Впрочем, поголовье дворянства в Пределе нынче сильно поубавилось. Пример старого графа Круха оказался вполне доходчив, так что большая часть нобилей предпочла повиниться и откупиться штрафами и поражениями в правах. Лучше сидеть с пустым кошельком и лет пять перенаправлять большую часть податей в имперскую казну, но быть живым. Упорствующих было немного, хотя таковые всё-таки были, и владельцы нескольких усадеб оказались в петле. Их семьи были представлены перед выбором — отречься от предателей и сохранить свободу, но не достаток и положение, или же понести заслуженное наказание. Такие дела Афина рассматривала лично.
Мужчины в любом случае лишались всех титулов, однако были вольны публично отречься от преступных родичей и идти на все четыре стороны, либо их ждали дисциплинарные роты. Жёнам, сёстрам и дочерям инсургентов приходилось выбирать между сроком в публичном доме (если они для этого ещё годились), либо втрое большим сроком в доме работном. К чести мятежных дворянок все они выбрали грязную и тяжёлую работу в эргастурумах.
Проще всего вышло с наёмными отрядами инсургентов, которые официально числились в имперских реестрах — тех, кого не обвинили в более серьёзных преступлениях, скопом отправили на десятилетнюю каторгу. Правда, государственная каторга была невелика, а из частных была только лишь каторга при гильдии Фортос, что вызвало закономерную дилемму — чем занять пару тысяч здоровых головорезов, чтобы они задолбались? В итоге по указке Фортосов их отправили валить ближайший лес, запланированный для сведения — посад Илиона после битвы местами требовалось отстраивать заново.
Каторжный лагерь находился в паре десятков миль от Илиона, близ реки Иофера, и охранялся на первый взгляд совершенно смехотворными силами — сотня дружинников и два десятка гильдейских стражников…
Это формально.
А на деле поблизости расположился небольшой блок-пост российской армии, личный состав которого устанавливал вышку-ретранслятор с питанием от погружной турбины мини-гидроэлектростанции, установленной в одной из мелких проток Иоферы. Полтора десятка вооружённых солдат при БРДМ-2 в версии для войск РХБЗ были вполне достаточной мотивацией для наёмников сидеть очень-очень тихо, даже имея под рукой топоры. Многие из них испытали на своей шкуре действие огнестрельного оружия, а кто не испытал, тому доходчиво объяснили видоки. Порой даже до драк дело доходило — одни господа считали, что нужно перебить охрану и бежать, другие господа оппонировали им тем, что куда, мать его, можно бежать, если кругом шныряют имперцы и федералы? Лучше уж немного подождать, потому как хорошие солдаты всегда будут в цене и долгожданная свобода не за горами.
Кто же в итоге оказался прав?
…Каторжан оторвали от работы и построили близ походных шатров, в которых они жили. Среди наёмников тут же начались препирательства — чем это вызвано? Склонялись к версии, что их посетит какая-то важная шишка. Вероятно, для оценки того, не слишком ли плохо и не слишком ли хорошо им тут трудится. Ну и заодно — насколько хорошо их охраняют, потому что две тысячи головорезов — это всё-таки две тысячи головорезов…
Прибывших, перед которыми даже заносчивые гильдейские стражники тянулись, как новобранцы перед десятником, оказалось всего трое. Без свиты, зато на федеральном самоходе, что само по себе было ярче любого самого помпезного эскорта.
Уже вполне привычный на вид очередной федерал — зелёный, как свежесорванный лист, и настолько же отличающийся от других листов… то есть федералов. Молод, совершенно обыкновенен на вид, выражение лица скучающее, даже простовато-снисходительное, а вот взгляд цепкий. И, как это принято у федералов, уже с пяти шагов хрен поймёшь кто перед тобой — обычный солдат или целый легат. Никаких отличительных черт, никаких видимых символов власти, роскошного оружия или доспехов — вообще ничего! А федералы друг друга всё равно отличают почти моментально. Как? Загадка. Не иначе они и правда способны мысли читать…
— Они друг друга по запаху чуют, зуб даю, — авторитетно заявил Хоки, чьё присутствие в первой шеренге неизменно вызывало зубовный скрежет у любых командиров. Хоть в Вольных манипулах, хоть на каторге. Он был на две головы ниже большинства северян и внешне напоминал больше гнома, нежели человека.
Второй из высоких визитёров, вернее вторая, оказалась девкой, зачем-то разряженной в добротный юшман и с саблей на поясе. Молодая, симпатичная, тёмно-рыжие волосы, забранные в простой хвост; смотрит надменно. Кто-то из амазонок имперской принцессы? Скорее всего. Хотя, по слухам, там были поголовно здоровенные бабищи, способные орудовать мечом не хуже мужиков, а это — какая-то тощая…
— И на что ей сабля? Ей бы ножик кухонный — как раз по руке был бы, — вновь вставил Хоки. Умение виртуозно ругаться и знание прорвы стихов (большая часть из которых была матерными) сделали наёмника штатным ашугом каторжан, и трепать языком было теперь его святой обязанностью.
— Ножик-херожик…Лучше член.
— Ну, если только твой — с моим-то ей и двумя руками не совладать, — скромно ответил Хоки.
Как развлечь себя наёмникам без привычных наёмничьих развлечений, типа грабежей или убийства врагов? Разве что похабно и незамысловато шутить.
Ну и третий — здоровенный амбал в великолепном латном доспехе, украшенном золотистой (а, может, даже и натурально золотой) гравировкой, с длинным мечом у пояса и коротким чёрным плащом. Тоже молод, светловолос; причёска на северный манер — бритые виски и собранные в косицу волосы, короткая борода. По виду северянин, но оружие? Но доспех? Таким не каждый рикс похвастаться может — явно имперская работа, дорогая и качественная.
— Ты смотри — ну чисто херцог, бодать меня рогом… — восхитился Хоки. — А рожа знакомая. Прям сильно.
— Кто-то с имперского пограничья? Там римлянина от уореша хрен отличишь.
— На доспех глянь, пень! На пограничье голытьба голозадая сплошняком, а этот — при деньгах. Большой прыщ.
— Может, прынц?
— Одно другому не мешает.
— Гы.
— Разговорчики! — рявкнул один из стражников. — Заткнулись, пёсьи дети!
— Сам заткнись! — неожиданно тонким голосом выкрикнул кто-то в строю. — Падла.
— Да пусть болтают, хоть какая-то радость у придурков будет, — громко пробасил громила в дорогом доспехе. — Здорово, неудачники! Как оно?
Каторжане недовольно загудели.
— Лопни мои глаза, — Хоки стукнул себя по лбу кулаком. Звук был такой, будто он ударил по дереву. — Чистюля Ханвальд из Сардиса!
— О, какое грозное прозвище, — негромко фыркнула около северянина Гонория.
— Помнят, гады, — с досадой пробормотал Ханвальд. — Трижды я первый забирался на стены при штурмах, сотню врагов на Волчьи луга отправил, командира манипулы от смерти спасал… И хоть бы кто запомнил. Но стоило только один раз по пьяни уснуть в свинарнике… — северянин возвысил голос. — Точно! Я это. А теперь, умник, готовь зубы — я тебе их сейчас пересчитаю…
— Куда, баран? — сквозь зубы прошипела Гонория, вцепляясь в уже шагнувшего для праведного мордобития северянина. — Потом подерёшься!
— Ну, можно и потом, — на удивление безмятежно ответил Ханвальд. — Эй, народ! Вам с деревяхами воевать ещё не надоело? От скуки ещё не опухли? Хорош прохлаждаться, есть вариант нормально подраться и даже подзаработать!
— А что, много платят? — выкрикнул кто-то.
— Богато. Полная амнистия для начала.
Наёмники снова заворчали — кто одобрительно, а кто недоверчиво.
— Врёшь!
— А пошёл-ка ты на хрен, — парировал Харальд. — Нравится брёвна таскать — так и говори, уореши — народ вольный, дело твоё. Хоть под хвост долбись, лишь бы мы не видели, ага. А кто под хвост не долбится, к тем у меня официальное предложение — есть вариант сдёрнуть отсюда и не быть ославленным по всей Империи мятежником и бандитом, оставшись во всех реестрах честным наёмником, хех…
— Больно складно плетёшь, Чистюля. В чём подвох?
— Надо будет повоевать.
— Да это-то понятно, на хрен мы ещё для чего нужны — не репу же садить… Подвох-то в чём?
— Повоевать придётся за Империю.
— Да запросто! — послышался ржач.
— Уточняю: воевать придётся честно, со старанием и за спасибо.
— О, а вот и подвох.
— Короче, народ, — Ханвальд положил руку на эфес меча. — Вас тут много, а меня тут мало — надоело что-то глотку драть. Если интересно — выбирайте ходоков и айда говорить, как большие люди, неинтересно — дуйте работать, а я кого другого для дела найду.
…Спустя полчаса троица визитёров сидела в палатке стражников.
Федерал так и не проронил ни слова, лишь время от времени что-то записывал в своём блокноте да посматривал на Ханвальда с Гонорией.
— К чему такие сложности? — проворчала девушка. — Разве одного только помилования недостаточно?
— Нет, конечно, — слегка удивлённо ответил северянин. — Вооружить и отпустить на свободу две тысячи головорезов — ты себя вообще слышишь, не? Даже если они не станут резвиться на имперских землях (почему-то), кто тебе сказал, что они станут сражаться за Империю в Гефаре?
— Они наёмники.
— Вот-вот. А наёмникам платят. Но в этот раз я что-то о плате ничего не слышал.
— Свобода — чем не плата? — усмехнулась Флавес.
— Маловато будет, — в свою очередь усмехнулся Ханвальд. — Нееет, красавица, здесь нужно что-то весомое. Что-то, ради чего будут готовы…
— …убивать? — иронично сказала Гонория.
— Умирать, красавица. Чтобы убивать много ума не надо, мы, наёмники, знаешь ли, делаем это с большой охотой и с большим умением… А вот цель, ради которой и самому не жалко умереть — штука куда сложнее.
— О, посвяти же меня, грязный варвар, чем же ты собрался сманить других грязных варваров за собой, — гнусаво произнесла Гонория. — Если ты не слышал — не очень-то и богатая Гефара сейчас и вовсе разорена. А дальше намечается поход на север — к Стене, в Серые степи. Какая там добыча может быть, а? Оленьи рога, медвежьи шкуры, слоновье дерьмо?