Я уже собрался покинуть салон, как туда вошли Нед Ленд и Консель.
– Что случилось? – спросил я.
– Тысяча чертей! – воскликнул канадец. – Нам-то откуда знать? Скорее всего мы на что-то наткнулись и, судя по положению судна, едва ли отделаемся так же легко, как в Торресовом проливе.
Я взглянул на манометр – он показывал глубину в триста шестьдесят метров. В некоторой растерянности мы провели около четверти часа, и все это время Нед Ленд исходил желчью, кляня «дьявольскую жестянку».
Внезапно в салон вошел капитан Немо. Он был так сосредоточен, что не обратил на нас ни малейшего внимания. Обычно бесстрастное лицо капитана показалось нам встревоженным. Не произнеся ни слова, он взглянул на компас, на манометр, затем коснулся какой-то точки на карте полушарий в той части, где был изображен Антарктический океан.
Спустя несколько секунд, когда он обернулся, я спросил, воспользовавшись тем же выражением, которое он употребил, когда мы находились в Торресовом проливе:
– Что это, капитан, – случайная помеха?
– Нет, на этот раз несчастный случай, – сухо ответил Немо.
– Это серьезно?
– Возможно.
– А какова причина? – спросил я.
– Гигантская ледяная глыба, целая гора, перевернулась, – пояснил капитан. – Такие вещи случаются, когда основания айсбергов размывают сравнительно теплые течения. Лед тает, центр тяжести ледяной горы перемещается, и в конце концов весь ледяной массив переворачивается вверх основанием. Именно это и произошло, причем в тот момент, когда «Наутилус» находился под ледяной горой. Огромная масса скользнула по корпусу судна, затем подхватила его и подняла на несколько десятков метров. Сейчас судно лежит на выступе этой глыбы, накренившись на правый борт.
– А разве нельзя освободить «Наутилус», выкачав воду из резервуаров?
– Взгляните на стрелку манометра. Насосы работают, «Наутилус» поднимается, но вместе с ним поднимается и ледяная глыба, и пока какое-нибудь препятствие не остановит ее движение, наше положение останется ровно таким же.
И в самом деле, «Наутилус» упорно сохранял крен на правый борт. И никто бы не мог поручиться, что, если сейчас судно наткнется на слой льда, находящийся сверху, оно не будет расплющено, словно между молотом и наковальней.
Пока я размышлял над возможными последствиями, капитан Немо продолжал следить за манометром. «Наутилус» уже поднялся метров на пятьдесят, но крен сохранялся.
Вдруг корпус судна слегка шевельнулся и начал выпрямляться. Никто из нас не произнес ни слова. Палуба под ногами постепенно становилась все более ровной. Так прошло десять минут.
– Но сумеем ли мы подняться на поверхность? – с сомнением проговорил я.
– Разумеется, – ответил Немо. – Как только резервуары освободятся от воды.
Он вышел, чтобы отдать распоряжения команде, и вскоре я заметил, что всплытие приостановилось. Это было разумно: «Наутилус» мог удариться о ледяной «потолок», поэтому ему следовало оставаться в пространстве между двумя слоями льда.
– Пожалуй, мы выкрутились! – заметил Консель.
– Да, – кивнул я. – Это удача.
– Рано говорить об удаче, пока мы не на поверхности! – буркнул Нед Ленд.
Я не стал ввязываться в спор с канадцем. Как раз в этот момент раздвинулись створки окон салона и снаружи в него ворвался свет. Мы висели в толще воды, но вокруг нас в каком-нибудь десятке метров вздымались ледяные стены. Такой же лед сверкал внизу и вверху. «Наутилус» оказался заключенным в ледяном туннеле диаметром около двадцати метров, заполненном стоячей водой; он мог двигаться только вперед или назад. Ну что ж – этого достаточно, чтобы выбраться отсюда, а затем найти какое-нибудь разводье и пополнить запасы воздуха.
Ледяные стены, озаренные светом прожектора, играли всеми цветами радуги, разбрасывая пестрые блики по всему салону. Свет преломлялся и отражался в тысячах граней и изломов, многократно усиливался и слепил глаза. Зрелище было неслыханной, неописуемой красоты, и едва ли человеческие глаза были способны вынести его продолжительное время. Слезы текли у меня по лицу, казалось, еще мгновение – и я ослепну. То же самое ощущали и мои спутники.
Наконец «Наутилус» тронулся и, постепенно ускоряясь, пошел по туннелю. Сияние льдов превратилось в сполохи тысяч молний. К счастью для нас, створки окон закрылись. Потребовалось немало времени, чтобы наши глаза вновь обрели способность нормально видеть.
На часах было пять утра, когда «Наутилус» вновь ударился о какую-то преграду, а затем дал задний ход. Следовательно, в этом направлении выхода из туннеля не было или его завалило глыбами льда.
– Что же теперь будет? – жалобно проговорил Консель.
– У любого туннеля есть два выхода. Попробуем покинуть его через второй, только и всего.
«Наутилус» все быстрее двигался задним ходом.
Несколько минут я прохаживался из салона в библиотеку и обратно. Затем сел, взял книгу и попытался читать, однако не понял ни слова из прочитанного. Я захлопнул том и подошел к приборам. Манометр показывал все те же триста метров, курс наш лежал на юг, а согласно показаниям лага мы делали не больше пяти миль в час.
Около восьми часов утра раздался еще один удар – теперь уже со стороны кормы. Двигатели «Наутилуса» умолкли. Мы молчали, думая в эту минуту об одном и том же.
В этот момент в салон вошел капитан Немо. Я спросил:
– И здесь также пути нет?
Капитан молча покачал головой.
– Значит, мы наглухо заперты?
– Да, – произнес Немо, и это короткое слово прозвучало как приговор.
16Воздуха!
Итак, «Наутилус» был со всех сторон окружен непроницаемыми стенами льда.
Канадец в сердцах грохнул по столу своим громадным кулаком. Консель молчал, а я смотрел на капитана, чье лицо было бесстрастным. Он стоял, скрестив руки на груди, и размышлял.
Наконец он произнес:
– Хочу, чтобы вы, господа, знали, как обстоят дела. Мы находимся под водой около тридцати шести часов, воздух в «Наутилусе» уже пора возобновлять. Запас, который находится в наших резервуарах, будет исчерпан за двое суток. Если за это время мы не вырвемся отсюда, гибель станет неминуемой. Единственный шанс – пробиться сквозь одну из окружающих нас ледяных стен.
– Но в какую сторону двигаться?
– Это покажет зондирование. Я опущу «Наутилус» на дно туннеля, а матросы в скафандрах зондами попытаются определить наименьшую толщину льда.
Капитан Немо вышел. Спустя минуту-другую судно опустилось на ледяной пласт, простершийся на глубине триста пятьдесят метров.
– Ну что ж, друзья мои, – сказал я, – будем делать все, что необходимо для нашего спасения.
– Еще бы! – подхватил канадец. – Не время ныть и жаловаться. Я владею киркой не хуже, чем гарпуном, и, надеюсь, пригожусь капитану.
С этими словами Нед отправился в помещение, где матросы уже надевали скафандры, и присоединился к ним. Баллоны скафандров пришлось заполнить воздухом из запасов «Наутилуса», но обойтись без этого было невозможно.
Я вернулся в салон, где уже снова были открыты заслонки окон. Спустя несколько минут мы с Конселем увидели, как двенадцать человек вышли на лед, и среди них был Нед, заметно выделявшийся ростом. Команду бурильщиков сопровождал капитан Немо.
Вскоре длинные зонды стали врезаться в стены и дно туннеля – бурить вверх, где на четыреста метров громоздились торосы, было совершенно бессмысленно. Пройдя около пятнадцати метров, зонды увязли в боковых стенах, зато выяснилось, что снизу нас отделяет от океана всего десять метров льда.
Теперь задача заключалась в том, чтобы пробить в десятиметровой ледяной плите отверстие по форме корпуса «Наутилуса», а для этого требовалось вынуть около шести с половиной тысяч кубических метров льда.
Работа была начата немедленно и с отчаянной энергией – каждый понимал, что речь идет о жизни и смерти. Буры вонзились в лед по окружности судна, а за ними вступили кирки, откалывая сразу огромные глыбы. Благодаря меньшему удельному весу, чем у воды, эти глыбы как бы взлетали под верхний свод туннеля.
После двухчасовой смены измотанный Нед Ленд вернулся в салон, его и первую группу матросов сменили другие, к которым присоединились Консель и я. Нами руководил помощник капитана. Вода мне показалась невероятно холодной, но вскоре я согрелся, работая киркой.
Спустя два часа, когда мы вернулись в салон перекусить и немного отдохнуть, я сразу же почувствовал разницу между чистым воздухом в баллонах скафандра и атмосферой в «Наутилусе», где уже начал накапливаться углекислый газ. А между тем за все это время мы сумели углубиться в ледяной пласт всего лишь на метр. Я произвел приблизительный подсчет и пришел к выводу, что нам понадобится еще четыре дня и пять ночей, чтобы довести дело до конца.
– Четыре дня и пять ночей! – в отчаянии проговорил я. – А воздуха в резервуарах всего на два дня…
– И это не считая того, – добавил канадец, – что, когда мы вырвемся из этой проклятой тюрьмы, придется еще немалое время идти подо льдами!
Как я и предполагал, за ночь удалось снять еще один метр льда со дна огромной выемки. Но на следующее утро, надев скафандр и покинув судно, я обнаружил, что боковые стены туннеля начинают понемногу сближаться. Иначе говоря, вода, соприкасающаяся со стенами туннеля, постепенно замерзала. Если вся вода в полости, в которой находился «Наутилус», замерзнет, он будет попросту раздавлен, словно яичная скорлупа.
Вернувшись на борт, я тотчас сообщил капитану Немо о своих наблюдениях.
– Я знаю об этом, – ответил он по-прежнему спокойно. – Это опасно. И выход у нас один – выбраться отсюда раньше, чем вода превратится в сплошной лед.
В этот день я работал киркой с невероятным упорством. Работа поддерживала во мне бодрость, к тому же работать – значило дышать чистым воздухом, а не задыхаться внутри «Наутилуса».
К вечеру выемка углубилась еще на метр. Вернувшись на борт, я едва не задохнулся: концентрация углекислого газа стремительно росла. К несчастью, на судне не было никаких веществ, которые, как, например, щелочи, могли бы поглощать этот газ из воздуха.