Она отмахнулась:
— У меня у самой такое коровистое строение. Конечно, кое-что оттюнинговала, странно было бы не поправить!
Я смотрел, как она осторожно опускается в воду, придерживаясь руками за блестящие края. Сильно выпяченные половые губы, словно поставленные ребром ладони, бросились в глаза, но я такие уже видел, мода распространяется быстро.
Алёна раздвинула ноги, чуть сползая в ванну, вода дошла до груди и чуть приподняла ее.
Она провела ладонями по телу, улыбнулась дружески.
— Расслабься, — посоветовала она мирно. — Так и быть, не буду связывать.
— Да? А я уж намечтал всякое…
Она усмехнулась, но не ответила, запрокинула голову на край бортика, еще больше погрузившись в воду, закрыла глаза. Лучший наш бета-тестер, мелькнула мысль, с изумительнейшим вкусом и чутьем, но даже она не замечает, что вообще-то все игры и все баймы делались и делаются мужчинами и для мужчин. Я что-то не могу припомнить хоть одну из тысяч и тысяч игр, не считая совсем сделанных на коленке, где женщина играет иную роль, чем быть объектом сексуальных домогательств. Правда, есть Лара Крофт, но это тот же мужик с сиськами, что бегает, прыгает, стреляет из двух пистолетов и бьет в челюсть ногой. Женского в Ларе Крофт только сиськи, да и то это лишь видимость, ни в одной игре их никто не щупал.
В инете сотни тысяч порнушных игр с прекрасной графикой, чувствуется, с каким тщанием все это сделано, и везде мужчина либо соблазняет женщин, а потом трахает во все щели, полости и впадины, либо догоняет на улице, в лесу или где-то еще и насилует, насилует, насилует. Еще пристает к ним в метро, трамвае, поезде и, понятно, совокупляет, совокупляет, совокупляет так, как никогда бы не смог в реале.
Нередко женщин жестоко трахают группой, как люди, так и тролли, огры, гоблины, каменные великаны, осьминоги, зомби и прочие-прочие чудища. Женщин имеют в виде эльфиек, гномочек и даже зеленых троллих. Женщин совокупляют у нас и на других планетах, под водой и под землей… Словом, мужская фантазия безгранична. Но пока еще не видел ни одной игры или мувика, чтобы женщина или женщины вот так же заловили мужчину и жестоко его изнасиловали так, как хотели бы они… Или они этого не хотят?
Ее крупные, как у Лары Крофт, груди разогрелись, соски еще больше укрупнились и порозовели, а ниппели, огромные и красные, как увеличенные в размерах тюбики помады, накалились до такой степени, что вот-вот начнут светиться.
Она распахнула глаза, неожиданно синие, словно у новорожденного, спросила заботливо:
— Добавить напора?
— Добавь, — согласился я. — Только не водяного.
Она чуть улыбнулась:
— Ну-ну, это тебя не спасет. Андер снимает всякую сексуальную активность.
Я охнул:
— Правда?
— А ты проверь, — сказала она.
— Ну-у-у, если поможешь…
Она усмехнулась и провоцирующе раздвинула ноги. Сквозь прозрачную воду видно, что между разогретых ног словно откормленный слон высунул кончик хобота. Толстые половые губы выдвинулись и даже вроде бы шевелят налитыми соком краями, напоминая лениво колышущуюся на волнах разогретую зноем медузу. Я присмотрелся, в самом деле приглашающе шевелятся, демонстрируя, что не останутся пассивными, а гарантируют энергичный массаж по всем правилам высоких технологий.
— Класс, — сказал я восхищенно. — С этим трэнсальястингом и жизнь вот так мимо. У тебя там добавочные мускулы?
Она покачала головой:
— У человека четыреста групп мышц от предков, которыми не пользуется. Так что шесть-семь уколов, два сеанса и… новые возможности!
— Молодец, — сказал я. — Я тоже считаю, что сперва нужно все свое активировать, потом подсаживать имплантаты.
— Нравится?
Я чуть сполз ниже, чтобы дотянуться, и осторожно потрогал большим пальцем ноги ее внешние половые губы. Они в горячей воде раздулись настолько, что стали похожи на две половинки аккуратно разрезанного посредине гусиного яйца. Под пальцем ощущается нежная горячая мягкость, я почувствовал, как вроде бы по ноге побежала легкая сексуальная дрожь, но, увы, до нужного места не добежала.
— Да, — сказал я, — но, думаю, твой андер не настолько уж меня обессилил.
— Проверь, — ответила она весело. — Но предупреждаю, я дала тебе двойную дозу. Пробудешь сутки импотентом. А то и двое.
— Ну уж нет! Это убийство.
— Раньше тебя это так не волновало.
— То раньше, — сказал я, — когда все в порядке.
Она приподнялась все телом, упершись ногами, вода сбежала в ванну, ее блестящее тело безукоризненно, а дразняще раскрытая вагина в самом деле похожа на кончик хобота слона, всегда раздутый и розовый, словно срезанный мячик из толстой мягкой резины.
— Ну как?
— Это нечестно, — сказал я обвиняюще. — Это хуже, чем связать! А еще и танцевать перед связанным. Голой, конечно. А я думал, ты мой друг.
Она сказала серьезно:
— Я друг, потому и сижу с тобой. И после ванны я тебя не выпущу. Будешь спать здесь. А утром отвезу в офис.
— А твой хозяин… не будет против, что чужой мужик спит в его квартире?
— Не будет, не будет, — сказала она успокаивающе. — Расслабься. В мою личную жизнь никто не лезет. К тому же это моя личная квартира, мог бы запомнить.
Потом, бесцеремонно вытерев полотенцем, как большого пса, она подвела меня к постели и толкнула в спину. Я растянулся, как лягушка, однако ложе настолько шикарное, что так бы и остался лежать поперек, но Алёна очень невежливо пнула в ягодицу, и я перекатился на ту сторону, освобождая половину кровати. Она легла рядом поверх одеяла, некоторое время разминала себе пальцы ног, напрягала мышцы живота и ягодиц, водила кончиками пальцев вокруг глаз, даже надувала щеки и страшно выпячивала губы.
— Хочешь быть красивой, — изрек я старую истину, — надо страдать. Хорошо быть самцом!
— Молчи уж, — буркнула она. — Сегодня ты никакой не самец.
— Что, — спросил я, — даже в кровати не заведусь?
— Гарантирую, — сказала она уверенно.
— Рискуешь, — сказал я. — По мне уже мурашки бегают.
— Пусть бегают, — ответила она. — Им только и остается, что бегать. Но чувствуешь себя полегче?
— Беззаботно, — согласился я.
— Что и требовалось, — сказала она.
Я произнес тихо:
— Спасибо, Алёна.
Она отмахнулась:
— Не за что. Считай, что я волнуюсь за фирму. Нам послезавтра открывать все сервера!.. Ребят трясет, запасаются пачками алертека-два, все готовятся к нелегким дням… Без твоего присутствия все может рухнуть!
— Спасибо, — повторил я, — что ничего не спрашиваешь.
Она покачала головой, синие глаза потемнели, а между бровей прорезалась глубокая складка.
— Ты не один, — сказала она тихо, — у кого горели крылья. Но мужчины не любят о таком рассказывать. Это мы поплачем, пожалуемся подругам, вроде бы и легче… А вы все в себе перемалываете. Потому у вас инфаркты чаще… А сейчас давай спи!
Она запихнула меня под одеяло, я не противился, чувствуя, как сильные, но заботливые руки укрывают и подпихивают под спину, чтоб не дуло. Потом она легла рядом, прижавшись всем телом сзади, обхватила меня, как ребенка, и я заснул неожиданно быстро и спокойно.
И вовсе не Тамара виной, мелькнула мысль уже утром, когда старательно копался в себе, пытаясь разобраться и восстановить привычно бодрый настрой и ясный взгляд. Это на первый взгляд ее отказ так подрубил колени, дурак так и решит, но я уже давно не дурак, по крайней мере — не круглый. Тамара только триггер, а триггером может быть что угодно.
Только никак не пойму, что.
Часть III2019-й год
Глава 1
По обе стороны шоссе навстречу мчатся огромные рекламные щиты и бесследно исчезают за спиной. Я с кривой улыбкой подумал, что давным-давно, в седую старину, еще лет пять назад, а то и вовсе целых шесть, с этих экранов… нет, тогда еще с простых досок смотрели неподвижные аляповатые рисунки в три краски, а то и вовсе надписи типа «Покупайте бетон! Телефон…». Буквы тоже, кстати, тогда применялись неподвижные, то есть никаких спецэффектов, никаких голых баб, которые бы демонстрировали, как им засыпают бетон в анус, а тот красиво раздувается, как бутон алой нежной розы, приподнимается, нежно пульсирует…
Сейчас на всех рекламных щитах яркие динамичные клипы, выполненные с моделями в 3D, а где-то даже по старинке с живыми актерами, но я поймал себя на том, что все так же не обращаю внимания, как и раньше, когда проскакивал по этому же шоссе на новеньком «хаммере».
Сейчас меня мчит «опель-700», супервнедорожник, я почти не прикасаюсь к рулю, на перекрестках бортовой компьютер послушно отдает управление ЦДУ, Центральному Дорожному Узлу, который следит за движением с орбиты, а на самом шоссе могу двигать машину вправо-влево не больше чем на метр, да и то если движение слабое. Если же начну приближаться слишком близко к бортику, комп авто перехватит управление и не позволит врезаться или даже чиркнуть крылом, ориентируясь на сигналы чипов в столбиках по краю дороги.
Пересек МКАД и погнал по Варшавскому шоссе, где на первом же перекрестке увидел кучку демонстрантов. Прилично одетые люди, интеллигентного вида, никаких панков, эмо или прочих сдвинутых, потрясают плакатами, выкрикивают лозунги. Часть, правда, из-за тесноты сошла на проезжую часть, из-за чего движение здесь замедлилось, но все же не пробка…
Я приглушил песню Ани Межелайтис, вот стерва, она, оказывается, еще и поет, приспустил стекло.
Снаружи донеслись разгневанные выкрики:
— Не позволим закрыть!..
— Толстосумы!..
— Как вам не стыдно?
— Куда смотрит мэр!
— Помогите!
Плакаты подпрыгивают над головами, как куклы в детском театре. Я едва успел поймать скачущие буквы и сложить в цельные слова, теперь и для митингов используют дешевую электронную бумагу, а эти все по старинке: «Спасите последний книжный!», вот еще рядом: «Убийцы слова!»
На миг показалось, что откуда-то вынырнули древние правозащитники, требующие свободы слова и демократии, затем прочел целую растяжку, ее держат два бородача в старинных очках, карикатурные интеллигенты, еще бы шляпы одели… «Закрывают последний книжный магазин в Европе!», «Помогите спасти культуру!»