– У тебя самого жопа, – сказал Карпов обидчиво, – а у меня афедрон!.. Тут такой костер, что могут штраф впаять.
– А чего неолудам не впаивают?
– Им попробуй! А мы законопослушные. Кто везет, того и погоняют. Гарольд Анатольевич, там подвал вроде бы длиннее, чем был раньше?
– Показалось, – заверил я. – Иллюзия. Аберрация пространственно-временного континуума. Не обращайте внимания. Все устаканится.
– Либо нас устаканят, – буркнул он. – Шеф, вы человек предусмотрительный! Скоро в самом деле начнем прятаться по подвалам!
– Не накаркай, – сказал Карпов с тревогой.
Костер взвился на уровень третьего этажа, Камнеломов раздал самым надежным огнетушители, ходил и покрикивал, следил за порядком во время исполнения общественно опасного ритуала.
Когда огонь утих, только черный дым все еще поднимается в небо, словно и у нас горит не сломанное офисное оборудование, а шины, Камнеломов командным голосом велел строиться и топать за ним. Можно с барабаном и песней.
В конце недели на новостном экране промелькнуло старинное здание Центрального Телеграфа, запятнанное черными кляксами от коктейлей Молотова.
Копоть сползла даже на асфальт, бригада рабочих очищает стены медленно и нехотя. Это понятно, чем человек ниже по интеллектуальному уровню и социальной лестнице, тем больший революционер и ниспровергатель существующих порядков. Не исключено, что кто-то из соскабливающих копоть ночью в маске как раз и швырял бутылки с зажигательной смесью в это здание, массивное и величественное, как и надлежит символу власти.
Сюзанна появилась на экране строгая и собранная, даже голос прозвучал с металлическим оттенком:
– Шеф, с вами хочет говорить генерал Шляхоцкий. Я проверила, это командующий расположенной в Подмосковье дивизии, под его управлением весь Юго-Восточный округ.
– Ого, – ответил я обреченным голосом. – Ну почему я не мышь, чтобы меня никто и не замечал вовсе…
– Включаю!
На экране появилось крупное мужское лицо, отодвинулось, давая возможность охватить взглядом фигуру целиком.
Что генерал, Сюзанна могла бы и не говорить, по лицу и фигуре видно не только, что военный, но и что из высшего эшелона власти. Такие обычно вырастают из семей кадровых офицеров, где понятия чести и долга впитывают еще с молоком матери, а потом только укрепляют и цементируют.
Крупный, жилистый, без тени улыбки на суровом лице, с жестким ртом и блестящими глазами под сдвинутыми кустистыми бровями, он сказал сразу:
– Гарольд Анатольевич, я говорю от Комитета Общественного спасения. Нет-нет, не какая-то новая структура. Ряд военных и полувоенных организаций объединились, сплоченные единой целью. Так что у нас в самом деле реальная сила, а не просто скопище возмущенных граждан, с которыми вы имели дело раньше.
Я ответил с настороженностью:
– Представляю. Особенно если в ваших руках какая-нибудь военная база…
– И не одна, – подчеркнул он. – Три хорошо охраняемых склада в Подмосковье, где хранится оружие. Всякое, разное. От винтовок до танков и бронетранспортеров. Не хотелось бы доставать и применять.
– Нам тоже не хотелось бы, – ответил я.
Он сообщил коротко:
– Сейчас проезжаю в пятнадцати минутах от вашего офиса. Давайте заскочу на пару минут, поговорим? Возможно, нам удастся достичь компромисса, чего не сумели сделать другие?
Я сглотнул ком в горле – этот гад знает про переговоры с Краснокутским и Ивашенко, ответил как можно вежливее:
– Заезжайте. Мы вообще гостям рады.
Он кивнул и отключил связь, а я объявил по общей связи:
– Генерал Шляхоцкий настоял на личной встрече! Это серьезный противник. Покруче тех, кто вел какие-то вялые переговоры. Приготовьтесь!..
Огромный экран раздробился на дюжину мелких, везде появились лица сотрудников.
Карпов спросил, опережая остальных:
– А он точно противник? Армия вроде бы в стороне?
– Армия и должна быть в стороне, – подчеркнул я, – но в общественное сознание кто-то умело всобачил мысль, что единственные нарушители спокойствия и порядка – мы. Тянем мир в непонятную и опасную сингулярность! И если мир войдет в угрожающую стадию беспорядков, армия предпочтет принести в жертву нас, зато везде воцарится мир и покой.
Барышников поинтересовался угрюмо:
– Что сделать нам?
Я пояснил:
– Генерал должен видеть то, что нужно. Ты, Михаил, будешь играть в танчики или бегалки, а ты, Аня, в тетрис, как и положено глупой, но красивой женщине.
Анна промолчала, только чуть обиженно поджала губу, все-таки среди умных мужчин лестнее быть умной, чем просто красивой, а Карпов спросил бодро:
– А я?
– Ты ближе всех к проходу, – сказал я, – потому откроешь порносайты. С десяток закладок сразу! И хотя генерал пройдет мимо, но у него наверняка усиленное зрение, еще с порога заметит, что ты там жадно рассматриваешь, даже слюни потекли…
– Почему я? – спросил Карпов обиженно. – Пусть Южалин, у него в каждом браузере кучи закладок на порнуху!
– Закладки на порнуху у каждого нормального мужчины, – напомнил я. – У кого нет, либо болен, либо нагло брешет. Но Николай сидит далеко, генерал не увидит, что у него на мониторе. В общем, все вы должны прикинуться безобидным офисным планктоном, что убивает время на работе!..
Уткин заметил скептически:
– А поверит?
– Скорее да, – ответил я, – чем нет. Все мы склонны верить в то, чего ждем. Но в любом случае, не энтузиазм же выказывать!.. А теперь все по местам, уже подъезжает.
Диана бросила беглый взгляд на экран, где с высоты дрона видна идущая по шоссе на большой скорости тяжелая автомашина, явно бронированная, вон как заносит даже на небольших поворотах.
– Успеваем, – заверила она. – Думаю, мне лучше не показываться.
– Почему? – спросил я. – Принесешь кофе и печенье.
– Он ненадолго, – определила она.
– Все равно жест вежливости, – ответил я. – Мы должны демонстрировать радушие.
Она ответила с непонятной для меня неохотой:
– Хорошо, шеф.
Часть 3
Глава 1
Камеры показали, как автомобиль командующего войсками Юго-Западного округа Москвы резко остановился перед подъездом. Внутри четверо, трое с автоматами остались, четвертый покинул автомобиль и, не осматриваясь, быстрыми шагами направился к ступенькам с таким видом, словно пользуется ими с детства.
Даже по фигуре и походке видно человека решительного и бескомпромиссного. Таких редко встретишь в мире науки, мы постоянно рефлексируем и колеблемся, слишком много дорог, а у военных это исключено, дорога только одна, лучше всех ее знает вышестоящий товарищ.
Сердце мое тревожно трепыхнулось. Раньше были цветочки, а сейчас вот настоящее испытание. Кадровый военный, в руках реальная власть, воспользуется ею без всяких интеллигентных мерехлюндий насчет чугунной слезы ребенка. Для военных есть только приемлемые или неприемлемые жертвы, но если на кону спасение мира, то, понятно, любые жертвы приемлемы.
– Сагиб, – сказала Сюзанна, – у вас пульс участился до…
– Брысь, – велел я, – это полезный стресс.
– Но хаос в мыслях не способствует…
– Брысь, – повторил я. – Хаос – это больше возможностей.
Генерал быстро взбежал по лестнице, а там без подсказок свернул налево по коридору и сразу направился к двери моего кабинета, что значит, знает, куда нужно будет направить спецназ, если вдруг понадобится что-то помимо разговоров.
Он и в мой кабинет шагнул с видом человека, который пойдет к намеченной цели, не оглядываясь на жертвы. Рослый, статный, с красивым мужественным лицом, смутно напомнившим то ли киногероя, то ли конного конкистадора на площадях европейских городов. Еще мелькнула мысль, что кого-то напоминает еще, но додумать не успел, торопливо поднялся навстречу.
По телу прошла нервная дрожь, не люблю эти прямые встречи, слегка поклонился, но руку не протянул. Хотя сейчас эти тонкости уходят, но генерал из тех, кто исповедует старые ценности, он мою сдержанность понял правильно, протянул руку сам, по возрасту старше и потому подать руку имеет право только он.
Рукопожатие крепкое, ладонь сухая и горячая, я постарался вложить в ответку как можно больше усилий, но в то же время не шевельнуть ни единым мускулом лица.
Он, похоже, остался доволен как крепостью моей ладони, так и соблюдением старых церемоний, сел на указанный мной стул, но произнес без улыбки и очень деловым голосом:
– По сути, в моих руках все воинские части Московской области. Здесь исторически наиболее боеспособные части. Во всяком случае те, что верны присяге и не разбежались, прихватив стрелковое оружие. Хотя кое-кто уволок и тяжелые пулеметы. Это я так, чтобы остерегались всяких групп слишком активных добровольцев.
– Надежды на полицию нет? – уточнил я.
– Полиция пока что работает, – сообщил он, – но половина состава тоже разбежалась, остальные не успевают… Это как гасить пожар в доме стаканом воды! Но на воинской базе под моей рукой костяк армии. Нам хотелось бы остаться в стороне, армия не должна использоваться внутри своей страны, но, боюсь, конфликт слишком уж разросся. Если дальше пойдет так…
– Понимаю, – ответил я. – Но почему вы решили говорить со мной?.. У нас есть правительство.
Он отмахнулся с небрежностью, словно смахивал пролетающую паутинку.
– Духовные лидеры в нашем мире значат больше официальных лиц. Вон три миллиарда мусульман ловят каждое слово аятоллы Сеида Хомейни, не обращая внимания на то, что говорят их правительства!.. А в Штатах Курцвейл имеет влияния и власти больше всех президентов и банкиров.
– Я не Курцвейл, – напомнил я. – Он гигант, а я так, его ученик.
Он ответил строго:
– Вы местный, ваше слово весомее. Курцвейл как бы уже только символ, портрет в сияющей вышине на уровне облаков… Потому я, представляющий помимо всего еще и с десяток разношерстных организаций, предпочитаю вести переговоры с ключевыми фигурами.