– Ты так заботишься обо мне, – улыбнулся Себ, глядя на меня из-под вороновых ресниц, под которыми лежали синяки; он долго не спал, как и я. – Мы уже держимся за ручки!
Я фыркнула, отшвыривая его ладонь от себя, как мяч.
– Ты невредим, – озвучила я. – Так не бывает!
– А ты думала, только у вас с Крисом крутые таланты? – ухмыльнулся он.
Его улыбка была светлой и мягкой, совсем не вписывающейся в то убогое место, где мы находились. Вспомнив о подвале, я нерешительно осмотрелась. Вся комната была заставлена ржавыми стеллажами; даже удивительно, как в темноте мы не напоролись на один из них. Везде были залежи арматур и двигателей, а поодаль, между стальными коробками, стоял детский самокат.
– У меня был такой, – вспомнила я, трогая наклейки, которыми был облеплен руль. – Я передвигалась на нем по Аляске, пока не встретила Криса. Тоже украшала наклейками, которые находила в супермаркетах, пока беспробудно пьянствовала.
– Как мило! Погоди… Что ты делала в супермаркетах?
Я повернула к себе самокат и наклонилась, чтобы получше рассмотреть очередную наклейку на колесе. Там, порванный и испачканный, был изображен розовый единорог.
– Да ладно! – воскликнула я. – Прайд присвоил себе мой самокат! Эту наклейку я прилепила еще в Фэрбенксе… Ну все, Сара переступила черту! Надо с этим кончать.
– Да, Прайд такой, – хмыкнул Себастьян так мрачно, будто точно знал, о чем говорит. – Что их – только их, а что не их – тоже их. Так что там по поводу пьянства?
Я оробело покосилась на Себа, не веря, что мне и впрямь придется погрузиться в прошлое ради утоления его любопытства. Пусть это и было справедливо, ведь он уже не раз удовлетворил любопытство мое.
– Ну, я много пила первые дни, когда случилось все это. И блевала. Много пила и много блевала, да. Потом взяла себя в руки и угнала самокат из средней школы.
– Я тоже пил, – вдруг признался Себастьян. – Вчера. Кажется, я перебрал и бегал голышом по железнодорожной станции. Сигнальная ракета Флей спасла меня от белой горячки и, возможно, от смертельного секса с одной из банши.
– А вот последнее я бы предпочла не знать, – скривилась я.
– Согласен, перебор. Давай забудем о том, что мы вообще когда-либо обсуждали наши пьяные приключения. Идем.
Я грустно простилась с алюминиевым другом и, вернув самокат на место, поднялась за Себом наверх. Мы ступали по лестнице тихо и медленно, прислушиваясь к каждому шороху, чтобы снова не наткнуться на Бобби. В память о нем на лестнице тлела докуренная самокрутка – благо самого Бобби здесь уже не было.
– Нам нужно заглянуть на последний этаж, – сказал Себастьян, когда я уже собиралась выйти через склад к магазинам и пойти к себе в спальню. – У них там радио полетело после сегодняшней дискотеки. Видимо, не вынесло рождественского духа.
– Ты что, правда возомнил себя моим боссом? – вздернула брови я, остановившись.
Себастьян с улыбкой пожал плечами.
– Кто-то же должен им быть. В конце концов, это ведь я знаю, как нам сбежать.
Скрепя сердце, я подошла ближе.
– И что, действительно знаешь? Только не ври.
– Не знал бы – не пришел.
– Среди нас не все ловкие и шустрые, – предупредила я. – Учти это. План должен включать в себя эти моменты.
– Я знаком с тобой, поэтому не понаслышке представляю, о каких таких «моментах» ты говоришь: неуклюжесть, косорукость, везение утопленника. Да, все учтено, – задорно подмигнул мне Себастьян. – Ну же, улыбнись! Нельзя быть такой пессимисткой, p'tit canard. Les grands embrasements naissent de petites étincelles – большие пожары зарождаются из маленьких искр. А мы что ни на есть – будущий пожар. Мы сожжем здесь все дотла.
32. Искры
Когда мы с Себастьяном шли к моей комнате, Прайд уже начал просыпаться. Несколько помятых сновидцев вяло шныряли по коридорам, растирая заспанные глаза и отпечатки подушек на лицах. Потребовались неимоверные усилия, чтобы проскочить мимо, не вызвав при этом никаких подозрений, потому что мне то и дело мерещилось, что мы с Себом походим на эталонную парочку заговорщиков. Почуяв аромат кофе из кружки охранника на посту, я облизнулась.
– Кофеин, – простонал Себастьян в унисон моим мыслям. – Душу бы продал за кофеин!
– Соберись! Ты еще должен рассказать мне про свой план, Кали.
– Кали, – сонно повторил Себ, проглатывая зевок. – Себастьян Кали… В шестнадцать лет мне казалось, что у меня крутое имя для порноиндустрии.
– Ой, открою тебе секрет, но в порноиндустрии важно совсем не имя.
– Ты говоришь так, будто имя – это все, чем я могу там отличиться, – оскорбился он, и я хмыкнула.
– Да, именно это я и имею в виду.
После целой ночи бодрствования, проведенной то за починкой света, то радио, я жалела, что не осталась в комнате и не заставила себя спать. Подбадривая себя тем, что на кухне можно будет выпросить целую чашку горячего шоколада, сославшись на очередное донорство, я завернула в жилой коридор и толкнула дверь своей спальни.
– Знаешь, – озадаченно сказал Себастьян, как только мы вошли. – Что-то мне подсказывает, что мы здесь не одни.
И действительно: все кровати-диваны были заняты, а на нас смотрели целых четыре пары глаз – Тото, Флейта, Барби и Грейс.
– Наконец-то! – всплеснула руками Флей.
– Хм, ее все-таки не сожрали банши, – протянул Грейс хмуро. – Я должен Эшу пачку Oreo.
Себастьян оцепенел, и я толкнула его в спину, чтобы пройти. Они с Тото сцепились взглядами буквально с первых же секунд.
– Итак, я слушаю, – произнесла я, сбросив со своего леопардового покрывала обутые ноги Грейса. – Как вы прошли сюда всей толпой и остались незамеченными? И… Что это на тебе сидит?
Я испуганно отскочила, когда у штанов Грейса вдруг выросли два больших желтых глаза. Он почесал пальцем шерстяной комок на своих коленях, и мне потребовалась минута, чтобы распознать в этом комке щенка. Кудрявый калач размером с два моих кулака – пушистая смесь пуделя и колли с висящими ушами. Собака была разноцветной, будто слепленной из заплаток – куски бурого, серого, рыжего и белого. Она перевернулась, подставляя под руку Грейса розовое пузо, и тот умиленно улыбнулся.
– Где ты его нашел?
– Не его, а ее, – поправил меня он. – Вывалилась из вентиляции, когда я вел ребят по служебным коридорам мимо постов. Я решил отдать ей часть своего дневного пайка, и мы подружились. Это была любовь с первого взгляда, правда, Мадам Дурашка?
– Ты назвал собаку Мадам Дурашка?
– Ну да, – хмыкнул Грейс, смутившись, и его лицо, распаленное нежностью к зверю, тут же вернулось в исходный вид. – Тебя же кто-то додумался назвать Джеремия. Чем хуже Мадам Дурашка?
Щенок тявкнул, не открывая глаз, и потянулся к моей руке. Я улыбнулась и тронула пальцами завитушку на ее затылке, Грейс ревниво придвинул Дурашку обратно к себе.
– Здорово, что ты нашел себе сестру по интеллекту, но я все еще не понимаю, что заставило вас навестить меня в шесть чертовых утра! А если бы я спала?
– А ты спала? – саркастично поинтересовалась Флей.
– Я гуляла.
– Надо понимать, со своим новым лучшим другом?
Этот голос принадлежал Тото, и мне он абсолютно не понравился: в нем играл металл и вызов. За такой интонацией легко замаскировать как злость, так и отчаяние.
Флейта, сидящая между Тото и тактично молчащей Барби, затихла.
– Рад знакомству. – Все, что сказал Себ без какого-либо намека на лживость. – Меня зовут Себастьян. Я сын Сары, но, обещаю, это не доставит проблем. Надеюсь, моя помощь будет полезна.
Тото поднялся, и Флейта дернула его за штанину, пытаясь усадить обратно.
– Никто не просил тебя помогать, – процедил он.
Себастьян покачал головой.
– Тот, кто просил, сейчас сидит рядом с тобой и явно хочет, чтобы ты успокоился. А на твоем месте я бы сделал все, чтобы угодить этой женщине.
Грейс почти зааплодировал, но Барби, сделав невесомый выпад рукой, успела отвесить ему подзатыльник. Флейта выглядела как нарисованная – карикатурно блеклая и затравленная. Оленьи глаза казались непропорционально огромными на ее впалом лице.
Только когда между Тото и Себастьяном не осталось и метра, я вдруг поняла, как много в них общего: чернявые волосы (у Себастьяна немного вьющиеся, а у Тото непослушные и торчащие в разные стороны), штормовые глаза (у Тото как отражение хмурого неба, а у Себастьяна же сама ночь), продолговатые тонкие лица. Но находились и отличия: мускулистые руки Себастьяна обвивали татуировки, сложенные из древних баллад и легенд, а телосложение не выглядело массивным, скорее наоборот – легким и атлетичным. Тото же был жилистым, крепким, как платяной шкаф, и заметно моложе. Яркой одежде Себастьяна он предпочитал неброскую и хлопковую пастельных тонов. В контрасте друг с другом они походили на реку и море – и то, и другое вода, но разная глубина и предназначения. Морю не нужно быть буйным, чтобы обтесывать стекло и камни, а реке же подобает становиться извилистой, если что-то перегораживает ей путь. Однако и там, и там легко утонуть, если переоценить свои силы и заплыть слишком далеко.
– Ты не на моем месте, – рявкнул Тото. – И эта женщина точно тебе не принадлежит.
– Она никому не принадлежит, – бесстрастно парировал Себ, глядя ему в лицо. – На то она и женщина, а не вещь.
– Не извращай мои слова! Я имел в виду совсем не это…
– Довольно! – воскликнула Барби, и она, пожалуй, была единственным человеком в этой комнате, который был способен остановить их. – Хотите перебудить всех сновидцев, полудурки?! Без обид, Себастьян, мы толком незнакомы, но… Все мужчины так или иначе идиоты, это ведь факт.
– Твоя правда, – хмыкнул он. – Я больше не хочу быть идиотом. Я и так уже натворил достаточно.
Его взгляд нашел позади Флейту. Только трое из нас знали, о чем идет речь. Его предательство. Его насмешка. Достоин ли он прощения?
Секунда – и Тото уже стоит к Себастьяну вплотную, вытянув указательный палец у него перед носом. Все в комнате напряглись, ожидая худшего.