ы тодди. Вид у них очень необычный: листья, только самые молодые, сохранились небольшим венчиком на макушке. Нижние большие развесистые листья срезают. Все хижины крыты именно пальмовыми листьями. Кокосовых пальм почти не видно.
Пальма тодди, или пальмира (Borassus flabellifer), не так известна у нас, как кокосовая пальма, но ее значение в жизни населения Южной Индии очень велико, и стоит несколько более подробно сказать о ней. Это высокое, стройное растение, с темным стволом и широкими перистыми листьями, которые сидят на длинных черешках и образуют своеобразный зеленый шар, если смотришь на дерево издали. Основная ценность дерева не в плодах, а в соке. Из свежего сока после нескольких часов сбраживания получается довольно крепкий местный напиток «тодди», официально запрещенный в штате Мадрас, где сухой закон не оставляет алчущим никаких лазеек. Но главное — пальмовый сок используется для приготовления пальмового сахара, или джаггери (джаггери — искаженное санскритское «сакар»). Индийские леденцы, сделанные из сока пальмиры, были популярны в древнем мире еще 3,5–4 тысячи лет назад. Мегасфен описывает их под названием «индийский камень», а сейчас они называются «кэткэнду» или каменный сахар в отличие от обычного, тростникового. Из пальмового сока делают, или делали раньше, и настоящее пальмовое вино арак, с большим содержанием спирта. Сейчас из сока в большом количестве готовят перво сортный уксус.
Сравнительно мелкие плоды пальмиры (их бывает очень много) поспевают в апреле — мае. Перед полным созреванием их можно использовать в пищу.
Превосходная древесина пальмиры служит для поделок, а из листьев делают (кроме кровли) ограды, веера и зонты от солнца, корзины и циновки. Из волокнистой части черешков листьев изготовляют веревки, щетки, грубые ткани. Молодые побеги пальмиры используются в пищу как салат, настойка из плодов пальмиры и отчасти ее сок — признанное тонизирующее лекарство, используемое также при болезни селезенки и почек.
Наш монолог о пользе пальмиры будет неполным, если не сказать еще об одной области, в которой когда-то использовались листья этого дерева. Они были наряду с листьями талипотовой пальмы главным материалом древних писцов. На них записывались религиозные гимны, мифы, велась деловая переписка. До нашего времени сохранились древние списки с политическими, религиозными текстами, со стихами и прозой. Многим из этих документов по нескольку сотен лет. Об использовании листьев пальмиры для письма говорил еще Плиний. Для того чтобы писать на листьях, их специальным образом обрезали и распрямляли. Процесс письма заключался в выдавливании букв специальными костяными, бронзовыми, серебряными или золотыми палочками. Написанный таким образом текст держится вечно и не стирается. Свернутые в трубку и запечатанные, пальмовые грамоты пересылались в древности как письма.
Вот мы и приехали в Махабалипурам — большую деревню рыбаков и крестьян, с полицейским участком, почтой, районной библиотекой, размещенной в небольшом доме вроде клуба, с двумя гостиницами на окраинах.
Этот маленький поселок на берегу Бенгальского залива известен во всем мире.
Прибрежный храм. Махабалипурам, VII в. н. э.
На самом берегу моря стоит величественный храм Шивы — храм Кайласанатха. В бурю его стены становятся влажными от брызг. Многоступенчатая высокая кровля храма, сделанная из резных монолитов, завершается коротким шпилем на круглом основании. Над входом в храм (фасад его обращен к побережью) сооружена башня поменьше. Входим в небольшой вымощенный каменными плитами дворик, изгородью которому служат десятки каменных бычков, лежащих один подле другого на низком постаменте. Вокруг храма и во дворике — остатки незавершенных каменных скульптур, какие-то развалины. Этот храм стоит на месте бывшего огромного порта Маммалипурама, известного всему цивилизованному миру в начале нашей эры. Об этом порте — воротах славной столицы Паллавов — писал еще Птолемей. Здесь швартовались арабские и китайские корабли. Сейчас кругом тихо и пустынно. Нет даже обычных для храмов сегодняшней Индии толп молящихся, важных и веселых монахов. Морские волны, песчаный пляж, уходящий по обе стороны от храма насколько хватает глаз, тишина.
Стремясь побольше увидеть и хоть сколько-нибудь времени уделить животному миру этой части страны — ведь мы впервые попали на побережье Бенгальского залива, — разбиваемся на группы, чтобы потом обменяться впечатлениями. Начать хотим с моря, посмотреть, кто и как здесь живет.
Но это оказалось невозможным. Волны, одна за другой, взбирались на крутой песчаный берег, с грохотом передвигали с места на место тонны гальки и раковины. Это и есть обычный океанский накат. Мы попытались собирать моллюсков, но волна способна перевернуть и утащить в море не только человека, но и слона. А в воду попадать и здесь нельзя. Акулы в некоторых местах почему-то особенно опасны. Известно множество случаев, когда акулы нападали на сборщиков раковин в илистых бухтах Желтого моря вблизи Циндао. Хищницы на мелководье, где человеку по пояс, бросались на людей. Часто их жертвы погибали от потери крови там, где вода едва доходит до колена. Наши друзья из Института океанологии в Циндао очень опасались акул у стен сво его родного города. Зато на Хайнане спокойно плавали вместе с нами, хотя акул там не меньше.
Вдвоем мы бродили по пляжу, собирая выбросы. Постоянный океанский прибой все время выбрасывает на песок различные предметы, в том числе раковины моллюсков. Они-то и составляют основную массу выбросов. Мягкий песок хорошо сохраняет хрупкие раковины, и они могут лежать неповрежденными очень долго. Лишь глянцевая поверхность раковин тускнеет и старается. Собирая выбросы, можно составить себе довольно полное и верное представление о видовом составе моллюсков, живущих вблизи пляжа и даже на значительных глубинах.
Не прошло и получаса, как два полиэтиленовых мешка оказались доверху наполненными различными раковинами, и мы принялись их разбирать. Очень много попалось белых створок пластинчатожаберных моллюсков с тонкой скульптурой наружной поверхности и совершенно гладких. Отдельно на песке разложили причудливые, ярко окрашенные раковины брюхоногих моллюсков. Тут и шипатые мурексы (значит, на глубине морское дно образовано здесь илистым грунтом), и тонкие, как китайский фарфор, долиумы, и конические стрмобусы. Вот высокая остроконечная турителла, а рядом с ней кубаревидная харпа с нежным палевым рисунком. Отбираем только неповрежденные экземпляры. Хорошо бы найти раковину наутилиуса — этот головоногий моллюск отличается очень красивым перламутром. Кстати, раковин головоногих моллюсков мы собрали довольно много, но все они принадлежат каракатицам. Да, у каракатиц — этих подводных ракет — есть раковина. Правда, она лежит под кожей и играет не защитную, а опорную роль. Состоит она почти из чистой извести и имеет губчатое строение — сплошная массивная раковина сильно утяжелила бы животное. Легкие раковины каракатиц лежат на песке пляжа. Солнце выбелило их Дм снежной белизны. Раковинки эти очень хрупкие — найти совсем целую трудно. Особенно нежен пленчатый край и небольшой шипик на конце, так называемый рострум, а для зоологов нужен как раз этот рострум, по нему легче всего определить вид.
Здесь, на песчаном холме, перебирая раковины каракатиц, мы вспомнили о любителях канареек. Каждый из них мечтает достать для своих питомиц такую раковину. Канарейки нуждаются в извести и охотнее всего выклевывают кусочки мягкой раковины этого моллюска. Неожиданно замечаем, что за нами внимательно наблюдает белый краб величиной с маленький кулак. Это оципода, прибрежный краб тропиков, роющий свои норы в песке. Оциподы очень осторожны, при малейшей опасности краб стремительно бросается к норе. Роют они свои (жилища очень искусно, и иногда глубина их бывает более метра. Теперь один из этих крабов вылез из убежища и идет боком на высоко поднятых ногах. Пробежит направо, потом немного налево, все время наблюдая за нами. Один из нас, заметив краба, делает знак другому, тут же оципода бросается к своей норе и так же боком стремительно влезает в нее. Наружу торчат теперь только два глаза, сидящие на длинных стебельках. Все это напоминает действия солдата на войне. Успокоившись, оципода снова выбирается из-за укрытия и, обойдя бруствер — у его норки есть и бруствер, — под косым углом направляется в нашу сторону. Давно известно, что поймать такого краба почти наверняка не удастся. Даже если отрезать ему путь к отступлению — спасительной норе, краб стремглав помчится к морю и, описав по пляжу широкую дугу, пропадет в набежавшей волне. Там он станет на мелководье и выставит из воды свой «перископ». Поэтому решено вначале сделать несколько снимков и кинокадров, а лишь потом попытаться изловить его. Извлекая камеры, мы снова спугнули краба, но ненадолго. Вскоре он опять дефилирует, теперь уже перед объективами. Мы застыли в ожидании, когда он подойдет поближе, и вдруг видим, что перед нами не один краб, а целая армия.
Стоило нам притаиться за бугром на несколько минут, и берег ожил. Крабы снуют во всех направлениях многие подходят к нам очень близко. Но вот кончилась пленка, нужно перевернуть катушку в кинокамере — и… моментальное паническое бегство. Один из крабов бросается в ближайшую нору, но там — уже ее хозяин. Изгнанный мечется вправо и влево и вдруг скрывается из глаз, значит, нашел свободную норку. Еще несколько минут мы проводим в засаде за песчаным бугром, и крабы появляются опять. Вот ближайший к нам схватил что-то короткой клешней, старательно жует, помогая себе клешнями, а глаза все время направлены в нашу сторону и покачиваются, как локаторы, на высоких стебельках. Вскакиваем и гоним краба в сторону от берега, где нет ни норок, ни воды. Он заметался по песку, забежал за сухой куст и там притаился в маленькой песчаной ямке. Пытается зарыться, не получилось. Больно щиплет за пальцы, упирается длинными ногами. Чтобы сохранить краба в целости, необходимо его сперва усыпить. Если живую оциподу посадить прямо в консервирующую жидкость — спирт или формалин, он непременно отбросит несколько конечностей.