– Но я…
– Вы уже лидер, – прервал он. – Хоть вроде бы из норки не высовываетесь, но к вам прислушиваются даже ваши противники. Вы скрываете свое влияние, но, если проанализировать очень тщательно, многое станет более понятно. А у нас в штабе очень хорошие аналитики. И сразу же обратили внимание, что ваш директор, отправляясь на лечение, свои полномочия передал вам.
– На недельку, – напомнил я. – И передал мне, а не другому видному профессору, потому что тот мог и не отдать обратно, а со мной вообще не посчитаются.
Его лицо оставалось как вырезанным из камня, только во взгляде промелькнула искорка.
– Не прибедняйтесь. Аналитики указывают на вас, как наиболее компетентного преемника.
– В нашей стране, – сказал я, – все лучшее отдавалось военным. Верю, что у вас аналитики лучшие из лучших. Только насчет меня просчитались.
Дверь неслышно отъехала в сторону. С подносом в руках вошла Диана. На этот раз в предельно скромном платье, даже прическу успела сменить на чуть ли не комсомольско-крестьянскую, туфли на низком каблуке, а поднос держит целомудренно на полувытянутых руках.
Я вскочил и помог ей переставить на стол чашки, а она взялась за тарелочку с печеньем.
Генерал даже глазом не повел в ее сторону, хотя белая нежная рука почти коснулась его чисто выбритой до синевы щеки.
В свою очередь Диана не улыбнулась ему, хотя стоило бы, раньше всем мило улыбалась, странный просчет такого опытного психолога, а когда проделала весь ритуал, взяла поднос в одну руку и взглянула на меня с вопросом в глазах.
– Спасибо, Диана, – сказал я. – Можешь идти.
Она вышла, строгая и ровная, а генерал, все так же не обращая на нее внимания, ответил с некоторым нетерпением:
– Наша страна всегда жила в окружении врагов. Потому армию приходилось постоянно модернизировать и держать наготове… Так что наши аналитики в самом деле лучшие. Вашу роль понимают точнее, чем хваленые стратеги в Кремле.
– Но я не президент, – ответил я вяло. – И вообще у меня нет власти…
Он взглянул в упор, во взгляде промелькнуло раздражение.
– Что сейчас президенты?.. Так, дань традиции. Или даже министры обороны?.. Велят прекратить бесчинства в своих странах?.. Сейчас слушают и слушаются авторитетов, а не назначенных на какие-то должности. У чиновников свои игры, но общество их уже не замечает. Блокчейн и децентрализация свое дело сделали. Так что демократия в полном разгуле!
– К этому все шло, – пробормотал я. – Считалось, что чем демократичнее и свободнее человек, тем лучше. Ему и для него.
Он сдвинул плечами.
– В теории так, но это если человек – человек, а не скотина. Что при нынешнем разгуле демократии может президент, который еще и Верховный Главнокомандующий? Двинет войска?.. Но армия тоже… демократичная. Половина, если не больше, разделяет взгляды и страхи простого демократа. Если отдать приказ стрелять, либо откажут в повиновении, либо уже открыто перейдут к ним.
Я поинтересовался тихо:
– А вы… на какой стороне?
– Армия вообще в стороне, – отрубил он. – Ее везде создавали для защиты от внешнего врага.
– Тяньаньмэнь, – напомнил я.
Он поморщился.
– Будь у нас волнения всего лишь на одной площади, я бы уже вывел танки и расплескал мятежников по брусчатке!.. Но у нас полыхает вся страна. Кстати, еще раньше полыхнула Европа, на которую как бы положено равняться, хоть и не хочется. И вообще весь мир в огне. Наши аналитики подсказывают очень настойчиво, что мир можно спасти, приняв условия неолудов, как вы их называете. Условия, между прочим, здравые. Жизнь наконец-то стала счастливой для всех!.. Вам нужно всего лишь призвать ученый мир остановиться. Прекратить разработку еще более новых технологий, что могут привести мир к катастрофе!.. То, что придумано и создано, – достаточно для счастья.
Я сказал тихо:
– Это не выход.
– Выход, – отрезал он. – Сразу же прекратятся все бесчинства!.. Не прекратятся?.. Тогда я выведу на улицы танки и вобью в землю всех, кто противится! Уже не вас, а неолудов. Скажу честно, они мне совсем не нравятся, как всякая горланящая и бесчинствующая толпа. Но сейчас это они представляют Россию.
Я сказал с тоской:
– Знаю о настроениях простого народа, но вы же не настолько простой? Прогресс не остановить, это one way…
Он прервал:
– Можно. Сами видите, практически весь народ этого требует. Против только горстка ученых!.. А если вас в самом деле ведет не стремление к еще большему благу человечества, как утверждают неолуды, а лишь эгоизм?..
– Планета нагревается, – напомнил я. – Сколько городов в прошлом году снесло ураганами и цунами? В этом разрушений будет больше. Наводнения затопили целые регионы и не отдают обратно, а тайфуны разрушают берега вместе с беспечно расположенными там городами…
Он прервал:
– Это происходило и происходит сотни миллионов лет. Одиннадцатилетний цикл Солнца, малые и большие ледниковые периоды, но люди приспосабливались! А сейчас вообще почти не заметят эти мелкие разрушения. Через несколько лет снова наступит райский климат и продлится семьсот лет… Думаете, мы не знакомы с этими сводками?
– Астероид Гриада, – напомнил я, – по расчетам Колпакова, через полгода может ударить по Земле.
– Пройдет мимо, – возразил он. – Вероятность, что заденет, семь процентов.
– Это много, – сказал я с горечью. – Один пройдет мимо, другой заденет! А третий шарахнет… В нашу сторону мчатся больше двух сотен таких астероидов.
– И тоже пройдут мимо, – сказал он. – В интервале двести-триста лет.
– И жить это время в страхе и безнадежности? – спросил я. – А сингуляр может вылететь навстречу и распылить их или сдвинуть с опасных траекторий!
– А если сингуляр распылит человечество? – поинтересовался он. – Сингуляр уже не человек. Мы не обращаем внимание даже на обезьян, а люди для сингуляров вообще будут чем-то вроде амеб. Так что, господин Малыгин, мы просим вас сменить вектор своей работы. Ради мира на земле.
– Простите, – ответил я, – но в вашем голосе отчетливо звучит угроза.
Он вздохнул, развел руками.
– Вы правы. Страна у последней черты. Митинги протеста – цветочки, простой народ уже созрел для более серьезных акций. Активисты его разогрели, а безнаказанность усилила настроение ломать и крушить все, что можно и что нельзя. Вы же видите, это началось…
– Понимаю, – ответил я. – Тяньаньмэнь не для таких случаев. Масштабы не те.
Он покачал головой.
– Там тоже армия очень даже колебалась, как и правительство. К тому же армия у нас все еще, как вы говорите, рабоче-крестьянская.
– В армии даже интеллигент, – подтвердил я, – становится… ну, вы понимаете, рабоче-крестьянином и в такой массе тоже начинает разделять ценности очень простого человека. А когда для всех ввели безусловный базовый, да еще такой высокий, зачем что-то еще более рискованное?
Он вздохнул, поднялся из-за стола, выпрямившись во весь рост. Снова в нем проступило что-то кадровое армейское, а голос прозвучал так, словно отдает приказ:
– Ждем ответа до завтра.
– Почему так срочно? – спросил я.
Он ответил холодно:
– Все ускорилось, вы это знаете. День за месяц, а потом будет и за год. Мы не хотим вот так бездумно влететь в вашу сингулярность. Решайте!.. Как это ни звучит патетически, но судьба мира в самом деле в ваших руках.
– Моих?
Он жестко улыбнулся.
– И в моих тоже. Но от вас зависит, как придет на планету мир. С большой или малой кровью. Но он придет!..
– А вы, – спросил я, – на чьей стороне?
– На стороне мира, – отрезал он. – И сейчас решаю, на чью сторону встать. Мой долг – погасить беспорядки. С минимальными потерями для населения. Пока что мне подсказывают, что проще всего убрать раздражитель, из-за чего восстания по всей планете!.. Уверен, вы свою позицию давно сформулировали, так что двадцать четыре часа просто необходимая формальность. Посмотрите, что творится в мире, и подумайте, стоит ли того ваше упрямство!
Он даже не сказал «упорство», тем самым выдав уже свое отношение к нашей позиции. Я некоторое время тупо смотрел на закрывшуюся за ним дверь и чувствовал, что в самом деле душа моя дрогнула и забилась в дальний темный угол в трусливой надежде, что ничего решать не надо, решат без меня.
В черепе ни одной мысли, только назойливо крутится фраза, что судьба мира, дескать, в моих руках. Преувеличение, понятно, однако если учесть, что вовремя сдвинутая песчинка, к тому же сдвинутая в нужном направлении, может вызвать лавину, то, может быть, он и прав. У них в самом деле хорошие аналитики, не так давно я сумел переманить двух обещанием перспектив, остальные же предпочли золотого воробья в военной форме сказочному журавлю в моих руках.
О своей роли в науке не задумываюсь, еще рано бронзоветь, пашу с восторгом, каждый день приближая сингулярность, как верно сказал Чернышевский, на месяц, а потом и на год. Уже вырастает в размерах и приближается эта зловеще блистающая, как солнце, огненная стена, за которой прекратится род человеческий, что есть всего лишь скопище разумных обезьян…
Глава 2
Экраны по моему взгляду вспыхнули по всей стене, лица Уткина, Лаврова, Карпова и еще десятка наших яйцеголовых, занятых разработкой искусственного интеллекта последнего поколения, заполнили от края до края.
Я поинтересовался чужим голосом:
– Надеюсь, все смотрели и слушали?
Первым в своем секторе экрана шевельнулся Уткин, голос его прозвучал так, словно доносился из глубокой могилы:
– Видели, наблюдали, анализировали. Тверд, как скала. И ни тени колебания. Начал с переговоров, но сам в них не верит, просто соблюдает протокол, а завтра может бросить к нашим стенам спецназ.
– И атакует все научно-исследовательские центры, – добавил Карпов, – которые в пределах его округа. Шеф?
Взгляды обратились ко мне. Я проговорил как можно спокойнее, хотя все тело налилось холодной тяжелой тяжестью: