Мы привыкли ходить в лесу по земле, и обычно для нас лесная картина смотрится вперед, в стороны и вверх. Здесь ракурс меняется, приходится смотреть не только вверх и в стороны, но и вниз. Поражает ловкость и мастерство, с каким слон с шестью седоками на спине проходит через самые густые джунгли, при этом никою не поранив. По едва слышным указаниям погонщика, сидящего не на общей площадке, а прямо на шее у слона, он либо отодвигает хоботом крупные ветки, либо ломает их, либо прижимает ногой к земле. Все это делается так аккуратно и не «напролом», что обнаружить след слона в такой чаще по сломанным ветвям практически невозможно — за ним остается такая же стена джунглей и не видно никакого прохода.
Другое преимущество экскурсии на слоне в том, что лесные животные, как мы уже говорили, боятся слона гораздо меньше, чем человека, и поэтому подпускают нас очень близко. Вот потревоженная нашим появлением группа пятнистых оленей отошла на 20–30 метров и спокойно ждет, когда мы минуем их, вот семья обыкновенных лангуров (Semniopithecus entellus) — осторожных и редких здесь обезьян — сопровождает нас по вершинам деревьев. Действительно, в заповеднике в этот сухой период года очень мало животных: тигров осталось всего 3–5, пантер «всего» 200 голов, совсем нет диких слонов, несколько сотен которых регулярно бывают здесь в другое время года. Да и лес — в основном листопадный — выглядит как наш лиственный лес в средней полосе поздней осенью — голые деревья, шуршащие листья под ногами.
Подъезжаем на слоне к высокой, метров 10, деревянной башенке на бетонных сваях. Наверху — обзорная площадка с хорошим видом на редколесье, широкую долину сухой реки, противоположный чистый склон холма. Видно, как несколько загонщиков, заранее ушедших в лес, выгоняют на нашу смотровую площадку разных зверей и птиц. Видим оленей, множество павлинов, которые смешно перелетают на большие расстояния, вытянув свой огромный хвост горизонтально, и лангуров. Мы сидим тихо, и лангуры, хотя и слышат идущих вдали загонщиков, еще не особенно встревожены: идут по земле, время от времени оглядываясь назад. «Идут» — сказано не точно, они скорее прыгают, причем до удивления похожи на кенгуру или огромных зайцев.
Проехав километров 20 от заповедника по хорошей проселочной дороге, попадаем в город Хардвар, расположенный в том месте, где Ганг, или, как здесь называют эту реку, «Ганга», прорезает невысокие Сиваликские горы. Хардвар — город, знаменитый на всю страну Кумб Мелом, религиозным праздником, происходящим раз в 12 лет и привлекающим в этот сонный городок и его окрестности до полумиллиона паломников. Главная святыня города — Ганг, вокруг которого построено огромное количество приютов для паломников — дхармшал, гостиниц, маленьких храмов. Вся набережная Ганга оборудована для массового приема людей — огромные, вымощенные камнем, широкие ступени идут к самой воде и уходят на некоторую глубину, широкий мостик соединяет берег с небольшим островком, сплошь застроенным легкими сооружениями вроде наших пляжных тентов. Кое-где стоят ряды закрытых кабинок, позволяющих богатым паломникам погружаться в священные воды в одиночестве. Сейчас холодно, на воздухе около 15 °C, а в воде и еще холоднее — прозрачные здесь воды Ганга еще не успели нагреться, родившись в фирновых полях Кайласы[41] высоко в Гималаях, — ведь мы в 150–170 км от истоков реки, — но тем не менее сотни паломников расположились вдоль берегов, и тут и там видны входящие и выходящие из воды фигуры.
Вокруг нас снуют мальчишки — продавцы рыбьего корма. Покупаем несколько пакетиков с зернами вроде кукурузы. Река очень быстрая, на поверхности ее видны буруны и водовороты, возникающие то там, то здесь. Моментально к берегу из глубины потока бросаются несколько больших рыбин величиной 50–70 см и ловко хватают наши приношения.
Вечереет, а нам надо к заходу солнца снова быть в заповеднике — на вечерней заре из засидки, может быть, нам удастся увидеть пантеру, а может быть, даже тигра. После короткой встречи в окрестностях Хардвара с группой советских специалистов, помогающих в строительстве завода тяжелого энергомашиностроения, отправляемся снова в заповедник, теперь в его самую восточную часть. Здесь возвышается над лесом тридцатиметровая наблюдательная вышка, сделанная из сварных труб, с маленькой обзорной площадкой наверху.
Успели как раз вовремя: солнце садится, и земля быстро погружается в сумерки. До боли в глазах вглядываемся в лесную чащу, надеясь увидеть крупных хищников, которые именно сейчас и должны выходить на охоту. Где-то вдалеке раздался отрывистый лающий крик, далеко разнесшийся по джунглям: кричит встревоженный каркер — лающий олень. (Только теперь понимаем, насколько метко названо это животное). Значит, кто-то потревожил оленя. Вот крик повторился несколько в стороне, потом еще и еще раз. Но кто ходил по джунглям и пугал оленей — мы так и не узнали. Совсем стемнело, и мы покинули нашу вышку.
Теперь нам предстояла еще одна — последняя — экскурсия по заповеднику. Впереди наших машин медленно ехал открытый «джип» с сильной фарой. Время от времени офицер охраны включал фару, и мы видели в темноте неправдоподобно ярко светящиеся глаза животных. Самих оленей, кабанов, зайцев различить сначала совершенно невозможно, хотя они, завороженные ярким светом фар, неподвижно стоят недалеко от дороги. Стоит отвести или погасить фару, как слышен удаляющийся шорох и треск листьев — животные спешат уйти подальше от дороги.
На другой день новая поездка в Сиваликские горы, теперь в заповедник Мотичур, расположенный на их северном склоне. Небольшие по площади заповедники штата окружены огромными территориями так называемых «резервных лесов», эксплуатация которых происходит под строгим контролем лесной службы. Такие леса занимают около 25 процентов территории штата Уттар Прадеш. Лесной офицер, сопровождавший нас в сегодняшней поездке, наблюдает за 707 квадратными километрами леса, которые обслуживают 300 человек. В помощь им нанимается еще много сезонных рабочих.
Повторяется уже знакомая процедура восхождения на спину слона. Нас теперь меньше — Николай Сергеевич остался на усадьбе заповедника собирать кокцид, а Константин Александрович Бреев на весь день снова уехал в Лесной институт. Зато сегодня со спины молодой — 75-летней «Прекрасной Кали» (так зовут нашу сегодняшнюю слониху) удалось увидеть гораздо больше: несколько десятков пятнистых оленей, которых согнали с их дневной лежки в густом кустарнике и долго провожали по руслу ручейка, павлинов, огромную стаю макак и лангуров. Макак мы принялись было преследовать. Ловко прыгая по вершинам, они старались убежать от нас. Видя, что так просто от нас не отделаться — слон в светлом лесу быстро догонял двигавшуюся по деревьям стаю, — они словно по команде спустились на землю и бросились бежать, причем это получилось гораздо быстрее, чем по деревьям.
Как ни странно, но северный склон Сиваликских гор оказался ближе к весне, чем южный. Может быть, это связано с обилием влаги, по каким-то гидрогеологическим условиям сохраняющейся здесь в большем количестве. Лес тоже стоит без листьев, но все почки на деревьях набухли, как у нас в конце апреля, и, когда ломаешь ветку, на тебя брызжет древесный сок. На опушках и у воды есть и цветущие деревья. Издали эти небольшие деревья очень похожи на наши ивы: и цветут такими же желтыми цветами, и пыльца разносится ветром, но, подойдя поближе, обнаруживаем, что это не ива, а акация — желтые лохматые цветы, мягкие, мелко рассеченные листья и огромные колючки на ветках.
Выезжаем из заповедных лесов и вскоре попадаем в район строительства завода по производству антибиотиков — пенициллина, стрептомицина и других. Завод строится по советским проектам и при участии наших специалистов. Уже поднимались главные корпуса, и в 1965 г., как предполагалось по плану, он дал первую продукцию. Об этом мы узнали уже дома, вернувшись в СССР.
Здесь, в окрестностях городка Ришикеш, — другое священное место по течению Ганга. Такое же множество храмов по берегам реки, и такие же ведущие в воду ступени. Отсюда начинается долгий путь паломников к истокам Ганга. Начало этого трудного пути — современный подвесной мост, на восьми стальных тросах перекинутый через Ганг. Сейчас паломников мало, и у моста, перед входом на который повешена табличка, извещающая, что «велосипедистам, слонам и верблюдам вход на мост запрещен», соревнуются в выпрашивании подаяния большие седобородые лангуры и несколько профессиональных нищих. Здесь же вездесущие ребята продают корм для святых рыб. Бросаем с середины моста несколько пакетиков корма. Сотни огромных — метр-полтора длиной — рыб немедленно появляются у поверхности, и река закипает.
Посетив комплекс храмов Лакшми, что расположены около моста на противоположном берегу Ганга, переходим обратно и спускаемся немного ниже по течению. Тут другая группа храмов — для их посещения переезжаем на моторном катере вместе с толпой паломников (три катера, вмещающих по 15–20 человек, курсируют беспрерывно) на другую сторону Ганга. Здания в два-три этажа образуют замкнутый двор. Всюду помещения для паломников, множество цветных картин, изображающих сцены из «Рамаяны» и «Махабхараты» (тут и борьба короля обезьян Ханумана с властителем Цейлона демоном Раваном и другие), большие залы, очевидно, для каких-то коллективных молений. Двухметровая статуя Шивы под священной свастикой стоит в сквозном проеме. Ее хорошо видно и изнутри помещения и снаружи. Стены зала заняты пустыми вертикальными открытыми полками с номерами. Для чего они?
Служки во дворе храма Лакшми
готовят лекарства
Наблюдаем, как во внутреннем дворике здания идут приготовления различных лекарств и бальзамов для паломников, число которых через месяц-полтора должно увеличиться. На огромных «аптекарских» весах, на чаше которых могут поместиться два-три человека, взвешивают с помощью гирь, похожих на большие гайки, мешки с какими-то травами и белым порошком вроде мела. Рядом двое ребят метровыми деревянными пестиками