— Помнишь кино про Калиостро?
— «Формула любви»?
— Да.
— Помню. Хороший фильм.
— Да, так вот, последняя сцена, где они позируют художнику. Там Мария сидит, а потом Калиостро.
— Да, они рядом сидят. И что?
— Если читать их имена по рисунку, получится КАЛИостро — МАария. КАЛИ — МА!
— Точно! — подскочила Матрёша и снова уселась на место.
— Ещё я постоянно натыкаюсь на языковые формы, в которых встречается КАЛИ, кажется, что в русском языке их в разы больше, чем в остальных. Куда ни кинь! Препод твой — помнишь? — пострадал от КАЛИя, я в прошлом воплощении назвал себя КАЛИостро, мой город — КАЛИнинград, нашего уважаемого всезнайку зовут КАЛИна. И даже в 2012 году нас ждёт апоКАЛИпсис!
— Это я понимаю, — отозвалась Матрёна, — и что?
— Получается, имена важны, важно любое именование. Если так рассуждать, то не зря я тогда назвался Александр Калиостро, и ты тоже не просто так стала Серафиной Калиостро. Серафина — это «горение огня»! На древнееврейском.
— Слушай, а помнишь, ты всегда отрицал, что ты Бальзамо? А может, ты был Бальзамо, пока был человек, а когда стал Калиостро — то уже нет? Я понятно сказала?
— Да. Да, это так и было.
— Вот, вспомнили! Это же ключ?
— Ключ. Ключей так много, что я не знаю, за что хвататься. Кажется, все заодно, даже мода! Как только рождается Брюс, в моде оказываются шляпы треугольной формы — треуголки. По легенде, они пришли от моряков. Их носили и мужчины и женщины без разбору, различались только фасоны. Но умирает Калиостро, и мода тут же сходит на нет: появляется Наполеон, вся Европа дружно переходит на двухуголки! Такая вот ерунда.
— Да, загадочно. — Матрёша сморщила нос, повертелась, но больше ничего не придумала.
— Я ещё посижу, ладно?
— Угу, сиди. — Она тихо выскользнула за дверь.
Долго раздумывать ему не пришлось — телефон заорал, извещая о получении sms. От Аристы! Чёрный открыл текст. Сообщение было коротким: «Я тебя люблю. Всё». Ну вот, ещё одна, хоть коллекцию собирай! Интересно, написала бы это Лиза, если бы её хозяева не догадывались, кто он такой? И мысли Антона приняли совершенно другое направление.
Когда он оторвался от размышлений, была уже глубокая ночь. Он осторожно прошёл в спальню. Матрёна как легла на нерасстеленную кровать прямо в одежде, так и заснула, свернувшись калачиком. Антон аккуратно, чтобы не разбудить, пристроился рядом и моментально уснул.
Матрёша села в кровати, и какое-то время оглядывалась, пытаясь понять, где она находится. Осмотрела комнату, увидела Чёрного, вспомнила. Потом тихонько тронула его за плечо:
— Кажется, голос опять был.
— И что голос? — сонно поинтересовался Антон, приоткрывая один глаз.
— «Кали. Вы Кали. Дом Кали. Вы целое. Ещё чуть-чуть. Какие милые». Я оттого проснулась.
— Чей голосок-то, наш?
— Наш.
— И так и говорил — Кали?
— Ага.
— Невероятно. Сколько времени?
— Девять утра. Мы шесть часов спали.
— Ну что, будем вставать?
— Будем. Мне ещё надо бы поучиться.
Чтобы не мешать девушке, Антон удалился в библиотеку, но взяться за работу не удалось.
«Тук-тук», — ожила аська. Он взглянул на экран КПК и чуть не уронил наладонник — вызывала Ариста.
— Привет. — Он озадаченно размышлял, как следует себя вести после её послания.
— Привет. Нужно поговорить.
— Что-то случилось? — Он немного опасался, что она решила более настойчиво выяснить отношения.
— Что-то случается постоянно. Мысли приходят, что всё вокруг словно кем-то подстроено, мир начал игру за меня. А я не хочу думать ни о ком, кроме себя.
«Уфф. — Антон перевёл дух. — Значит, разборов отношений не будет. Тогда можно и побеседовать, посмотреть, что она готова сказать теперь».
— На деле так и выходит. Здоровый эгоизм — залог большого успеха. Но я одно скажу: все вышли из сумрака. Теперь мне достоверно понятно, почему меня никогда никто не понимал, и почему я сама никогда не понимала людей. Они выражаются кратко, мелочно и по-дурацки. Пытаясь казаться выше и масштабней, чем есть на самом деле. Не видя, насколько они смешны. Но если им нравится в это верить, то пускай это происходит подальше от меня.
— Ты как слепой котёнок, думающий, что он грозный лев, — осадил её Чёрный. — До сих пор думающий! Лиза, скромнее надо быть. Даже при таких покровителях.
— Если тебе удобней думать про меня, как про котёнка, то, конечно, думай. Хоть кто-то так думать будет, по крайней мере. Ты знаешь моих покровителей? Или сделал выводы из моих слов? — Похоже, она всё же обиделась. Не беда, ей действительно не повредит скромность.
— Конечно, знаю. — Он запустил пробный шар. — А вот знают ли твои покровители, с кем они разговаривали?
— Думаю, что да. Неудивительно, что ты меня котёнком считаешь. Когда я без поддержки и просто человек — я проще в сто раз.
— Хорошо, что знают.
— Иначе бы, думаю, на связь не вышли. Им нужно было слить инфу либо показать тебе моё второе лицо.
— Тогда может оказаться возможным более осмысленный разговор.
— Я тоже так думаю. Инфу сливали всё равно с большой опаской, не знаю, заметил ты или нет. Такое впечатление, что одна сторона сливала то, что знает, другой стороне, ибо только так они могут спасти ситуацию. Сотрудничество.
— Возможно. — Антон старался отвечать как можно более аккуратно.
— Происходят большие дела, если сильные не будут дружить, всё погибнет.
— Это новость?
— Смысл мира — в равновесии. Если оно будет окончательно нарушено, последует самоликвидация.
— Это именно то, о чём я пытался сказать год назад. А какая роль в этом водевиле отводится Лизе?
— Лиза не желает брать на себя ответственность за участие во всеобщем водевиле и пытается быть скромнее, чем есть на самом деле, и стушеваться с массами людей.
— Цели? — Скажет или нет? Что хотят получить стоящие за ней Силы?
— Боюсь предположить.
— А здесь не надо бояться.
— Для начала Лизе надо избавиться от тех, кто воспитывает в ней человеческое начало и подпитывает видимость, как ты выразился, слепого котёнка. Это не так, и Лиза уже прекрасно в курсе. Хотя можно было бы и раньше додуматься до этого, масса поводов задуматься уже была.
— Долго возились со скромной девочкой?
— Принципиальное отличие скромной девочки от многих в том, что она белый лист бумаги. Нескончаемый, рисовать на нём можно вечно. Поэтому лучшим решением было взрастить и отселить сущность в семейство себе подобных. Аристу.
— Испортили девку! — съязвил Антон.
— Не ёрничай. Думаю, тебя самого тяготит человеческое общество, и ты бы не прочь оторваться от земли. Вышеобозначенное общество только ползает, но не летает, вполне логично, что хочется его скинуть со своего пути.
— Не так грубо. У меня более глобальные задачи.
— Те, кто летает, — летают с детства. Это не приобретённая тема.
— А именно — удержать равновесие.
— Твои задачи не могут быть глобальными, покуда ты сам на земле стоишь обеими ногами.
— Именно поэтому я и на Земле.
— Те, кто летает, — не нуждаются в сотрудничестве или партнёрстве, но их обществом дорожат постоянно. Те, кто стоит на земле, всё ещё хотят продолжать зачем-то свой род, а те, кто летает, просто свободны от человеческих стереотипов, и им проще избавиться от источника человеческой заразы, просто перекрыв с ним общение.
— На людях стоит метка Матери, и Человечество выбрано не просто так. Стоит над этим подумать.
— Метка стояла несколько тысячелетий назад и на динозаврах, — фыркнула Ариста. — Об этом тоже стоило бы подумать.
— Мы говорим о настоящем времени.
— Ни индиго, ни следующее поколение не в состоянии спасти то, что уже происходит. Человечеству просто нельзя дарить людей света в пользование. Оно превращается во всеобщее использование и в полную перекачку энергии в особняки и машины — как раз то, что первое провалится в грешную землю.
— Да… Человечество не хуже и не лучше многих других. Оно просто есть.
— Лучшие создания мучаются десятилетиями. По причине того, что окружающие были настолько глупы, что так и не поняли, что им хотели донести. Лучший выход из ситуации — просто воспитывать кланово иных.
— Допустим. Такова их судьба.
— Лучший выход из ситуации — чётко разделять иных и людей.
— Это называют нацизмом.
— На языке людей. Как всегда, очень ограниченно, ну да ладно, я уже привыкла. Ладно, мне пора. До связи.
Ариста закончила разговор. Антон вертел кэпэкэшку в руках, обдумывая, что он ему дал. Его попытались завербовать — он отказался. Надо же, Чёрный — защитник Человечества. Он рассмеялся, вспомнив одно из именований Калиостро. Но ему дали понять, что контакт будет продолжен. Неужели они рассчитывают заполучить его так легко? Странное самомнение. Он достал с полки очередной толстенький том, потянулся зажечь палочку благовоний и не нашёл: небольшой запас, что был в кабинете, закончился. Пришлось вставать и идти в зал. В зале он с удивлением уставился на запертый шкаф, потёр лоб… Ах да, он же положил ключ в карман!
— Матрёш! — Пришлось оторвать девушку от конспектов. — Не помнишь, куда я штаны убирал, в которых батареи ставили?
— В ванной должны быть. Если не постирал.
— Не, не стирал ещё.
Он потряс брошенные в ванной угвазданные до полного неприличия штаны. Из кармана действительно выпал ключ и следом за ним небольшой мешочек из чёрной кожи. Антон вспомнил, что тогда же он сунул в карман какой-то попавший под руку амулет. Он растянул завязки и вытряхнул на ладонь потемневший от времени металлический кружок с процарапанными на нём символами. Антон всмотрелся. Это была та самая загадочная «монета», которую почти двадцать лет назад принёс ему Михаил, и с которой началась вся история с контактом.
Как только Михаил понял, что его находка нумизматической ценности не представляет, в коллекцию монет не пойдёт, он утратил к ней интерес и предложил приятелю забрать её себе, коли есть охота. Тогда Антон потребовал от Миши письменного отказа от владения артефактом — предосторожность не лишняя, когда перед тобой неизвестно что. И с тех пор пантакль — он, конечно, понял, что это пантакль, но не сумел определить какой — так и лежал завёрнутым в чёрный бархат и упакованным в тесный мешок.