Полицейские постояли возле автомобилей, не решаясь приблизиться к толпе, поговорили по рации, то ли докладывая обстановку, хотя начальство и так все видит с дронов и низкоорбитальных спутников, то ли запрашивая, что делать.
Даже я не поверил глазам, хотя и предполагал, что так будет, когда поспешно сели в автомобили и умчались обратно. Одно дело понимать, что на столкновение с разъяренной толпой в тысячу человек не пойдут, другое дело видеть, как рушился все здание силовых структур.
Уткин с горечью отвернулся от экрана, лицо бледное, а и без того трагические глаза стали совсем страдальческими.
– Сволочи, – сказал он с горечью, – этот академик, даже я видел, больше всего о них же заботился!.. От репрессий оберегал, о гуманизме вещал…
– Как Иисус, – ответил Тютюнников с горькой иронией, – и получил той же монетой от благодарных граждан. Могли бы и распять, только на железном столбе как-то затруднительно.
Шенгальц, самый молодой и горячий, сжал кулаки.
– А почему, в самом деле, не начали вывозить их подальше в море и топить? Сколько бы хороших людей спасли!.. Да и разрушений бы таких не было!.. Шеф, это вы недопрогнозировали!
Южалин вступился за свое руководство:
– Шеф предупреждал о будущих беспорядках и войнах, но массово топить особо активных беспорядочников… гм… даже он предлагать не решился. Хотя видим, стоило бы.
Старый и мудрый Лавр Лавров сказал с горечью:
– А кто бы его послушал? Тут же уволили бы с работы, внесли в черные списки по всем миру. Против лома нет приема, окромя другого лома. Но у нас ни лома, ни противолома. Потому лучше сопеть в две дырочки и спешно делать свое дело.
– Спешно и обреченно?
– Спешно и обреченно, – повторил Лавр. – Мы не можем иначе.
Уткин сказал с горечью:
– Это же люди… Их же очеловечивают уже сотни тысяч лет!.. Аристотель, Платон, Руссо, все философы и культорологи, вся ученая рать… и что?.. Один миг – и… звериность тут же рвется из человека в костюме и при галстуке, будто только что вышел из пещеры с дубиной в руке!
Диана сказала авторитетно:
– Звериность из нас никогда не уходила. Просто культура наращивала над ней все более толстую корку. А вот когда культурой объявили и то, что на самом деле самое тупое безкультурье…
– Но в какой момент культура потеряла влияние на простых людей?
Она скривилась, как от сильнейшей зубной боли.
– Каких простых?.. Интернет и доступность любой информации сделали их, как сказал шеф, из простых простейшими!.. Хай-тек умных делает еще умнее, а глупых – глупее! Раньше говорили, богатые все богаче, а бедные беднее?.. Так вот инет одних делает еще образованнее, других оглупляет ниже плинтуса. И этих других основная масса нашего богоносного народа!
Уткин ответил со вздохом:
– Простые тоже как бы люди… Хотя уже звери.
– Не надо лозунгов, – отпарировал Шенгальц. – Я не предлагаю топить в море!..
Тютюнников сказал с сомнением:
– Разве?
– Пруф! – потребовал Шенгальц.
– Извини, – сказал Тютюнников, – почудилось. Наверное, потому, что теперь готовы топить без жалости, но интеллигентно жуем сопли. Пора перестать считаться с мнением этой гребаной демократической общественности. А то и мы станем Америкой, там нормальных людей уже затоптали простейшие меньшинства, что стали большинством.
Уткин зябко передернул плечами.
– Только не это, – сказал он жалким голосом. – Жаль, прекрасная была страна с прекрасными идеалами и Великой Американской Мечтой. Но теперь мы, как и весь мир, сами по себе.
– Еще Китай сопротивляется, – ответил Тютюнников, – только Иран, как ни странно, утес посреди бури. Правда, его заранее научили выстаивать под давлением и санкциями. Там вся страна как ощетинившийся еж из высокопрочной стали. А вот мы разинтеллигентились, за что и расплачиваемся в не очень-то интеллигентном мире.
Карпов сказал с тоской:
– В очень неинтеллигентном, я бы сказал. Остановите Землю, я сойду!..
– Уже останавливают, – сказал Южалин пророчески.
– И раскручивают в обратную сторону, – добавил Карпов с ядом в голосе.
Глава 5
Новостные сайты переполнены сообщениями о столкновениях народных масс с силами правопорядка. Уткин обронил вслух, что уже «народные массы», а не «бесчинствующие группы молодежи», Тютюнников заметил, что «народные массы» звучит очень похоже на «каловые массы», Влатис не дал влезть в филологические дебри, указал на то, что пресса начала осторожничать в оценках и определениях, неолудов перестали называть неолудами, а все события подаются как возмущение населения невнятной политикой властей.
Но ладно бы в России, здесь все принято валить на власть, даже если сам насрал мимо унитаза, но то же самое в Штатах, Евросоюзе, даже в Китае, Индии и прочих странах. Конечно, началось в Европе, но слишком быстро и с пугающей готовностью распространилось на все континенты, словно планета давно ждет некую очистительную грозу.
Если раньше везде сообщалось о том, что какой-то рыбак на отколовшейся льдине подхватил насморк, на Эльбрусе турист подвернул ногу, а домохозяйка повредила палец, копаясь в ноздре, то теперь перестали сообщать о столкновениях, где раненых и убитых меньше десятка.
Восточная Сибирь захвачена неолудами практически без боя, там власти сами поддержали это движение. Западная все еще борется, хотя неолуды постепенно захватывают новые позиции, только Центральный район оказывает ожесточенное сопротивление.
Самый достойный отпор дает Москва, что и понятно, в ней расквартированы элитные части, а в Подмосковье наиболее боеспособные воинские подразделения, составленные сплошь из опытных контрактников.
То есть, судя по новостям телевидения, все или почти все под контролем и вот-вот народные волнения улягутся. Комментаторы говорят с оптимизмом, но вижу, как в поезда дальневосточного направления садятся многотысячные отряды добровольцев, что через четыре дня прибудут в Москву.
Да и Восточная Сибирь пошлет своих неолудов на штурм последнего оплота сумасшедших ученых, задумавших создать черную дыру, которая засосет в себя и погубит всю планету.
Часть уже неспешно двигается в направлении Запада на вместительных автобусах. У многих я заметил огнестрельное оружие, а у некоторых автоматы и пулеметы, явно украденные при дезертирстве из воинских частей.
Уткин принес и расстелил у меня на столе распечатанный по старинке лист плотной бумаги.
– Шеф, вот кривая роста столкновений по Москве. Как видите…
– Вижу, – ответил я невесело. – Будьте готовы, скоро доберутся и до нашего соломенного домика нифнуфнафов.
Он сказал с надеждой:
– А войска?
– Их будут держать до последнего, – ответил я. – Да и кроме того…
– Шеф?
– В армии тоже брожения, – напомнил я. – Воинские части Дальнего Востока почти сразу перешли на сторону неолудов, забыли?.. Москва продержится дольше, но, боюсь, тоже не устоит.
Он вскрикнул отчаянным голосом:
– Шеф! Скажите, что это у вас такой особый юмор! Футурологический!
Я взглядом указал на кривую графика.
– Сам продолжи.
– А нет ничего, чтобы… ну, сломать эту кривую?
– Нет, – ответил я. – Без шуток. Нет. Оружия Камнеломов натаскал, запремся и будем отстреливаться. Если выбьют двери, можно стрелять на поражение, закон на нашей стороне.
– Ох, – сказал он, – стрелять в людей?
– В живую силу противника, – напомнил я твердым голосом, хотя внутри что-то жалко пискнуло. – Вы за красных аль за белых?..
Он развел руками.
– Я за питомники для бродячих собак. Тем и так горько брошенными, а теперь о них вообще кто вспомнит?
Он ушел, я еще раз взглянул на график, больше из вежливости, затем лист бумаги вообще исчез из поля моего зрения, спасибо, Сюзанна. Ты знаешь, отслеживаю каждый нюанс событий, что ведут к концу человечества, каким его знаем…
А ситуация в Москве все тревожнее. До этого все акты насилия в конце концов успешно гасились. Некоторые сразу, а массовые позже, участники бесчинств моментально и автоматически заносятся в полицейские картотеки, а затем поодиночке и без особого шума изымаются.
Но как только прибыли массы неолудов с Дальнего Востока, Восточной и Западной Сибири, Урала и Поволжья, стало ясно, как в осажденной Москве, так и самим неолудам, кто начинает побеждать в таком противостоянии.
Моя команда приуныла, до этого надеялись, что конфликт как-то рассосется, власти уладят, но, похоже, наверху все же решили, что остановить мгновение очень хорошо и для них самих, а в сингулярности неизвестно что случится с их высокими должностями и постами.
Как только несколько десятков автобусов с номерными знаками Урала и Поволжья прибыли в Москву, схватки уличных толп с полицией и Росгвардией стали чаще и ожесточеннее.
Власти объявили о чрезвычайном положении. Митинги и шествия запрещены, что вызвало только горький смех – раньше надо бы шевелиться, а теперь наступление на Москву идет по всему периметру. Города-спутники уже захвачены, на окраинах настоящие сражения, в Москве сторонников сингулярности достаточно много, хотя, конечно, с количеством разъяренных неолудов не сравнить.
– Надо бы доску с названием фирмы заменить, – сказал Уткин с запоздалым сожалением. – Написать что-то типа «Контора по заготовке рогов и копыт», никто бы и ухом не повел! Стали бы своими в доску.
Влатис посмотрел на него отсутствующим взглядом, явно в сети с кем-то спорит, с замедленностью в голосе согласился:
– Да, «Отдел кафедры прогнозирования» для неолудов вроде красной тряпки для стада быков.
Лавр сказал с надеждой:
– Может, не обратят внимания?
– А что, – поддержал его Карпов, – мы не делаем железо, как бы почти гуманитарии. Какой от нас вред?
– Да, – согласился Карпов ядовито, – всего лишь делаем программки, без которых это железо просто железки. Даже железячки. Мы просто овечки. Шеф?
– Мы у них тоже в списке, – подтвердил я неохотно. – Все, что удалось сделать, сделали.