Главная задача, которую ставили перед собой реформаторы, — сделать ведомство госбезопасности безопасным для общества, не меняя чекистский аппарат. Вероятно, они были слишком наивны. Если бы ведомство тогда распустили, исчез бы один из важнейших институтов тоталитарного общества. А так на Лубянке лишь притаились — в ожидании лучших времен. И они пришли…
Новый председатель занялся преобразованием комитета. Сразу же было решено, что этот монстр будет демонтирован, рассказывал мне Бакатин. Надо было это сделать хотя бы для того, чтобы сохранить разведку. Ведь в то время президенты всех республик претендовали на наследство СССР, хотя Советский Союз еще существовал. Разведка все-таки была сразу выведена за скобки. А остальную часть комитета делили…
Когда Бакатина назначили председателем комитета, обсуждались разные планы — от радикальной идеи распустить КГБ и создать совершенно новую спецслужбу с ограниченными функциями до осторожного предложения ограничиться косметической реформой. Бакатин выбрал нечто среднее.
— Спецслужбы в такой период очень нужны, — говорил Вадим Викторович. — Все мы наполовину в социализме, наполовину в капитализме. Выгнать старых профессионалов значит разведку ликвидировать. Только если кому-то идеология мешает служить государству, тогда от него надо избавиться.
Бакатин передал войска КГБ министерству обороны. Это были те несколько дивизий, которые с дальним прицелом на случай чрезвычайного положения забрал у армии его предшественник Крючков.
Пограничные войска вывели из КГБ, создали самостоятельный Комитет по охране государственной границы. После распада СССР Ельцин включил пограничников в состав министерства безопасности России. В 1993 году они опять получили самостоятельность, и была образована Федеральная пограничная служба. А через десять лет, в марте 2003 года, президент Путин вернул пограничников в состав Федеральной службы безопасности.
Службу охраны — бывшее девятое управление, которое заботилось о членах политбюро, — подчинили непосредственно Горбачеву. Председатель КГБ утратил власть над президентской охраной. При Ельцине появились сразу два ведомства — Служба безопасности президента (ее возглавлял всесильный Александр Васильевич Коржаков) и Главное управление охраны, охранявшее остальных государственных чиновников. Затем обе службы объединили в единую Федеральную службу охраны Российской Федерации.
Управление правительственной связи, восьмое главное управление (обеспечение безопасности собственных секретных переговоров и расшифровка чужих) и шестнадцатое управление (перехват радио- и телефонных переговоров) тоже изъяли из состава КГБ и объединили в Комитет правительственной связи при президенте СССР.
Председатель КГБ уже ни у кого не мог отключить связь. И информация, получаемая радиоэлектронной разведкой, пошла президенту напрямую, а не через председателя КГБ. С 1993 года это ведомство называлось ФАПСИ — Федеральное агентство правительственной связи и информации при президенте России.
Президент Путин расформировал агентство. Третье главное управление (радиоэлектронная разведка) ФАПСИ поделили Служба внешней разведки и ФСБ. Федеральной службе безопасности достались также войска радиоэлектронной разведки и второе главное управление (безопасность связи, дешифрование и криптография).
Основная часть наследства ФАПСИ, как ни странно, перешла к Федеральной службе охраны: бывшее первое главное управление (правительственная связь), войска правительственной связи, главное управление информационных ресурсов (вся информация, которая циркулирует в закрытых сетях органов власти), главное управление информационных систем (изучение общественного мнения). В составе ФСО образовали Службу специальной связи и информации…
Бакатин упразднил бывшее пятое управление, которое занималось политическим сыском, слежкой за интеллигенцией, церковью, национальными движениями:
— Слежка, или политический сыск, или надзор по политическим мотивам, прекращены полностью, за это я могу ручаться.
Такие слова значили многое. Но Бакатин не задержался на Лубянке.
Последний советский министр обороны маршал Евгений Иванович Шапошников просил передать в министерство третье главное управление КГБ, военную контрразведку. Бакатин согласился, но в Кремле не захотели, чтобы армейская контрразведка стала карманным ведомством министерства обороны. Контроль над армией остался в руках начальника госбезопасности.
Но от контроля над милицией органы госбезопасности временно вынуждены были отказаться — настоял ставший очень влиятельным новый министр внутренних дел СССР Виктор Павлович Баранников.
После провала августовского путча Баранникова вызвал Горбачев:
— Президенты союзных республик просят вас возглавить союзный МВД.
Так он оказался последним министром внутренних дел СССР — вместо покончившего с собой Бориса Пуго.
Баранников сразу после назначения отправил две бригады в Вильнюс и в Ригу, чтобы разобраться с местными ОМОН. Оба были расформированы. И избавился от чекистского присмотра, введенного при Андропове.
«Парткомы, — вспоминал позднесоветские времена известный милицейский генерал Александр Иванович Гуров, — перешли под контроль офицеров КГБ, в каждое милицейское управление определили чекиста, а то и двух. Они занимались контрразведывательным обеспечением органов внутренних дел: следили, вербовали, доносили, увольняли с черной меткой в личном деле, одним словом — работали».
Осенью 1991 года я разговаривал с популярным тогда политиком, народным депутатом СССР Аркадием Николаевичем Мурашевым, молодым и жизнерадостным человеком. Его только что — совершенно неожиданно — назначили начальником Главного управления внутренних дел Москвы. Спросил Мурашева: раньше милиция контролировалась сотрудниками госбезопасности, люди КГБ были внутри милицейского аппарата. Как сейчас складываются отношения с комитетом?
— Людей КГБ от нас забрали еще до моего прихода в главк, — рассказывал Мурашев. — Отношения с госбезопасностью у нас сейчас хорошие, рабочие, и мы, в свою очередь, расформировали подразделение, которое действовало против КГБ. Да работникам КГБ вовсе нечего делать, они переключаются на борьбу с преступностью…
Сейчас ясно, как наивен был Аркадий Мурашев, а тогда вопрос, какие спецслужбы нужны стране и что они должны делать, еще не был решен.
Бакатин находился на виду, страна следила за каждым его шагом, газеты цитировали любое выступление. Думали, что Бакатин пришел надолго. Сулили ему бурную политическую карьеру. Вадима Викторовича считали очень влиятельным политиком. Но подчиненные встретили его с трудно скрываемым раздражением. Как он сам говорил, в закрытую корпорацию пришел чужак.
Доктор исторических наук Вячеслав Алексеевич Никонов (председатель комитета шестой Государственной думы по образованию) был помощником Бакатина в КГБ.
Он вспоминает:
— Некоторые его приказы не выполнялись. Вообще в КГБ к людям со стороны относятся с большим недоверием. Кроме того, в КГБ не любят милицейских, а Бакатин был до этого министром внутренних дел.
А еще он действовал крайне жестко, и его просто возненавидели. Как мне говорил один из его сотрудников, Бакатин — очень резкий человек, бесконечно требовательный и постоянно недовольный подчиненными. Он кричал, матерился, работать с ним было трудно. Ему можно было возразить. Переубедить — никогда…
Он сам признавался:
— У меня скверный характер.
Сергей Степашин:
— К Вадиму относились очень тяжело. Эстет, играет на фортепиано, стихи пишет, картины рисует… И матом всех посылает.
Грубых начальников в КГБ повидали. Тут дело было в другом.
Бакатин говорил:
— Традиции чекизма надо искоренить, чекизм как идеология должен перестать существовать. Мы должны руководствоваться законом, а не идеологией.
Можно представить себе, какую реакцию в комитете это вызывало.
Я беседовал с генералом Валерием Павловичем Воротниковым. Ему как руководителю бывшего пятого управления пришлось после путча покинуть комитет. Впоследствии его избрали депутатом Государственной Думы.
Он удивлялся словам Бакатина:
— Как чекизм уничтожить? Чекизм уничтожить невозможно. Сотни и тысячи людей воспитаны на этих принципах.
Когда Воротников уходил из комитета, то спросил у одного из руководителей ведомства госбезопасности:
— Чего вы добиваетесь?
— Мы хотим создать новую службу.
— Хорошая идея, флаг вам в руки. Создавайте. Но только имейте в виду, что с этим личным составом вы ничего не создадите, кроме КГБ СССР, потому что этих людей не перевоспитать. Для того, чтобы создать новую службу, надо уволить всех до единого и набрать новых людей.
Генерал Воротников оказался прав, потому что не реализовались те принципы, на которых строили российскую госбезопасность генерал Иваненко и его единомышленники. Прежде всего — это контроль, парламентский, постоянный, повседневный. Не за оперативной работой, разумеется, не за вербовкой агентуры. А прежде всего кадровый.
Осенью 1991 года в российском парламенте создали комиссию по контролю за деятельностью органов госбезопасности. Она утверждала начальников областных и краевых управлений. Депутаты были весьма требовательны к кандидатам, особенно народный депутат Владимир Константинович Варов, бывший следователь псковской прокуратуры… Общественный контроль тоже не был фикцией. Иваненко считал своим долгом постоянно встречаться с журналистами и отвечать не на заранее согласованные вопросы, а на все, в том числе неожиданные и неприятные. Но мы забежали вперед…
Вадим Бакатин невысоко оценил КГБ, чем, вероятно, сильно обидел чекистов:
— Я раньше всегда удивлялся, что Крючкову на любую сессию или совещание чемоданами тащили бумаги и он сидел и что-то такое с ними делал… Когда я сам увидел эти бумаги, то с удивлением обнаружил, что все это можно узнать из газет.
Вячеслав Никонов подтверждает:
— Бакатин изумился тому, какое количество ненужных бумаг ему идет. Много рутинной информации. Значительная часть донесений разведки содержала в себе реакцию Запада на те или иные выступления советских лидеров или западные оценки происходящего у нас внутри страны. Говорить о том, что на стол председателя КГБ стекалась сверхценная информация, не приходилось…