– Совершенно верно, – ответил я.
– И десять щупалец, – продолжал Консель, – которые шевелятся, словно гнездо змей, и глаза размером с блюдце?
– Верно!
– Тогда, господин профессор, вот вам ваш пресловутый гигантский кальмар или, по крайней мере, его братец!
Мы с Недом Лендом одновременно бросились к окну салона.
– Экая жуткая скотина! – только и сказал канадец.
Взглянув за стекло, я невольно отшатнулся. Это был кальмар колоссальных размеров. Тело его достигало в длину не шести, а всех восьми метров. Он с огромной скоростью надвигался прямо на «Наутилус», впившись в нас неподвижными серо-зелеными глазами. Десять рук, вернее, ног, расположенных на голове, были втрое длиннее тела и все время извивались. Отчетливо были видны присоски, расположенные на внутренней стороне щупалец. Челюсти чудовища, напоминающие клюв попугая, открывались и закрывались. Веретенообразное, раздутое посередине тело представляло собой мускулистую массу весом не менее двадцати тонн. Окраска животного менялась с поразительной быстротой – от свинцово-серой до красно-бурой, которая у головоногих свидетельствует о раздражении.
Несомненно, появление «Наутилуса», с которым ни его щупальца, ни челюсти не могли ничего поделать, привело кальмара в ярость. Однако я не мог упустить такой случай и, взяв карандаш, принялся торопливо зарисовывать глубоководного монстра.
А тем временем у противоположного окна появилось еще несколько кальмаров-гигантов – я насчитал их семь. Чудовища неотступно следовали за нами.
Вдруг «Наутилус» вздрогнул и остановился.
– С чем мы столкнулись? – спросил я.
– Не знаю, – ответил канадец. – По крайней мере вокруг только вода.
«Наутилус» продолжал стоять, его двигатели умолкли. Спустя минуту в салон вошли капитан Немо и его помощник.
Я не видел капитана уже несколько дней. Не обратив на нас внимания, он с мрачным видом прошел к окну, бросил короткий взгляд на чудовищный клубок кальмаров и произнес несколько слов, обращаясь к помощнику. Тот сразу же вышел. Стальные створки окон задвинулись, вспыхнуло электрическое освещение.
– Любопытная коллекция головоногих, – легкомысленно произнес я, – не правда ли, капитан?
– Да, профессор, – сухо бросил Немо – Но, к сожалению, сейчас нам придется схватиться с ними врукопашную!
– Врукопашную? – растерянно переспросил я.
– Да. Винт остановился. Вероятно, челюсти одного из кальмаров завязли в его лопастях. Мы потеряли ход.
– Что же вы намерены делать?
– Подняться на поверхность и перебить эту нечисть. К сожалению, электрические пули на них не действуют. Вся надежда на абордажные топоры.
– И не забывайте о гарпунах, капитан! – подхватил канадец.
– Верно, мистер Ленд. Ваша помощь будет весьма кстати.
Вместе с капитаном мы прошли к трапу главного люка. Там уже находилась дюжина матросов с абордажными топорами в руках. Канадец вооружился гарпуном, мы с Конселем – топорами. «Наутилус» уже поднялся на поверхность, и едва запоры люка были открыты, его крышка с невероятной силой откинулась сама собой. Тотчас же длинное щупальце, как змея, проскользнуло в люк, а еще два десятка закопошились наверху. Капитан Немо одним ударом топора отсек конечность моллюска, и она, извиваясь, покатилась по ступеням.
Пока мы выбирались наверх, два других щупальца толщиной с мужскую ногу, со свистом прорезав воздух, обрушились на моряка, шедшего перед капитаном, и подняли его в воздух.
Немо яростно вскрикнул и бросился на палубу. Схваченный щупальцами и присосками матрос все еще болтался в воздухе. Он задыхался и хрипел: «Помогите! Помогите!..» Эти слова, произнесенные по-французски, ошеломили меня. То был мой соотечественник!
Гибель бедняги казалась неминуемой. Но капитан Немо набросился на спрута и отрубил еще одно щупальце. Его помощник яростно сражался с другими чудищами, которые неуклюже взбирались на «Наутилус». Экипаж бился топорами, Нед Ленд раз за разом всаживал гарпун в мясистые тела кальмаров. Сильный запах мускуса заполнил все вокруг.
Мне уже казалось, что матрос, схваченный чудовищем, вот-вот будет освобожден. Из десяти щупальцев кальмара было отрублено семь, но единственное уцелевшее все еще извивалось в воздухе, потрясая своей жертвой. Когда же капитан Немо и его помощник набросились на спрута, чтобы его добить, тот выбросил струю чернильно-черной жидкости из особого мешка, мгновенно ослепив всех, кто находился на палубе. Когда нам удалось вернуть себе зрение, кальмар исчез, а вместе с ним и мой несчастный соотечественник!
С удвоенной яростью мы накинулись на чудовищ. Десять или двенадцать спрутов уже оккупировали палубу «Наутилуса». Мы метались среди обрубков, извивавшихся в потоках крови и едкой черной жидкости. Казалось, эти липкие щупальца отрастают снова и снова, подобно головам гидры. Нед Ленд разил своим гарпуном, целясь в серо-зеленые глаза чудовищ, и каждый его удар достигал цели. Однако в какой-то момент канадец не сумел увернуться, и тяжелый удар щупальца одного из чудовищ сбил его с ног.
Это был жуткий миг! Страшный клюв уже раскрылся над Недом. Я рванулся на помощь, но капитан Немо опередил меня. Его топор врезался в клюв спрута; чудом спасшийся канадец мгновенно вскочил на ноги и всадил свой гарпун на всю длину в сизо-багровую тушу, точно поразив трехкамерное сердце хищного моллюска.
– Я был обязан вернуть долг! – произнес капитан Немо.
Вместо ответа Нед Ленд только кивнул.
Невиданная схватка продолжалась всего четверть часа. Побежденные чудовища, оставив на палубе убитых и искалеченных сородичей, наконец-то покинули поле битвы и скрылись в океанской бездне.
Командир «Наутилуса» с лицом, сплошь залитым кровью, неподвижно застыл, опираясь на выступ прожектора и глядя на море, бесследно поглотившее его товарища.
Крупные слезы неудержимо лились из глаз капитана Немо.
19Гольфстрим
Никто из нас не мог забыть ужасное событие, случившееся 20 апреля. Описывая его, я все еще испытывал сильнейшее волнение. Но едва ли мне удалось передать горе капитана Немо. Со времени нашего появления на «Наутилусе» погибли уже два его товарища. И какой была последняя смерть! Раздавленный и задушенный страшными щупальцами, перемолотый железными челюстями, этот храбрый моряк нашел свою гибель в бездонной пучине. Никогда его останки не будут покоиться в коралловой гробнице!
Капитан Немо вновь уединился в своей каюте и довольно продолжительное время я его не видел. Однако душевное состояние этого человека явственно отражалось на поведении судна, душой которого он был. «Наутилус» то устремлялся вперед, то возвращался, то ложился в дрейф, то погружался, чтобы спустя несколько минут вновь вернуться на поверхность. Казалось, Немо не в силах окончательно расстаться с местом, где море поглотило его товарища!
Так минуло десять дней. 1 мая «Наутилус» наконец снова взял курс на север, следуя через пролив у Багамских островов. Теперь мы плыли по течению самой большой морской реки на Земле, реки со своими собственными берегами, температурой, соленостью и обитателями. Говоря «река», я имею в виду могучее течение Гольфстрим.
Гольфстрим действительно подобен реке – и какой! Средняя глубина его – более километра, а средняя ширина – сто километров. Скорость течения достигает четырех километров в час, а общий объем воды в Гольфстриме больше, чем во всех реках земного шара, вместе взятых!
Течение это зарождается в Бискайском заливе. Возле Багамских островов оно соединяется с Антильским течением и узкой полосой вдоль побережья Северной Америки устремляется на север. Примерно на широте Северной Каролины Гольфстрим покидает прибрежную зону и поворачивает в открытый океан, а еще через полторы тысячи километров он сталкивается с холодным Лабрадорским течением, отклоняющим его еще дальше на восток, в сторону Европы. По пути в Европу Гольфстрим постепенно охлаждается, однако несет все еще достаточно тепла, чтобы сформировать необычный для ее широт мягкий климат. Продолжением Гольфстрима на северо-востоке от Большой Ньюфаундлендской банки служит Северо-Атлантическое течение, которое достигает Шпицбергена, оставляя море здесь свободным ото льдов большую часть года.
По этой-то океанской реке и плыл сейчас «Наутилус».
Около полудня я находился на палубе, посвящая Конселя в удивительные особенности Гольфстрима. Закончив рассказ, я предложил Конселю опустить руку в воду. Он так и поступил и был крайне удивлен, не почувствовав ни тепла, ни холода.
– Происходит это оттого, – пояснил я, – что температура Гольфстрима при выходе из Мексиканского залива мало отличается от температуры нашего тела. Гольфстрим – это гигантская система отопления, дающая возможность берегам Западной Европы щеголять вечнозеленой растительностью.
Воды Гольфстрима резко отличаются от окружающего океана изумительным густо-синим цветом. Их соленость гораздо выше, а линия, разделяющая Гольфстрим и остальные воды, видна настолько отчетливо, что когда «Наутилус» на широте Каролинских островов входил в течение, мы своими глазами увидели, что его носовая часть уже в Гольфстриме, а винт все еще пенит воды Атлантики.
Могучая океанская река увлекает с собой целый мир живых существ. В толще вод парят гигантские скаты, снуют мелкие акулы, губаны и синагриды, горбыли, голубые корифены, желтохвосты, представители нескольких видов лососевых, а также более мелких костных рыб, окрашенных во все цвета радуги.
Восьмого мая мы находились на траверсе мыса Гаттерас на широте Северной Каролины. Здесь ширина Гольфстрима достигает семидесяти пяти миль, а глубина – двухсот десяти метров. «Наутилус» плыл, как бы утратив цель и смысл своего путешествия. О нас словно забыли, и мне приходилось признать, что в таких условиях попытка бегства с судна могла оказаться вполне успешной. Густонаселенное восточное побережье Северной Америки могло стать для нас убежищем, к тому же на горизонте то и дело появлялись силуэты судов, совершавших рейсы между Бостоном и Мексиканским заливом, а между ближними портами американского побережья сновали каботажные суда и рыбацкие шхуны. Каких-то тридцать миль отделяли нас от Соединенных Штатов!