| From the moment when the machine first made its appearance it was clear to all thinking people that the need for human drudgery, and therefore to a great extent for human inequality, had disappeared. | С того момента, когда машина заявила о себе, всем мыслящим людям стало ясно, что исчезла необходимость в черной работе -- а значит, и главная предпосылка человеческого неравенства. |
| If the machine were used deliberately for that end, hunger, overwork, dirt, illiteracy, and disease could be eliminated within a few generations. | Если бы машину направленно использовали для этой цели, то через несколько поколений было бы покончено и с голодом, и с изнурительным трудом, и с грязью, и с неграмотностью, и с болезнями. |
| And in fact, without being used for any such purpose, but by a sort of automatic process--by producing wealth which it was sometimes impossible not to distribute--the machine did raise the living standards of the average human being very greatly over a period of about fifty years at the end of the nineteenth and the beginning of the twentieth centuries. | Да и не будучи употреблена для этой цели, а, так сказать, стихийным порядком -- производя блага, которые иногда невозможно было распределить, -- машина за пять десятков лет в конце XIX века и начале XX разительно подняла жизненный уровень обыкновенного человека. |
| But it was also clear that an all-round increase in wealth threatened the destruction--indeed, in some sense was the destruction--of a hierarchical society. | Но так же ясно было и то, что общий рост благосостояния угрожает иерархическому обществу гибелью, а в каком-то смысле и есть уже его гибель. |
| In a world in which everyone worked short hours, had enough to eat, lived in a house with a bathroom and a refrigerator, and possessed a motor-car or even an aeroplane, the most obvious and perhaps the most important form of inequality would already have disappeared. | В мире, где рабочий день короток, где каждый сыт и живет в доме с ванной и холодильником, владеет автомобилем или даже самолетом, самая очевидная, а быть может, и самая важная форма неравенства уже исчезла. |
| If it once became general, wealth would confer no distinction. | Став всеобщим, богатство перестает порождать различия. |
| It was possible, no doubt, to imagine a society in which WEALTH, in the sense of personal possessions and luxuries, should be evenly distributed, while POWER remained in the hands of a small privileged caste. | Можно, конечно, вообразить общество, где блага, в смысле личной собственности и удовольствий, будут распределены поровну, а власть останется у маленькой привилегированной касты. |
| But in practice such a society could not long remain stable. | Но на деле такое общество не может долго быть устойчивым. |
| For if leisure and security were enjoyed by all alike, the great mass of human beings who are normally stupefied by poverty would become literate and would learn to think for themselves; and when once they had done this, they would sooner or later realize that the privileged minority had no function, and they would sweep it away. | Ибо если обеспеченностью и досугом смогут наслаждаться все, то громадная масса людей, отупевших от нищеты, станет грамотной и научится думать самостоятельно; после чего эти люди рано или поздно поймут, что привилегированное меньшинство не выполняет никакой функции, и выбросят его. |
| In the long run, a hierarchical society was only possible on a basis of poverty and ignorance. | В конечном счете иерархическое общество зиждется только на нищете и невежестве. |
| To return to the agricultural past, as some thinkers about the beginning of the twentieth century dreamed of doing, was not a practicable solution. | Вернуться к сельскому образу жизни, как мечтали некоторые мыслители в начале XX века, -- выход нереальный. |
| It conflicted with the tendency towards mechanization which had become quasi-instinctive throughout almost the whole world, and moreover, any country which remained industrially backward was helpless in a military sense and was bound to be dominated, directly or indirectly, by its more advanced rivals. | Он противоречит стремлению к индустриализации, которое почти повсеместно стало квазиинстинктом; кроме того, индустриально отсталая страна беспомощна в военном отношении и прямо или косвенно попадет в подчинение к более развитым соперникам. |
| Nor was it a satisfactory solution to keep the masses in poverty by restricting the output of goods. | Не оправдал себя и другой способ: держать массы в нищете, ограничив производство товаров. |
| This happened to a great extent during the final phase of capitalism, roughly between 1920 and 1940. | Это уже отчасти наблюдалось на конечной стадии капитализма -- приблизительно между 1920 и 1940 годами. |
| The economy of many countries was allowed to stagnate, land went out of cultivation, capital equipment was not added to, great blocks of the population were prevented from working and kept half alive by State charity. | В экономике многих стран был допущен застой, земли не возделывались, оборудование не обновлялось, большие группы населения были лишены работы и кое-как поддерживали жизнь за счет государственной благотворительности. |
| But this, too, entailed military weakness, and since the privations it inflicted were obviously unnecessary, it made opposition inevitable. | Но это также ослабляло военную мощь, и, поскольку лишения явно не были вызваны необходимостью, неизбежно возникала оппозиция. |
| The problem was how to keep the wheels of industry turning without increasing the real wealth of the world. | Задача состояла в том, чтобы промышленность работала на полных оборотах, не увеличивая количество материальных ценностей в мире. |
| Goods must be produced, but they must not be distributed. | Товары надо производить, но не надо распределять. |
| And in practice the only way of achieving this was by continuous warfare. | На практике единственный путь к этому -непрерывная война. |
| The essential act of war is destruction, not necessarily of human lives, but of the products of human labour. | Сущность войны -- уничтожение не только человеческих жизней, но и плодов человеческого труда. |
| War is a way of shattering to pieces, or pouring into the stratosphere, or sinking in the depths of the sea, materials which might otherwise be used to make the masses too comfortable, and hence, in the long run, too intelligent. | Война -- это способ разбивать вдребезги, распылять в стратосфере, топить в морской пучине материалы, которые могли бы улучшить народу жизнь и тем самым в конечном счете сделать его разумнее. |
| Even when weapons of war are not actually destroyed, their manufacture is still a convenient way of expending labour power without producing anything that can be consumed. | Даже когда оружие не уничтожается на поле боя, производство его -- удобный способ истратить человеческий труд и не произвести ничего для потребления. |
| A Floating Fortress, for example, has locked up in it the labour that would build several hundred cargo-ships. | Плавающая крепость, например, поглотила столько труда, сколько пошло бы на строительство нескольких сот грузовых судов. |
| Ultimately it is scrapped as obsolete, never having brought any material benefit to anybody, and with further enormous labours another Floating Fortress is built. | В конце концов она устаревает, идет на лом, не принеся никому материальной пользы, и вновь с громадными трудами строится другая плавающая крепость. |
| In principle the war effort is always so planned as to eat up any surplus that might exist after meeting the bare needs of the population. | Теоретически военные усилия всегда планируются так, чтобы поглотить все излишки, которые могли бы остаться после того, как будут удовлетворены минимальные нужды населения. |
| In practice the needs of the population are always underestimated, with the result that there is a chronic shortage of half the necessities of life; but this is looked on as an advantage. | Практически нужды населения всегда недооцениваются, и в результате -- хроническая нехватка предметов первой необходимости; но она считается полезной. |
| It is deliberate policy to keep even the favoured groups somewhere near the brink of hardship, because a general state of scarcity increases the importance of small privileges and thus magnifies the distinction between one group and another. |