ли еще. Опять появляется уже знакомый индиец и приглашает пройти глубже в лес — в руках он держит чудесного папиллио гектора и, живописно жестикулируя, объясняет, что там их очень много. Мчимся за ним. Метров через 100–120 останавливаемся как вкопанные: между деревьями медленно порхают данаиды. Они спокойно садятся на землю, на деревья и на ветви. Мелькают красные, черные, голубые, желтые крылышки. Да их здесь сотни! Одним взмахом сачка ловим по три-четыре бабочки. Едва успеваем укладывать их в пакетики.
Странно, всего в 20–30 метрах от этого места бабочек совсем нет. Какая-то неведомая сила заставляет их кружиться именно в этой части леса, и даже наша погоня их не особенно пугает. Постепенно все же оставшиеся поднимаются повыше и спокойно усаживаются на верхних ветвях деревьев. Мы так и не узнали, чем объяснить странное поведение бабочек разных видов, собравшихся сюда именно в этот час, видимо, с большой территории. На стволах деревьев не видно было никаких повреждений и выделений, которые могли бы привлечь их. То, что собрались сюда разные виды, исключало предположение о брачном полете. Удивляло и спокойное поведение этих крупных и обычно осторожных бабочек.
Казуариновый лес, в котором все это происходило, тянулся довольно далеко. Нам часто и до этого и после приходилось встречать такие лесные массивы. Обычно они расположены в 15–25 километрах друг от друга. В лесах больше птиц, выше влажность воздуха. Возможно, через несколько десятков лет именно таким лесам суждено будет преобразить эту землю.
Ну, а пока нет больших лесов и соответственно древесины, жители остроумно решают проблему строительных материалов. Все хозяйственные постройки возводятся из гранитных и гнейсовых плит. Вот изгородь для скота: широкие — сантиметров по 30–40, тонкие — всего 10–12 см и высокие — до 1,5 метра плахи плотно пригнаны одна к другой. Настоящая каменная стена. Вот скамейка у обочины шоссе: две массивные каменные «доски» и на них положена третья широкая гранитная «доска», метра полтора длиной. Встречаются и непонятные сооружения из каменных плит: вроде карточных домиков или будок без двух стен, высотой метра полтора-два. А вот и вполне современные сооружения — сквозь столбы из гранита пропущена в несколько рядов колючая проволока. Внутри — загон для скота. В каждом поселке, который расположен на дороге, можно найти примитивную мастерскую, где обрабатываются такие гранитные изделия: доски, столбы, балки. Кое-где встречаются и открытые разработки гранита.
Как-то вечером — мы еще жили в Бангалуре — нас пригласили к профессору Рао на представление индийских танцев. В большой комнате без окон (такие комнаты обычны внутри индийских домов, в них днем не так жарко), у одной стены разместились мы вместе с членами семьи Рао, слева от нас — трое музыкантов: барабанщик, флейтист и скрипач. В ярко освещенном светом двух мощных фотографических ламп белом простенке появляется танцовщик. Это — профессионал специально приглашенный, чтобы продемонстрировать искусство индийского классического танца. Хорошо сложенный, красивый молодой человек лет 25, обнаженный по пояс. На нем бледно-фиолетовые шаровары с вшитым между штанинами куском материи, по виду напоминающие юбку. Она ярко-красная, сложенная гармошкой и расшита золотом. Танцор босиком. На предплечьях — красные с золотом накладки, которые удерживаются тонкими резинками. На голой груди на цепочке висят блестящие украшения, в ушах — серьги. Вокруг щиколоток босых ног браслеты с бубенцами.
Нам показывают не какое-то связное представление, а скорее демонстрируют общие принципы индийского танца. Каждое движение рук, головы, бедер, живота, губ, глаз имеет четко определенный смысл. С помощью жестов — мудра — танцовщик передает различные истории, выражает любые оттенки чувств. Канонизированных жестов существуют сотни. В системе танца катхакали только одних движений рук более пятисот! Существует около трехсот самостоятельных положений глаз и бровей! Недаром профессионалы-танцовщики обучаются искусству танца на протяжении нескольких лет. Но и зритель должен быть подготовленным: в совершенстве знать значение каждого жеста, всех его оттенков, иначе трудно во всей полноте понять и оценить игру актеров.
Вообще жест, язык жестов много значит в жизни индийца. На красочном календаре изображены мифологические сценки. Для непосвященного — это всего лишь ярко раскрашенная интересная картинка, а знающий увидит здесь и добрые пожелания и бытовые советы, символически изображенные позой или маской. В музее или в лавке старьевщика — фигура танцующего Шивы в огненном кольце — «Шива Натараджа», но мало кто знает, что жест одной из его рук обычно означает: «не бойся». А вот группа обезьян. Каждая из них изображена со своими характерными жестами, в определенной позе. «Не вижу ничего плохого, не слышу ничего плохого, не говорю ничего плохого, не делаю ничего плохого», — жестами говорят вам четыре обезьянки эпохи легендарного царя обезьян Ханумана, запечатленные резчиком по кости. Эта традиционная символика сложилась по крайней мере две — две с половиной тысячи лет назад и сейчас является важной чертой национальной культуры.
Танец, который демонстрировался нам, сопровождался игрой на двух маленьких барабанах — табла, бамбуковой флейте бансури и ситаре — нечто среднее между скрипкой и мандолиной.
Вечер заканчивается традиционным вегетарианским ужином. Мы, кажется, становимся настоящими индийцами: с удовольствием едим помидоры с… сахаром. Запомнилось последнее блюдо — компот из манго, бананов, грецких орехов, перемешанных с подслащенным кокосовым соком. Сначала кажется, что можно есть и есть без конца. Но очень быстро чувствуешь себя по горло сытым.
Через несколько дней мы посетили опытное хозяйство местного ветеринарного и сельскохозяйственного колледжа. Нас очень интересовал тропический лес, в котором, как нам было известно, километрах в 30 южнее Бангалура расположена эта станция.
Недалеко от нее — железнодорожный переезд. Поезда нет, но шлагбаум не только закрыт, но и заперт на огромный висячий замок. Стоим около переезда пять, десять, пятнадцать минут. Даже доктор Менон начинает нетерпеливо поглядывать на часы. Наконец минут через 25 железнодорожник в шортиках цвета хаки и курточке такого же цвета открывает замок и пропускает нашу машину через переезд. Поезда мы так и не видели.
На территории хозяйства разбиваемся на группы: К. А. Бреев отправляется на животноводческую ферму, Е. В. Жуков и Н. С. Борхсениус — к рыбоводному пруду, а мы — в плодовый питомник. Осматриваем деревья гуав (плоды еще неспелые), ряды апельсиновых и лимонных деревьев. Лимоны на ветвях какой-то странно удлиненной формы. Нам объясняют, что это один из лучших местных сортов, самый урожайный и неприхотливый. Лимонные деревца маленькие, ниже человеческого роста, невзрачные, но действительно все усыпаны крупными плодами.
Выбираемся за ограду плодовой станции и оказываемся в настоящем тропическом лесу. Густой стеной стоят бамбуковые заросли на опушке. Нечего и думать пробраться сквозь них: бамбуковые стволы 5–6 см в диаметре и высотой в несколько метров стоят друг от друга на расстоянии 10–15 см. А вот над лесом возвышается группа высоких зеленых и толстых стволов бамбука — это уже другой вид, в основном идущий на хозяйственные постройки.
По узкой влажной тропе, проложенной через рощу арековых пальм, выходим на берег небольшого ручья. Наконец-то можно осмотреться. По окраинам луговины растут невысокие пальмы и кустарники, потом все более и более высокие деревья. С трудом пробираемся по тропинке, ведущей вдоль ручья через заросли. Стоит только войти в заросли, как оказываешься в узком коридоре и, хотя кругом слышишь тысячи звуков и голосов, разглядеть ничего невозможно.
Сворачиваем в сторону от ручья по тропинке и попадаем на банановую плантацию. Плантация не очень старая, много молодых растений. Бананы — не деревья, а гигантская трава, и называть их «банановой пальмой» — ошибка. Огромные, двухметровые листья, плотно прилегая друг к другу, черешками образуют пустой внутри, ложный ствол. Такой ствол иногда достигает 10 метров высоты.
Бананы — одно из самых древних культурных растений. Они настолько изменились в руках человека за несколько тысяч лет, что в диком виде нигде не встречаются. Существует несколько тысяч сортов этого вида, дающих плоды разного качества. Большое количество бананов используется как корм скоту, есть специальные «текстильные» бананы, из листьев которых получают грубое волокно. В пищу бананы употребляются не только свежие, но и жареные, вареные, сушеные; из них делают муку, консервы, сиропы, напитки. К концу нашего путешествия по Индии мы хорошо разбирались в разных сортах бананов, которые употребляют в сыром виде. Вот эти, маленькие зеленые с вяжущим вкусом хорошо утоляют жажду, а эти миниатюрные желтенькие — сладкие и ароматные. Попробовали на юге Индии мы и знаменитые сехали — красные, или королевские, бананы, очень вкусные и огромного размера.
29 декабря было воскресенье, и мы попросили еще раз свезти нас в джунгли. Святослав Николаевич Рерих рекомендовал посетить район Аники, очень характерный по природным условиям и расположенный сравнительно недалеко от Бангалура. Один из шоферов одобрил наш выбор:
— Леопарды там встречаются довольно редко, — сказал он, — а тигры — тем более.
С вечера все было приготовлено для поездки, и после завтрака, получив свой ленч «сухим пайком» в картонных коробках, мы расселись по машинам. Через полчаса сделали привал. Машины стоят в тени огромного придорожного фикуса, шоферы достали бутылки с апельсиновым соком и содовой водой, разложили брезент и наслаждаются. Приглашают и нас. Но нам не до питья. У самой дороги на груде камней сидят ящерицы, поймать их надежды мало, но можно сфотографировать с помощью телеобъектива. Почва здесь — ярко-оранжевый краснозем. На ее фоне каждая травинка отчетливо выделяется. Вправо от дороги — тропинка. Рядом высится причудливый термитник, метра два высотой. Он весь вылеплен из краснозема. Каждая крупица составляющей его почвы пережевана, измельчена челюстями строителей. Стенки термитника очень прочные, снаружи не видно никаких отверстий. С большим трудом отламываем кусок выдающегося гребня. Внутри видны темные ходы. Обитатели их избегают дневного света и прячутся в глубине.