– Видеть пожары и погромы? – спросил я.
– Но вы как-то остаетесь оптимистом?
– Я грамотный оптимист, – ответил я. – А в грамотности, как сказал Соломон, много печали и неполезного стресса.
Карпов, слушая нас, сочувствующе поддакнул шефу:
– Жизнь у нас такая! Мерзкие прогнозы сбываются, а вот как зарплату повысить…
Сокол сказал с оптимизмом висельника:
– Зато в бункере есть почти все для щастя! Вы запасливый хомяк, шеф. Кто бы подумал, глядя на ваше слегка придурковатое лицо… Сегодня докалибруем аппаратуру и продолжим так, что дым пойдет, а то и повалит… Нам же оставалось всего пару месяцев на доводку… Ну пусть даже три или четыре, но что стоило бы судьбе дать нам чуть больше времени!
– Давала, – ответил я с горечью, – но мы сами бездарно истратили, если говорить цензурно, на… Даже не стану вас позорить, как и самого себя. Мы все пока что люди, а значит, свиньи.
Мои сотрудники переглянулись, посерьезневшие и подобравшие животы, и хотя животов пока нет, но спины выпрямили, словно солдаты перед генералом.
– Понятно, – ответил Лавр. – Дым из задниц пойдет, как из ракетного сопла, но все сделаем!.. Кто знает, что еще ждет.
Уткин сказал тихонько:
– Шеф, знает, но разве скажет раньше времени?.. Бережет нас. Мы же нежные, чуть что – лапки кверху, хвосты в сторону. Это он толстокожий, как динозавр Петя в московском зоопарке.
Я вздохнул под их взыскующими взглядами.
– Если бы знал, сказал бы. Если и остался среди вас шпион, сообщить своим все равно не сможет.
– Шеф?
– Глушилку, – пояснил я, – удалось выкупить у воинской части. Для научных нужд, как объяснил в формальном запросе. Самая мощная в Подмосковье, а значит, в мире! У коррупции есть и преимущества, нужно уметь пользоваться.
– Шеф…
Они посерьезнели, я проговорил все невесело, но с непреклонностью в голосе, которая мне ну совсем несвойственна, однако придется развивать и пользоваться:
– Да-да, вы поняли правильно. В режиме секретности связь со спутниками только через мой акк. Правда, почти все вычислительные мощности сейчас свободны… даже Массачусетский и Сунь-хунь-Чай прекратили работу, так что их суперкомпьютеры в вашем распоряжении, но…
– Только под вашим контролем, – закончил Лавр.
– Увы, – пояснил я уже без всякой надобности, все уже поняли, но у меня необходимость как-то оправдаться, словно это я виноват во всем мировом хаосе, – это меры предосторожности. Никто не должен знать о нас. Даже ваши родные.
– Шеф, но как же…
Я напомнил:
– К ним могут прийти и спросить.
– Ничего не скажут!
– Есть методы, – напомнил я, – есть аппаратура, есть программы… Не обязательно слушать то, что человек говорит, чтобы понять, что он скрывает. Так что только через мой акк!..
Сокол и Валентайн ушли, Уткин задержался, спросил с сочувствием:
– Признайтесь, шеф, тяжко все это далось?
Я двинул плечами.
– Как сказать. Если надо, то надо, как бы ни было… Хуже то, что пришлось заниматься не своим делом… Сперва финансами, деньги все-таки решают многие проблемы, потом через ряд организаций хитроумно списывал часть оборудования как устаревшее, но спускал сюда, как вы заметили, самое современное. Системы наблюдения?.. Я же говорю, мы не простейшие. Кто эти системы разрабатывал, тот и знает как взломать или обойти, что вроде бы для совестливого человека постыдно и преступно, однако… я как Игнатий Лойола, оправдываю преступные действия высокими целями!
– Шеф, но это в самом деле…
Я прервал:
– Не отвлекайтесь, приступайте!
Он лихо козырнул и отправился в отсек, отведенный под лабораторию нейроморфных взаимодействий. Судя по походке и выпрямившейся спине с гордо разведенными плечами, уже поверил в близкую и безоговорочную победу.
Как только выйдем из бункера.
Лет через сто.
Глава 12
По бункеру Уткин бродил недолго, вернулся мрачный, попросил тихим голосом:
– А можно… если это не нарушит новые государственные тайны… как-то взглянуть… ну, на то место?
– Какое? – спросил я. – Ах да, конечно…
Широкая стена вспыхнула, превращаясь в экран высокой четкости, вдали прорисовываются знакомые силуэты небоскребов Мацанюка, слева и справа на большом удалении еще здания, не столь примечательные, а между ними словно поверхность планеты Меркурий, оплавленная и даже не бугристая, такая разве что у нейтронной звезды, когда давление и чудовищные температуры выравнивают поверхность до зеркального блеска.
Я слышал, как подошли еще сотрудники, но первым в напряженной тишине прозвучал вздрагивающий голос Уткина:
– Ого… не сразу и сообразишь, где это.
Лавр сказал мрачно:
– Я тоже ждал хотя бы оплавленные прутья арматуры… чтобы торчали из застывшей земли, как оскаленные зубы…
– Ты чего? – спросил Карпов. – Металл испарился! Земля кипела даже не знаю на какую глыбь. Зато сейчас гладкая и ровная, хоть космодром строй на таком монолите.
Я промолчал, вакуумная бомба смела не только многотысячную толпу, но и все с поверхности, голо и пусто вплоть до небоскребов Мацанюка, что смотрят на мир выбитыми окнами.
А земля, да, термитной проплавлена метров на триста-четыреста, а то и на все пятьсот. Между этой плитой и бункером еще метров двести нетронутой почвы, можно бы рассчитать и на сто, даже на пятьдесят, но рискованно, мало ли что в характеристиках термической бомбы указаны пятьсот метров, круглые цифры всегда врут, в этом случае примерный разброс от двухсот до трехсот.
Можно было бы вообще бункер расположить на глубине километра, но я торопился успеть обустроить изнутри, чтобы затаскивать уже почти закупленное оборудование.
Я футуролог, только обозначаю проблемы в будущем, решать должны другие, но если не находятся такие люди, приходится в меру сил и возможностей барахтаться самому.
А самому, это отвлекаясь от настоящей работы, потому что этот засекреченный даже от своих бункер, закупка и перевозка высокотехнологического оборудования – никчемная хрень, что отняла несколько лет, когда своей настоящей работой занимался урывками, а голова постоянно была забита тем, как незаметно закупить оборудование в насквозь просматриваемом мире, как спрятать, как провести работы по рытью туннеля.
Возможно, из-за этой мелочовки допустил где-то промахи, осознание этого мучило несколько лет. Вдруг да все это делаю напрасно, ничто не предвещает катастрофы, не все сгущающиеся тучи обещают грозу, и даже громыхающий гром может погреметь и затихнуть, а я, как параноик, везде выискиваю признаки грядущего взрыва так долго задавливаемых инстинктов нарушить все правила, которых все больше и больше, вырваться на свободу, душа жаждет и вопиет…
Только теперь начало отпускать, ощутил даже горькое удовлетворение: ага, просчитал точно, мир в самом деле взбесился, захотелось говна нюхнуть, да так нестерпимо, что уже ничто не удержит, ни мораль, ни законы, ни армия.
Что ж, даже законы почти во всех странах говорят и даже утверждают как непреложное правило, что каждый человек имеет право выбора. Теперь вот так называемый простой народ яснее ясного показал свои предпочтения. Хотя все и так знаем, помалкиваем из старомодного приличия, но сейчас время демократии и личной свободы, мастурбацией и коитусом можно заниматься и на людной улице, даже при детях и с детьми, так что никаких раздражающих нашу звериную суть и сдерживающих запретов.
Вообще рухнули гнусные законы тоталитарных режимов, сковывающие волю так называемого человека, которому ничто из его животного наследия не чуждо и еще как не чуждо. А все прошлое, как известно, свято и священно. К тому же у человека право развиваться во все стороны, как записано в Конституции, даже в те, которые сегодня считаются неприличными, а завтра станут обязательными, потому он имеет право, еще как имеет.
Так что мы, сознательно удержавшие себя от таких чересчурных свобод, такие вот ретрограды, как бы уважаем их свободу выбора и потому в сингулярность силой и даже уговорами тащить не будем.
Да и не одни останутся, с ними две трети, если не больше, так называемой интеллектуальной и творческой элиты. По крайней мере той, что так себя называет и которую постоянно превозносят в медиа. Практически все шоумены, актеры, люди искусства, поэты, мемуаристы, певцы, фитнес-модели, даже некоторые из мира науки, то ли заблудившиеся параноики, то ли конъюнктурщики, которым важнее хапнуть здесь и сейчас, а не рассчитывать на журавля в непонятном будущем.
А мы пойдем дальше.
Если, конечно, сейчас как-то уцелеем.
Сутки прошли в суетливой нервозности, бункер оказался гораздо просторнее, чем ожидалось моей команде. Вообще-то самое трудное было не копать, а протащить в подвал незаметно или под отвлекающими предлогами буровую установку, а затем уже по удаленке мониторил из своего кабинета, где и сколько копать.
Изъятой породой укреплял стены, уплотняя ее в десятки, а в некоторых случаях и в сотни раз. Бункер вообще-то выстроил за месяц, но аппетит приходит во время еды, еще трижды возвращался к нему, расширял и затаскивал туда аппаратуру, что появлялась в последние годы.
Сокол и его люди отыскали три установки по отладке «Фемто-три», расконсервировали и тут же принялись испытывать их на вшивость, вдруг шеф да в чем-то ошибся, вот Господь Бог и то дал промашку, когда создавал Вселенную, мы бы подсказали варианты получше…
Вечером первого дня Сюзанна по каким-то признакам определила, что ко мне минут через пять зайдет Диана. Я включил видеокамеру в ее ячейке, вроде бы не собирается, занята делом, но через четыре минуты в самом деле смахнула с монитора расчеты, заменив благостной картинкой целующихся птичек, поднялась из-за стола, решительная, как Артемида на охоте, поправила прическу и вышла в общий коридор.
Теперь даже я понял, что идет ко мне, хотя тоже не скажу, по каким признакам. Просто ощутил, вот и все. Как и некоторые из прогнозов, где не столько расчетов, как ощущений надвигающихся событий. Трудно увязывать данные по выплавке стали и росту благосостояния в Африке с моими наблюдениями, как люди реагируют на всякие мелочи в соцсетях, на форумах, как ведут себя в магазинах и как все больше футболы и бои без правил вытесняют филармонии и моцартов.