных бомб, способных привести не более чем к нескольким дюжинам смертей. Война, по сути дела, изменила свой характер. Точнее говоря, изменился порядок значимости причин, приводящих к войне. Мотивы, в какой-то степени уже присутствовавшие в великих войнах начала двадцатого столетия, теперь обрели доминирующее положение, осознанно признаются и служат руководством к действию.
Чтобы понять причины войны сегодняшнего дня – ибо, несмотря на перегруппировки альянсов, производящиеся каждые несколько лет, война остается той же самой войной, – следует понимать, во-первых, что она не может иметь решительного характера. Ни одна из трех существующих супердержав не может быть побеждена и захвачена двумя остальными. Силы противников в точности уравновешены, а природные оборонительные ресурсы непреодолимы. Евразия защищена колоссальными просторами суши, Океания – шириной Тихого и Атлантического океанов, Востазия – плодовитостью и усердием своего населения. Во-вторых, в материальном плане более не существует никаких причин для войны. С установлением замкнутых и самодостаточных экономик, в которых производство и потребление точно согласованы друг с другом, завершилось соперничество за рынки сбыта, являвшееся основной причиной всех предшествующих войн, а борьба за источники сырья перестала считаться вопросом жизни и смерти. Каждая из трех супердержав в любом плане настолько велика, что обладает всем необходимым в собственных границах. И если война еще имеет какое-то экономическое значение, то только как борьба за трудовые ресурсы. Между границами супердержав и вне их прямого подчинения существует четырехугольник, углами которого можно считать Танжер, Браззавиль, Дарвин и Гонконг; в нем проживает пятая доля населения всей Земли. Три державы постоянно сражаются именно за обладание этими густонаселенными регионами и северной полярной шапкой. На практике ни одной державе не удается контролировать всю спорную территорию. Части ее постоянно переходят из рук в руки, и возможность захватить тот или иной фрагмент ее внезапным коварным и предательским ударом диктует бесконечные изменения в составе альянсов.
На всех спорных территориях присутствуют месторождения ценных минералов, а на некоторых из них произрастают важные растительные продукты, такие как каучук, который на более северных территориях приходится синтезировать при помощи сравнительно дорогостоящих технологий. Однако в первую очередь они располагают безграничным ресурсом дешевой рабочей силы. Держава, контролирующая экваториальную Африку, или страны Среднего Востока, или юг Индии, или Индонезийский архипелаг, получает в свое распоряжение тела десятков или даже сотен миллионов получающих гроши, но усердных кули.
Население этих регионов, с той или иной степенью открытости приведенное к состоянию рабов, переходит от завоевателя к завоевателю и расходуется таким же образом, как уголь или нефть, – в гонке вооружений, при территориальных захватах, при порабощении населения других областей и так далее до бесконечности. Следует отметить, что область боевых действий всегда ограничивается окраинами спорных регионов.
Границы Евразии постоянно колеблются между равнинами Конго и северным побережьем Средиземного моря; острова Тихого и Индийского океанов постоянно переходят от Океании к Востазии и обратно; проходящая по Монголии линия раздела между Евразией и Востазией никогда не сохраняла стабильность; вокруг полюса все три державы претендуют на колоссальные территории, по большей части почти не населенные и даже почти не исследованные, однако равновесие сил практически сохраняется, а центральные территории каждой супердержавы всегда остаются неприкосновенными.