Мыслитель прислушается, поймет о чем речь, замрет и станет слушать этот в высшей степени евразийский план убийства верховного правителя. Лариса же есть не захочет, она закажет блюдо фруктов в свой номер «1704», и в момент обсуждения плана убийства своего вчерашнего полового партнера она будет брить ноги в ванной, чтобы не оплошать и перед партнером грядущим. Сам же Березовский в этом самом своем офисе рядом с Понькиным, Дугиным и Ларисой будет извиняться по телефону перед десятками срочно необходимых ему людей, что не сможет переговорить прямо сейчас, что потом перезвонит, хотя вопросы горящие есть. Только Путин не сможет оказаться в их компании. Потому что материя и антиматерия не должны встретиться. Сами знаете.
Понькин сначала не очень хотел план выкладывать. Он понимал, если Литвиненко все разузнает, то сам же и доложит Березовскому. А Березовский почему-нибудь не станет с ним, с Понькиным, говорить, забудет как обычно. Потом решит, что ерунда все это. И план пропадет. Итак: задача номер один была проникнуть к Березовскому, лично встретиться, лично переговорить. Задача номер два: убедить. Убедить, что убийство Путина вполне осуществимо. Заставить Березовского поговорить об этом под запись, на спрятанный диктофон. Задача номер три: убедить Березовского настолько, чтобы тот отдал команду начать финансирование убийства, чтобы, кроме диктофонных слов, были бы конкретные дела, поездки доверенных лиц в Россию, переводы денег. Операцию задумал один из заместителей директора ФСБ Патрушева, генерал Кормилицин. Патрушев был в курсе, но с Кормилициным по этому делу говорил один раз только. Старался поменьше обсуждать. «Что зря языком чесать, – говорил. И еще говорил Кормилицину: „Ты действуй, а будет получаться, на продвинутом уже этапе каком-нибудь доложишь. Пореже с этим приходи, пореже со своими говори, не надо об этом болтать. Сам знаешь, ни хера не сделаем, а звон пойдет. Лучше – наоборот“. Идея простая совсем – вовлечь Березовского в операцию по физическому устранению Путина с целью компрометации. С целью же компрометации провести операцию почти до самого убийства, чтобы Березовский и его люди прошли весь путь заговора. А потом, Кормилицин не говорил этого Патрушеву, но и так ясно, что потом можно уже решить, что с этим сделать. Например: можно собранные материалы передать в Интерпол. Доказательно представить Берёзу террористом. Еще: можно продать Берёзе собранные доказательства. Или, например: дать Берёзе убить-таки Путина. В последнем случае, если у Березовского и вовлеченных в операцию сотрудников ФСБ убить не получится, можно на ходу обосновать, что таков и был замысел. А если получится – тогда другая власть придет, тогда и видно будет – при этой новой власти благоденствовать или от нее героем демократии поправшим сатрапа скрываться в том же Лондоне. Игра была задумана острая, интересная, обещавшая неподотчетные олигархические деньги по ходу дела. Планировалось взять с Березовского от 10 до 20 миллионов долларов на такую непростую операцию.
Понькин же патриотично считал себя провокатором, он считал, что заманивает зверя в ловушку, зверем же полагал Березовского. Он не знал, что жертву этой игры решено выбрать в последний момент.
– Саша, мне нужна встреча с Борисом Абрамовичем. Ты просто скажи ему, что я серьезно, что серьезных людей представляю.
– Андрюш, а ты помнишь наш разговор старый? Когда ты угрожал мне? Звонил в Лондон, не помнишь? Говорил, что под поезд меня бросите в Англии.
– Саша, не прав… Ты не прав, и все. Ты зло на меня держишь до сих пор, а сколько лет прошло. Я сказал тебе, что наши все равно тебя шлепнут, что в Англии не скроешься. Тут же тоже наши ребята работают. Саш, я о тебе заботился, а ты говоришь – угрожал. Если бы у меня на душе против тебя что-то было, я бы не стал предупреждать, а ведь предупреждал.
– Андрей, я напомню. Я должен был политическое убежище получить, а ты открытым текстом в ультимативной форме, прямо по телефону от имени Главной военной прокуратуры РФ предложил мне немедленно вернуться в Москву, при этом, опять же от имени прокуратуры, гарантировал решение всех моих вопросов, а именно то, что в случае моего добровольного возвращения в Россию меня не убьют и не посадят. Что условно дадут, и все, не помнишь?
– Так что тут плохого? Я за тебя впрягся, договаривался, выходил на следователя Барсукова, от него гарантии получил.
– Андрюша, ты когда над легендой работал, находился под обаянием фильмов с Брюсом Уиллисом. Или ты Стивен Сигал у нас сейчас? Ты говоришь: «Я, я, я». Теперь послушай, это не Америка и не кино. Как только бы якобы отставной майор вроде тебя полез наводить мосты в ген прокуратуру и в ФСБ, ему бы, тебе бы, немедленно дали по шапке. Впрягся за меня? Хрена! Тебе поручили позвонить, ты позвонил. Велели сказать, что дают гарантии, что не посадят и не убьют, – ты сказал. Ты же не от себя говорил, ты фамилии называл, кто гарантирует. Тебе сказали, что не захочу по-хорошему, сказать тогда, что из Англии выкрадем или прямо тут грохнем. Ты сказал. Ты мартышка у них, Андрюша. Я не знаю, на чем тебя держат, но тебя крепко держат.
– Саша, ты так понимаешь, потому что у тебя мозги уже загнанного зверя. Ты так говоришь, потому что и сам знаешь, что ты каждый день в опасности. Если бы не боялся, ты бы друзей не подозревал. А я друг тебе. Если они не убили тебя, то убьют еще, подожди. Либо автокатастрофу устроят, либо еще чего. Мне тебе рассказывать, что ли? Контора не прощает. Я с тобой резко говорил? Ну, хорошо, было. Причина есть, я тебе тогда говорил, сейчас повторю – некрасиво, что ты пишешь статьи свои для «Чечен-пресс». Ты же русский офицер. При любых обстоятельствах не должен так делать. Россию позоришь. Думаешь, что на Путина наезжаешь, а получается, что врагам России помогаешь. Но это ладно. Не об этом сейчас. Ты трезво рассуждай. Мне нужна встреча с Борисом Абрамовичем. Пойми ты. Не просто встреча. Важная встреча. Ну ладно, есть план убрать Путина. Это, кстати, единственное на сегодня, что и тебе и Борису дает полную гарантию безопасности.
– Андрей, словами не бросайся. Кого ты убрать можешь? Ты, брат, даже если остался законспирированным сотрудником, убрать, как я понимаю, можешь редиску, там, на огороде. Или озимые какие-нибудь.
– Ты передай, пожалуйста, а я объясню при встрече. Дело очень серьезное.
– Андрей, я дорожу доверием шефа, я с херней всякой к нему подходить не стану. А то он и по реальным делам со мной говорить не станет.
– Ладно, слушай, передай Березовскому, что в ФСБ тоже не все под питерскими. Есть группа старых московских кадров, выкованных еще до начала коммерческой деятельности генералов. Суровые мужики, дзержинцы такие, настоящие. Им то, что сейчас происходит, – не нравится. Они Путина ненавидят. За всё. За то, что бабки гребет лопатой, за то, что Родиной торгует. А патриоты-то остались. Сидели затаившись, надеялись пересидеть. Теперь понятно – не пересидят. Во-первых, страна рушится – кругом воровство одно, путиноиды всё через бабло считают, ветер дунет – поклонятся любому, хоть американцам, хоть китайцам. У них в голове одно – как еще украсть и как украденное сохранить, понимаешь? Легализовать бабки свои на Западе – и нету других забот. А тех, кто не замазан, сажают. Под любым предлогом. Что они, мол, подпольные террористы, что подпольная хунта, что переворот готовят и так далее. Размажут всех по стенке. Поэтому ждать больше нельзя. Надо быстро что-то делать. Поговорите с чеченами, пусть дадут снайпера, а мы его выведем на позицию. Я серьезно, Саша…
– Знаю, как ты его выведешь. Расскажешь по секрету, что Путин ежедневно в двенадцать часов пять минут проезжает через Жуковку, по Рублевке. И посоветуешь чеченскому снайперу сесть на крышу магазина «Дача». Или еще лучше – подкатить зенитное орудие на рынок в Жуковку в кузове «Камаза», а потом врубить по кортежу прямо из кузова.
– Все смеешься, Саша, а мне не до смеха. Я тебе уже столько наговорил, что мне бы не хотелось глупые насмешки выслушивать.
– Ладно, ты маленький еще, неотесанный. Из кузова грузовика из гаубицы диктатора Самосу завалили в Никарагуа. Нет, не сегодня, ты не волнуйся. Я, как видишь, тему изучал. Это не глупости. Не дуйся, рассказывай, террорист. Что там надумали? Да, кстати, как там семья твоя, дочка как?
– Нормально, спасибо. Скоро в школу пойдет. Ты про Юру Калугина знаешь? Он теперь молодец – растет, он теперь генерал. При Путине неразлучно. У него работает кореш твой, Вадик Медведев. Вадик в выездном отделе. Они оба с нами. На сто процентов. Да они меня и послали. Я от Юры привез тебе записочку, если почерк помнишь – посмотри. Тут прямо сказано: Понькин – классный парень, мы ему доверяем. Больше они не могли написать. Начнем работать над операцией, удостоверишься, что ребята с нами. Первый же визит за рубеж или в любой город в России, чтобы вы с Борисом Абрамовичем проверили, Юра с Вадиком дадут вам за две недели поминутный график передвижения Путина. Чего тебе еще? Только надо до выборов, на разгон времени нет. Вы недолго проверяйте. Вы проверяйте, но уже начните действовать. Пусть Закаев подготовит группу своих чеченов. Мы дадим вам детальнейшее описание охраны, организацию, людей на объектах поименно, кто где, кто за что отвечает, возможные пути отхода, если вам понадобится спасать своих шахидов. Это серьезно. Совсем серьезно.
– Андрей, мы с Борисом Абрамовичем не террористы, мы заинтересованы в открытом и честном суде над Путиным. Суде, на котором Путин ответит за все свои преступления. Подожди тут, я в туалет.
Литвиненко встал, ему и правда надо было в туалет, тут без подвоха. Он в туалете хотел выключить диктофон. Он боялся, что, когда пленка домотается, диктофон щелкнет. Он мог бы писать и на цифровой диктофон, который не щелкает, сами понимаете. Но обычный, аналоговый, пленочный у спецслужб котируется выше – монтаж легче заметить. Отсутствие монтажа, то есть истинность записи, тоже легче установить. Ну, он пошел, выключил диктофон. Пока он ходил, Понькин выключил свой диктофон – цифровой. Понькину аналоговый не нужен, он же для своих пишет.