рок-н-ролле никакой конкуренции нет уже пару десятилетий, да и папарацци тут совсем нечего снимать. Больше всего этот мир похож на кружок пожилых радиолюбителей. Много проводов, много седоволосых фанатов, непонятные термины, но по сути — никого, кроме самих участников, это не волнует.
Я еще раз поблагодарил Лену за билеты. Она улыбнулась и сказала:
— Не за что.
3
Выйдя из офиса, я дошагал до кришнаитского кафе «Троицкий мост» и выпил там чашку эспрессо. В огромные витрины кафе бился дождь. Ехать на концерт было еще рано. Я просто сидел над пустой чашкой и смотрел, как по огромному стеклу стекают капли.
За те недели, что прошли после моего возвращения в город, смотреть на бесконечную воду уже надоело. Я подумал, что скорей бы зима, Новый год и пусть все это замерзнет, а по телику покажут «Голубой огонек». На стойке бара в кафе стоял телевизор. Я скосил на него глаза, подумал еще немного и решил, что нет, пожалуй, «Голубого огонька» не нужно.
До Нового года оставалось еще два с половиной месяца. Но кого именно покажут по ТВ в новогоднюю ночь, можно было сказать уже сегодня. Или даже пять лет назад. Новых лиц в этом клубе все равно не бывает. Пара несмешных комиков. Несколько немолодых певиц. Уютные, знакомые еще со школы лица. Черт бы их всех побрал.
Девяностые травмировали непривычную русскую публику. Что за дела: каждый месяц по новому музыкальному стилю или еще один герой поколения?! Всем хотелось картинки попроще, и на протяжении путинского десятилетия пеструю вольницу привели-таки к единому знаменателю. Мелкие и непредсказуемые игроки (типа русского рока) с этого поля были убраны. Те, что остались, работают засучив рукава. Для уставшего на работе главы семейства есть «ВИА Гра» и группа «Шпильки». Для его супруги — Гоша Куценко и братья Чадовы. Для их отбившихся от рук деток — глумливый «Comedy Club».
Дело в этом бизнесе найдется для каждого. Хочешь быть звездой экрана? Путь тебе в телесериал. Их в России снимают больше, чем во всей остальной Европе. Хочешь играть музыку? Отправляйся к толковому продюсеру. Даже если не попадешь с ходу на «Евровидение», тебе найдется место в телепроекте, конкурсе, молодежной группе… В общем, не пропадешь. Хочешь писать книжки — шанс есть и здесь. Гигантские издательские дома обеспечат работой любого человека с высшим гуманитарным образованием. В конце концов, кто-то ведь должен писать книжки за наших телезвезд, ведь правда?
Жалко только, что у потребителя никто так и не спросил, хочется ли ему все это потреблять. Я выковырял из пачки еще одну сигарету. Если успеха хочет добиться иностранная группа, то первое, о чем она подумает, — это как понравиться публике. А у нас — о том, как развести продюсера. Потому что там твой успех зависит от того, сколько дисков ты продашь или сколько зрителей придет на твое шоу. А у нас — только от того, сколько раз тебя покажет Первый канал. Понравишься продюсеру — и дальше можешь не париться до самой пенсии. На сцене ты будешь появляться до тех пор, пока тебя держат ноги. И может быть, какое-то время после этого.
В моей стране мнение потребителя никакой роли не играет. Слушать он станет то, что скажет продюсер. И не только слушать: он купит билеты на тот фильм, который рекламируют, закажет в ресторане еду, которую посоветуют, проголосует за того президента, за которого попросят, и заплачет под песню, которую ему поставят по радио. Просто у нас так принято: публика и продюсеры подходят друг дружке, как меч и ножны. Именно поэтому до Нового года осталось еще два с половиной месяца, но я уже сегодня отлично знал, кого покажут по телику в «Голубом огоньке». А до президентских выборов еще два года, но и тут несложно догадаться, кто именно возглавит хит-парад.
Я по-прежнему сидел над своей пустой чашкой и смотрел в окно. Сигарета начинала обжигать мне пальцы. Продюсеры производят. Публика покупает. Никакой альтернативы нет. Да она в общем-то никому и не нужна.
4
С Кириллом мы договорились встретиться на выходе из станции метро «Парк Победы». Он опаздывал. Я смотрел на людей в промокших куртках и думал… На самом деле я не думал ни о чем. За две последние недели я побывал везде, где мог. Поговорил со всеми, с кем мог. Работы для меня в этом городе не было. Как нынче на родине зарабатываются хоть какие-то деньги, понять я так и не смог. И что делать дальше, совсем не понимал. Но думать тут было и не о чем. С небес капало, а я шел послушать музыку. Только и всего.
Потом Кирилл наконец появился, и, пока мы через парк шли к спортивно-концертному комплексу, он все рассказывал, почему задержался, а я не слушал. Капли бились в козырек моей кепки. Дорожки в парке расползались от грязи. Параллельно нам в ту же сторону брели группки подростков.
Один раз Кирилл поскользнулся и чуть не упал.
— Черт тебя подери! Зачем вообще мы тащимся на этот концерт?!
— Потому что это главное музыкальное событие года. Хватит капризничать.
— Я промочил обе ноги. Тебе не стыдно?
— Стыдно. Только я гордый и стараюсь этого не показывать.
Заходить внутрь нам предстояло через служебный вход, а там, как обычно, была очередь. Та же публика, что и всегда: полтора десятка фотографов, десяток просто тусовщиков, несколько девушек-группиз, мечтающих встретить завтрашнее утро в постели сегодняшнего гастролера. Ну и пара дюжин журналистов. Неприятных людей, называющих себя журналистами.
Я отдал Кириллу его проходку и стал протискиваться поближе к дверям. Кирилл недовольно косился по сторонам. Всю эту публику он тоже терпеть не мог. Стать журналистом сегодня в России не просто, а очень просто. Платят в русских медиа копейки. Работать некому. А полосы заполнять чем-то нужно. Поэтому и пишет для газет черт знает кто. Вчерашние школьники. Профессиональные безработные. Хмурые типчики, освоившие навыки журналистской работы по телевизионным сериалам. Разорившиеся бизнесмены. Военные в отставке. Но в основном все-таки вчерашние школьники. Именно они толпились перед служебным входом спортивно-концертного комплекса.
Обыскивал меня неправдоподобно здоровенный охранник. Подбородок у него был размером с полуостров Камчатка, а кулаки такие набитые, что спорить с мужчиной совсем не хотелось. Рядом с ним стояла грудастая женщина-милиционер в звании майора. Она попросила меня показать проходку, а потом долго водила по строчкам глазами и делала вид, будто умеет читать.
Концерт уже начался. В зале орали восемь тысяч подростков и гулко стучал большой барабан. От стука в карманах слегка позвякивали мелочь и ключи.
— Пойдем в буфет?
— Ну пошли.
— Или сперва посмотрим, кто выступает?
— Нет, наверное, лучше сперва в буфет.
— Да? А что мы там станем делать?
— У тебя, как обычно, нет денег?
— Почему «как обычно»? Иногда у меня бывали деньги. Помнишь, в позапрошлом году я как-то покупал тебе кофе?
Служебный буфет в спортивно-концертном комплексе был чистенький и в целом ничего. Почти все столики были заняты, но мы отыскали-таки местечко. Я огляделся. Вокруг сидели все те, кто обычно сидит в служебном буфете во время больших рок-н-ролльных концертов.
Два главных петербургских промоутера. Один известен тем, что как-то (очень давно) встретил в клубе несовершеннолетнюю Ксению Собчак и попытался ее напоить, чтобы потом увезти к себе домой. Второй не примечателен вообще ничем. Ребята молча пили коньяк и делали вид, будто дела у них идут лучше, чем они шли на самом деле. Барабанщик группы «SpitFire» в своей вечной шляпе-котелок. Олег Гаркуша с какими-то бабами. Несколько девиц, выискивающих, к кому бы подсесть. Одна очень небезопасного вида. Несколько рабочих сцены в комбинезонах и телевизионный оператор. Эти кушали гречневую кашу.
Кирилл купил себе выпить, а я сказал, что пока не хочу, и закурил сигарету. Самый первый раз в этом буфете я побывал почти двадцать пять лет тому назад. Не помню уж, какими такими хитростями я тогда пробрался за кулисы. В буфете я нагло подсел за столик к самым страшным панкам, которых смог разглядеть. Те и бровью не повели: раз парень сел, значит, так нужно. Самыми страшными панками в том году была группа «Алиса». Выступали они еще в классическом составе, без Кинчева.
От восторга не зная, что сказать, панкам я тогда задал самый дурацкий вопрос из всех возможных:
— А почему ваша группа называется «Алиса»?
Парни наклонились ко мне поближе и открыли страшную тайну:
— Потому что, друг, мы живем в Стране чудес.
Все, кто сидел тогда в этом славном буфете, были по одну сторону баррикад, а остальные — по другую. Двадцать пять лет назад подобные штуки что-то еще значили. А сегодня буфет — это просто место, где можно выпить. И восторга тех давних концертов никто уже не помнит. Когда я только-только начал ходить на такие концерты, казалось, что жизнь будет бесконечной, будто гитарное соло. Она будет состоять из музыки, смеющихся людей, стиснутых в единую толпу, и прочих прекрасных штук. А теперь это был просто концерт. Не первый, не последний, не самый важный. Просто один из многих-многих тысяч концертов.
Сквозь дым я смотрел по сторонам, а вокруг курили и точно так же щурились на дым все остальные. После дождя оказаться наконец в буфете было приятно. Здесь было тепло и уютно. Все здесь друг друга знали. Причем давно. Все были рады друг друга видеть. Что-то вроде встречи одноклассников: позади куда больше, чем впереди, но пока мы вместе и есть еще порох в пороховницах.
Стулья в служебном буфете давно истрепались. Поистрепались и те, кто, сидя на этих стульях, провел жизнь. Девушки-группиз успели родить детей, по профилям которых можно изучать историю отечественного шоу-бизнеса. Щелкавшие девушек фотографы стали совсем седыми, а ведь какими орлами все они выглядели в те годы, когда главными панками страны считалась группа «Алиса»! Кто-то из прыгавших на том, давнем концерте уже умер. Думаю, когда спустя еще четверть века я снова соберусь сюда прийти, таких будет куда больше.