— На его месте я бы проверил всю твою подноготную. Что ты за человек, откуда, что делала до сих пор, чем занята сейчас, чего тебе хочется, а чего нет, — в общем, собрал бы все, что возможно, а потом разложил бы информацию на столе и тщательно проанализировал.
— То есть раздели бы меня догола?
— Именно. Положил бы тебя нагишом под яркие лампы, а потом вооружился пинцетом да микроскопом — и вычислил твои мыслительные и поведенческие штампы.
— Не понимаю, разве это подсказало бы ему, где я прячусь?
— Кто знает, — отвечает Тамару. — Возможно, подсказало бы. А может, и нет. Все зависит от ситуации. Я просто прикидываю, как сам поступил бы на его месте. И ничего другого в голову не приходит. У каждого из нас — свои персональные штампы мышления и поведения, которые делают нас уязвимыми.
— Прямо научный эксперимент какой-то.
— Человека без стереотипов не бывает. Как музыки без темы. Но в то же время стереотипы сковывают наши мысли и поступки. Они ограничивают нашу свободу, рушат шкалу приоритетов, а порой и деформируют логику. Вот даже в нашей ситуации: ты говоришь, что не хотела бы съезжать с квартиры, в которой сейчас. И, по крайней мере до конца года, отказываешься переезжать туда, где безопаснее. Поскольку надеешься что-то найти. И пока не найдешь это что-то, съехать оттуда не можешь… или не хочешь.
Аомамэ не произносит ни слова.
— Что это такое, насколько серьезно тебе сдалось, я не знаю и знать не хочу. Но, по-моему сегодня это что-то — твое самое уязвимое место.
— Возможно, — признает Аомамэ.
— А ведь именно эту ахиллесову пяту и пытается нащупать головастик. Все надеется обнаружить брешь в стене твоей крепости. И если он действительно так умен, как я опасаюсь, то уже очень скоро соберет все элементы твоего паззла в отчетливую картину
— Думаю, не соберет, — говорит Аомамэ. — Во-первых, ему никогда не найти, что связывает меня с тем, что во мне. Это слишком глубоко в моем сердце.
— Ты уверена в этом на сто процентов?
Аомамэ задумывается.
— Ну, не на все сто… Процентов на девяносто восемь.
— Тогда об оставшихся двух процентах тебе придется очень серьезно побеспокоиться. Как я уже говорил, Головастик — профи. Умный и очень терпеливый.
Она молчит.
— Любой профессионал — охотничий пес, — продолжает Тамару. — Различает запахи, недоступные простому человеку, и звуки, которые обычно никому не слышны. Будешь жить, как все, — никогда не станешь профи. А если и станешь, долго не проживешь. Тут нужна осторожность. Ты — осторожна, я знаю. Но постарайся быть осторожней еще раз в сто, если не больше. Самое главное процентами не измерить.
— А можно спросить?
— О чем?
— Если этот… Головастик появится здесь, что вы станете делать?
Тамару долго молчит. Похоже, вопрос неожиданный.
— Да, наверное, ничего. Пусть делает, что хочет. Сам он вряд ли сможет тебе навредить.
— А если он станет нас всех донимать?
— Каким образом?
— Ну, не знаю… Так, что вы начнете напрягаться.
Тамару коротко откашливается.
— Тогда я пошлю ему какое-нибудь послание.
— От профессионала — профессионалу?
— Вроде того, — соглашается Тамару. — Но сначала проверю, под чью дудку он пляшет. Разберусь, кто за ним стоит. А уж потом буду решать, куда и как двигаться.
— Прежде чем прыгать в бассейн, проверите его глубину?
— Можно и так сказать.
— Но все-таки вы полагаете, что он действует сам, без чьей-либо крыши?
— Не исключено. Но опыт показывает, что иногда моя интуиция ошибается. Все-таки глаз на затылке у меня, к сожалению, нет. Поэтому будь предельно внимательна. Постоянно спрашивай себя, нет ли вокруг кого подозрительного. Не изменилась ли ситуация. Не происходит ли чего необычного. Заметишь что угодно, любую мелочь — немедленно сообщай.
— Я поняла. Буду внимательна, — отвечает Аомамэ. Что уж тут говорить. Ради того, чтобы найти Тэнго, я готова на все. А глаз на затылке у меня, увы, нет. Прав Тамару.
— Это все, что я хотел сказать.
— Как здоровье Мадам? — спрашивает Аомамэ.
— В порядке, — отвечает Тамару. — Разве что молчит все больше. Хотя она вообще не из разговорчивых… — Он еле слышно кашлянул. Похоже, покашливанием в его горле управлял некий орган, отвечающий за особенные акценты. — Но теперь еще молчаливей.
Аомамэ представляет себе, как старенькая Хозяйка с утра до вечера сидит в раскладном матерчатом кресле и молча разглядывает бабочек, порхающих по оранжерее. О том, как тихо она дышит, можно Аомамэ не рассказывать.
— В следующий раз пришлю тебе коробку «мадлен», — говорит напоследок Тамару. — Надеюсь, это благотворно скажется на ходе твоего времени.
— Спасибо, — отвечает Аомамэ.
Она варит на кухне какао. Перед возвращением на балкон нужно согреться. Кипятит в кастрюле молоко, растворяет в нем коричневый порошок. Выливает смесь в огромную кружку, добавляет взбитых заранее сливок. Затем садится за стол и неторопливо пьет, вспоминая разговор с Тамару во всех деталях. Значит, проклятый Головастик собирается раздеть меня догола, думает она. Под ослепительными прожекторами. При этом он — профессионал и очень опасен.
Надев пуховик и обмотав шею шарфом, Аомамэ возвращается на балкон с чашкой какао в руке. Садится в пластмассовое кресло, укутывает ноги пледом. На детской горке по-прежнему ни души. Только уже на самом выходе из парка быстро движется чья-то фигурка. Вроде бы детская. Коренастый мальчуган в вязаной шапочке. Странно: что там делает одинокий ребенок в такой поздний час? Не успела она заметить его боковым зрением через прутья балконной решетки, как парнишка тут же скрылся в тени здания. Хотя для ребенка у него слишком огромная голова. Или ей показалось?
В любом случае, это не Тэнго. Тут же забыв о нем, она стала разглядывать дальше то детскую горку, то плывущие по небу облака. И потягивать какао, грея о кружку ладони.
На самом деле, конечно, Аомамэ увидела не ребенка, а Усикаву. Будь на улице чуть светлее или задержись он перед ее глазами чуть дольше, она бы убедилась, что голова у него и правда совсем не детских размеров. И тогда уж наверняка бы сообразила, что этот коротышка с огромной головой и есть человек, о котором рассказал ей Тамару. Но она видела его всего три-четыре секунды, и притом через прутья решетки. За которыми, слава богу, и сам Усикава не заметил сидевшей на балконе Аомамэ.
И вот здесь впору озадачиться сразу несколькими «если бы». Если бы телефонный разговор с Тамару не затянулся так надолго и если бы Аомамэ не раздумывала потом над его словами на кухне, потягивая какао, она обязательно увидела бы Тэнго, который все это время сидел на детской горке и разглядывал небо. И, разумеется, тут же выбежала из дома и встретилась бы с ним двадцать лет спустя.
С другой стороны, случись все именно так, следивший за Тэнго Усикава сразу бы догадался, что это Аомамэ, вычислил бы ее убежище и в срочном порядке доложил бы об этом верзилам из «Авангарда».
Поэтому неизвестно, к счастью или к несчастью Аомамэ не увидела Тэнго. Но именно пока она говорила с Тамару по телефону и пила на кухне какао, Тэнго, как и в прошлый раз, сидя на горке, разглядывал луны и наползавшие на них облака. А Усикава украдкой следил за Тэнго. Так прошло минут двадцать пять. В каком-то смысле — очень фатальные минут двадцать пять. Когда же Аомамэ в пуховике и с какао вернулась на балкон, Тэнго с детской площадки уже ушел. А Усикава последовал за ним не сразу, ибо решил убедиться кое в чем своими глазами. И лишь увидав, что хотел, быстрым шагом вышел из парка — что и заметила в последний момент Аомамэ.
Как и прежде, по небу неслись облака. Они стремились на юг: за горизонт над Токийским заливом и дальше, к просторам Тихого океана. Никто не знал, какая судьба ожидает их впереди. Как никто не знает, куда улетают души людей после смерти.
Кольцо вокруг Тэнго и Аомамэ стремительно сжималось. Хотя никто из них об этом даже не подозревал. А вот Усикава чуял своим уникальным змеиным нюхом, ибо сам активно этому помогал. Но все-таки даже он не видел всей картины происходящего. И понятия не имел, что дистанция между ним и Аомамэ только что сократилось до полусотни метров. А после увиденного в парке его сознание пребывало в таком хаосе, что мыслить последовательно уже не получалось, хоть сдохни.
После десяти мороз крепчает. Сдавшись, Аомамэ возвращается с балкона в теплую комнату. Раздевается, принимает горячую ванну. Согреваясь всем телом, трогает низ живота. И нащупывает там еле заметную округлость. Закрывает глаза и пытается представить ее — свою Кровиночку. Времени мало. Во что бы то ни стало нужно скорее рассказать об этом Тэнго. О его ребенке под ее сердцем. И о том, что она защитит их Кровиночку даже ценой своей жизни.
Переодевшись в пижаму, она забирается в постель, в темноте засыпает. И прежде чем провалиться в самый глубокий сон, грезит о старой Хозяйке. О том, как в оранжерее «Плакучей виллы» они вдвоем любуются бабочками. Внутри оранжереи тепло, как в утробе. Там же стоит и фикус, оставленный ею в прошлой квартире.
Ухоженный, оживший до неузнаваемости, заново позеленевший. На его сочных листьях мирно дремлют бабочки, сложив большие разноцветные крылья. И этому Аомамэ очень рада.
Во сне у нее очень большой живот, словно роды уже очень скоро. Она чувствует, как два разных пульса — ее самой и Кровиночки — образуют единый затейливый ритм.
Хозяйка сидит с нею рядом — как обычно, выпрямив спину и плотно сжав губы, — и еле слышно дышит. Обе они молчат, чтобы не разбудить спящих бабочек. Старушка погружена в свои мысли — так глубоко, что вроде и не замечает Аомамэ. Но Аомамэ, конечно же, чувствует себя под защитой. И все же тревога не покидает ее. Слишком тонкими и хрупкими выглядят хозяйкины руки, сложенные на коленях. Пальцы Аомамэ непроизвольно ищут пистолет, но нигде не находят его.
Даже засыпая все крепче, Аомамэ понимает, что видит сон. Иногда к ней приходят такие сны. Когда находишься, казалось бы, в очень яркой реальности, но понимаешь, что реальность эта ненастоящая. Словно высадился на поверхности какого-нибудь далекого астероида.