| The little sandy-haired woman had turned bright pink, and her mouth was opening and shutting like that of a landed fish. | Маленькая женщина с рыжеватыми волосами стала пунцовой и разевала рот, как рыба на суше. |
| Even O'Brien's heavy face was flushed. | Тяжелое лицо О'Брайена тоже побагровело. |
| He was sitting very straight in his chair, his powerful chest swelling and quivering as though he were standing up to the assault of a wave. | Он сидел выпрямившись, и его мощная грудь вздымалась и содрогалась, словно в нее бил прибой. |
| The dark-haired girl behind Winston had begun crying out | Темноволосая девица позади Уинстона закричала: |
| ' Swine! | "Подлец! |
| Swine! | Подлец! |
| Swine!' and suddenly she picked up a heavy Newspeak dictionary and flung it at the screen. | Подлец!" -- а потом схватила тяжелый словарь новояза и запустила им в телекран. |
| It struck Goldstein's nose and bounced off; the voice continued inexorably. | Словарь угодил Голдстейну в нос и отлетел. Но голос был неистребим. |
| In a lucid moment Winston found that he was shouting with the others and kicking his heel violently against the rung of his chair. | В какой-то миг просветления Уинстон осознал, что сам кричит вместе с остальными и яростно лягает перекладину стула. |
| The horrible thing about the Two Minutes Hate was not that one was obliged to act a part, but, on the contrary, that it was impossible to avoid joining in. | Ужасным в двухминутке ненависти было не то, что ты должен разыгрывать роль, а то, что ты просто не мог остаться в стороне. |
| Within thirty seconds any pretence was always unnecessary. | Какие-нибудь тридцать секунд -- и притворяться тебе уже не надо. |
| A hideous ecstasy of fear and vindictiveness, a desire to kill, to torture, to smash faces in with a sledge-hammer, seemed to flow through the whole group of people like an electric current, turning one even against one's will into a grimacing, screaming lunatic. | Словно от электрического разряда, нападали на все собрание гнусные корчи страха и мстительности, исступленное желание убивать, терзать, крушить лица молотом: люди гримасничали и вопили, превращались в сумасшедших. |
| And yet the rage that one felt was an abstract, undirected emotion which could be switched from one object to another like the flame of a blowlamp. | При этом ярость была абстрактной и ненацеленной, ее можно было повернуть в любую сторону, как пламя паяльной лампы. |
| Thus, at one moment Winston's hatred was not turned against Goldstein at all, but, on the contrary, against Big Brother, the Party, and the Thought Police; and at such moments his heart went out to the lonely, derided heretic on the screen, sole guardian of truth and sanity in a world of lies. | И вдруг оказывалось, что ненависть Уинстона обращена вовсе не на Голдстейна, а наоборот, на Старшего Брата, на партию, на полицию мыслей; в такие мгновения сердцем он был с этим одиноким осмеянным еретиком, единственным хранителем здравомыслия и правды в мире лжи. |
| And yet the very next instant he was at one with the people about him, and all that was said of Goldstein seemed to him to be true. | А через секунду он был уже заодно с остальными, и правдой ему казалось все, что говорят о Голдстейне. |
| At those moments his secret loathing of Big Brother changed into adoration, and Big Brother seemed to tower up, an invincible, fearless protector, standing like a rock against the hordes of Asia, and Goldstein, in spite of his isolation, his helplessness, and the doubt that hung about his very existence, seemed like some sinister enchanter, capable by the mere power of his voice of wrecking the structure of civilization. | Тогда тайное отвращение к Старшему Брату превращалось в обожание, и Старший Брат возносился над всеми -- неуязвимый, бесстрашный защитник, скалою вставший перед азийскими ордами, а Г олдстейн, несмотря на его изгойство и беспомощность, несмотря на сомнения в том, что он вообще еще жив, представлялся зловещим колдуном, способным одной только силой голоса разрушить здание цивилизации. |
| It was even possible, at moments, to switch one's hatred this way or that by a voluntary act. | А иногда можно было, напрягшись, сознательно обратить свою ненависть на тот или иной предмет. |
| Suddenly, by the sort of violent effort with which one wrenches one's head away from the pillow in a nightmare, Winston succeeded in transferring his hatred from the face on the screen to the dark-haired girl behind him. | Каким-то бешеным усилием воли, как отрываешь голову от подушки во время кошмара, Уинстон переключил ненависть с экранного лица на темноволосую девицу позади. |
| Vivid, beautiful hallucinations flashed through his mind. | В воображении замелькали прекрасные отчетливые картины. |
| He would flog her to death with a rubber truncheon. | Он забьет ее резиновой дубинкой. |
| He would tie her naked to a stake and shoot her full of arrows like Saint Sebastian. | Г олую привяжет к столбу, истычет стрелами, как святого Себастьяна. |
| He would ravish her and cut her throat at the moment of climax. | Изнасилует и в последних судорогах перережет глотку. |
| Better than before, moreover, he realized WHY it was that he hated her. | И яснее, чем прежде, он понял, за что ее ненавидит. |
| He hated her because she was young and pretty and sexless, because he wanted to go to bed with her and would never do so, because round her sweet supple waist, which seemed to ask you to encircle it with your arm, there was only the odious scarlet sash, aggressive symbol of chastity. | За то, что молодая, красивая и бесполая; за то, что он хочет с ней спать и никогда этого не добьется; за то, что на нежной тонкой талии, будто созданной для того, чтобы ее обнимали, -- не его рука, а этот алый кушак, воинствующий символ непорочности. |
| The Hate rose to its climax. | Ненависть кончалась в судорогах. |
| The voice of Goldstein had become an actual sheep's bleat, and for an instant the face changed into that of a sheep. | Речь Г олдстейна превратилась в натуральное блеяние, а его лицо на миг вытеснила овечья морда. |
| Then the sheep-face melted into the figure of a Eurasian soldier who seemed to be advancing, huge and terrible, his sub-machine gun roaring, and seeming to spring out of the surface of the screen, so that some of the people in the front row actually flinched backwards in their seats. | Потом морда растворилась в евразийском солдате: огромный и ужасный, он шел на них, паля из автомата, грозя прорвать поверхность экрана, -- так что многие отпрянули на своих стульях. |
| But in the same moment, drawing a deep sigh of relief from everybody, the hostile figure melted into the face of Big Brother, black-haired, black-moustachio'd, full of power and mysterious calm, and so vast that it almost filled up the screen. | Но тут же с облегчением вздохнули: фигуру врага заслонила наплывом голова Старшего Брата, черноволосая, черноусая, полная силы и таинственные спокойствия, такая огромная, что заняла почти весь экран. |
| Nobody heard what Big Brother was saying. | Что говорит Старший Брат, никто не расслышал. |
| It was merely a few words of encouragement, the sort of words that are uttered in the din of battle, not distinguishable individually but restoring confidence by the fact of being spoken. | Всего несколько слов ободрения, вроде тех, которые произносит вождь в громе битвы, -- сами по себе пускай невнятные, они вселяют уверенность одним тем, что их произнесли. |
| Then the face of Big Brother faded away again, and instead the three slogans of the Party stood out in bold capitals: | Потом лицо Старшего Брата потускнело, и выступила четкая крупная надпись -- три партийных лозунга: |
| WAR IS PEACE FREEDOM IS SLAVERY IGNORANCE IS STRENGTH | ВОИНА -- ЭТО МИР СВОБОДА -- ЭТО РАБСТВО НЕЗНАНИЕ -- СИЛА |
| But the face of Big Brother seemed to persist for several seconds on the screen, as though the impact that it had made on everyone's eyeballs was too vivid to wear off immediately. | Но еще несколько мгновений лицо Старшего Брата как бы держалось на экране: так ярок был отпечаток, оставленный им в глазу, что не мог стереться сразу. |
| The little sandy-haired woman had flung herself forward over the back of the chair in front of her. | Маленькая женщина с рыжеватыми волосами навалилась на спинку переднего стула. |
| With a tremulous murmur that sounded like | Всхлипывающим шепотом она произнесла что-то вроде: |
| 'My Saviour!' she extended her arms towards the screen. | "Спаситель мой!" -- и простерла руки к телекрану. |
| Then she buried her face in her hands. | Потом закрыла лицо ладонями. |
| It was apparent that she was uttering a prayer. | По-видимому, она молилась. |
| At this moment the entire group of people broke into a deep, slow, rhythmical chant of 'B-B!...B-B!'--over and over again, very slowly, with a long pause between the first 'B' and the second--a heavy, murmurous sound, somehow curiously savage, in the background of which one seemed to hear the stamp of naked feet and the throbbing of tom-toms. |