1984. Скотный двор — Джордж Оруэлл — страница 16 читать онлайн бесплатно

Выполнив первые три задачи, Уинстон скрепил исправленные варианты, вынутые из речеписа, с соответствующими выпусками газеты и отправил в пневматическую трубу.Then, with a movement which was as nearly as possible unconscious, he crumpled up the original message and any notes that he himself had made, and dropped them into the memory hole to be devoured by the flames.Затем почти бессознательным движением скомкал полученные листки и собственные заметки, сделанные во время работы, и сунул в гнездо памяти для предания их огни.What happened in the unseen labyrinth to which the pneumatic tubes led, he did not know in detail, but he did know in general terms.Что происходило в невидимом лабиринте, к которому вели пневматические трубы, он в точности не знал, имел лишь общее представление.As soon as all the corrections which happened to be necessary in any particular number of 'The Times' had been assembled and collated, that number would be reprinted, the original copy destroyed, and the corrected copy placed on the files in its stead.Когда все поправки к данному номеру газеты будут собраны и сверены, номер напечатают заново, старый экземпляр уничтожат и вместо него подошьют исправленный.This process of continuous alteration was applied not only to newspapers, but to books, periodicals, pamphlets, posters, leaflets, films, sound-tracks, cartoons, photographs--to every kind of literature or documentation which might conceivably hold any political or ideological significance.В этот процесс непрерывного изменения вовлечены не только газеты, но и книги, журналы, брошюры, плакаты, листовки, фильмы, фонограммы, карикатуры, фотографии -- все виды литературы и документов, которые могли бы иметь политическое или идеологическое значение.

Day by day and almost minute by minute the past was brought up to date.	Ежедневно и чуть ли не ежеминутно прошлое подгонялось под настоящее.
In this way every prediction made by the Party could be shown by documentary evidence to have been correct, nor was any item of news, or any expression of opinion, which conflicted with the needs of the moment, ever allowed to remain on record.	Поэтому документами можно было подтвердить верность любого предсказания партии; ни единого известия, ни единого мнения, противоречащего нуждам дня, не существовало в записях.
All history was a palimpsest, scraped clean and reinscribed exactly as often as was necessary.	Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и писали заново -- столько раз, сколько нужно.
In no case would it have been possible, once the deed was done, to prove that any falsification had taken place.	И не было никакого способа доказать потом подделку.
The largest section of the Records Department, far larger than the one on which Winston worked, consisted simply of persons whose duty it was to track down and collect all copies of books, newspapers, and other documents which had been superseded and were due for destruction.	В самой большой секции документального отдела -- она была гораздо больше той, где трудился Уинстон, -- работали люди, чьей единственной задачей было выискивать и собирать все экземпляры газет, книг и других изданий, подлежащих уничтожению и замене.
A number of 'The Times' which might, because of changes in political alignment, or mistaken prophecies uttered by Big Brother, have been rewritten a dozen times still stood on the files bearing its original date, and no other copy existed to contradict it.	Номер "Таймс", который из-за политических переналадок и ошибочных пророчеств Старшего Брата перепечатывался, быть может, десяток раз, все равно датирован в подшивке прежним числом, и нет в природе ни единого опровергающего экземпляра.
Books, also, were recalled and rewritten again and again, and were invariably reissued without any admission that any alteration had been made.	Книги тоже переписывались снова и снова и выходили без упоминания о том, что они переиначены.
Even the written instructions which Winston received, and which he invariably got rid of as soon as he had dealt with them, never stated or implied that an act of forgery was to be committed: always the reference was to slips, errors, misprints, or misquotations which it was necessary to put right in the interests of accuracy.	Даже в заказах, получаемых Уинстоном и уничтожаемых сразу после выполнения, не было и намека на то, что требуется подделка: речь шла только об ошибках, искаженных цитатах, оговорках, опечатках, которые надо устранить в интересах точности.
But actually, he thought as he re-adjusted the Ministry of Plenty's figures, it was not even forgery.	А в общем, думал он, перекраивая арифметику министерства изобилия, это даже не подлог.
It was merely the substitution of one piece of nonsense for another.	Просто замена одного вздора другим.
Most of the material that you were dealing with had no connexion with anything in the real world, not even the kind of connexion that is contained in a direct lie.	Материал твой по большей части вообще не имеет отношения к действительному миру -даже такого, какое содержит в себе откровенная ложь.
Statistics were just as much a fantasy in their original version as in their rectified version.	Статистика в первоначальном виде -- такая же фантазия, как и в исправленном.
A great deal of the time you were expected to make them up out of your head.	Чаще всего требуется, чтобы ты высасывал ее из пальца.

For example, the Ministry of Plenty's forecast had estimated the output of boots for the quarter at 145 million pairs.	Например, министерство изобилия предполагало выпустить в 4-м квартале 145 миллионов пар обуви.
The actual output was given as sixty-two millions.	Сообщают, что реально произведено 62 миллиона.
Winston, however, in rewriting the forecast, marked the figure down to fifty-seven millions, so as to allow for the usual claim that the quota had been overfulfilled.	Уинстон же, переписывая прогноз, уменьшил плановую цифру до 57 миллионов, чтобы план, как всегда, оказался перевыполненным.
In any case, sixty-two millions was no nearer the truth than fifty-seven millions, or than 145 millions.	Во всяком случае, 62 миллиона ничуть не ближе к истине, чем 57 миллионов или 145.
Very likely no boots had been produced at all.	Весьма вероятно, что обуви вообще не произвели.
Likelier still, nobody knew how many had been produced, much less cared.	Еще вероятнее, что никто не знает, сколько ее произвели, и, главное, не желает знать.
All one knew was that every quarter astronomical numbers of boots were produced on paper, while perhaps half the population of Oceania went barefoot.	Известно только одно: каждый квартал на бумаге производят астрономическое количество обуви, между тем как половина населения Океании ходит босиком.
And so it was with every class of recorded fact, great or small.	То же самое -- с любым документированным фактом, крупным и мелким.
Everything faded away into a shadow-world in which, finally, even the date of the year had become uncertain.	Все расплывается в призрачном мире. И даже сегодняшнее число едва ли определишь.
Winston glanced across the hall. In the corresponding cubicle on the other side a small, precise-looking, dark-chinned man named Tillotson was working steadily away, with a folded newspaper on his knee and his mouth very close to the mouthpiece of the speakwrite.	Уинстон взглянул на стеклянную кабину по ту сторону коридора. Маленький, аккуратный, с синим подбородком человек по фамилии Тиллотсон усердно трудился там, держа на коленях сложенную газету и приникнув к микрофону речеписа.
He had the air of trying to keep what he was saying a secret between himself and the telescreen.	Вид у него был такой, будто он хочет, чтобы все сказанное осталось между ними двоими -между ним и речеписом.
He looked up, and his spectacles darted a hostile flash in Winston's direction.	Он поднял голову, и его очки враждебно сверкнули Уинстону.
Winston hardly knew Tillotson, and had no idea what work he was employed on.	Уинстон почти не знал Тиллотсона и не имел представления о том, чем он занимается.
People in the Records Department did not readily talk about their jobs.	Сотрудники отдела документации неохотно говорили о своей работе.
In the long, windowless hall, with its double row of cubicles and its endless rustle of papers and hum of voices murmuring into speakwrites, there were quite a dozen people whom Winston did not even know by name, though he daily saw them hurrying to and fro in the corridors or gesticulating in the Two Minutes Hate.	В длинном, без окон коридоре с двумя рядами стеклянных кабин, с нескончаемым шелестом бумаги и гудением голосов, бубнящих в речеписы, было не меньше десятка людей, которых Уинстон не знал даже по имени, хотя они круглый год мелькали перед ним на этаже и махали руками на двухминутках ненависти.

Предыдущая Стр. 16 из 121 Следующая

Оглавление