Вошла она подчеркнуто веселая и оптимистичная, такой вид подчиненных должен радовать начальство, что привело в подземный бункер и как бы чувствует некоторую вину, а я ее чувствую еще как, но тоже улыбаюсь, как дурак, с дураками в любом обществе жить легче и приятнее.
– С винтовкой в руках ты весьма даже, – сказал я, – но все же без нее как-то привычнее, а я традиционалист, стремящийся в сингулярность.
Она еще больше засветилась счастьем, озверевшая толпа и ее разорвала бы в клочья, а бункер вполне так ничего, никто не ожидал, что здесь такой простор и такая роскошь, радуется совсем уж открыто, а улыбка сделала ее растатуаженные и вздутые для поцелуев губы еще сочнее.
– Шеф, – произнесла она мягким контральто, глядя мне прямо в глаза, – когда-то я сомневалась в вас и правильности вашего пути, слишком уж вы… Но сейчас у вас нет более преданного вам человека. По крайней мере, женщины.
Я спросил в изумлении:
– Сомневалась? Тогда почему ты здесь?
Она загадочно улыбнулась.
– Прислали. Сказали, вы из футурологов наиболее перспективный, а коллектив у вас лучший. Вы сами его то ли подобрали из лучших, то ли сумели выковать. И хотя наверх не лезете, но мне сказали, что жизнь вас все равно выпихнет на вершину.
– Кто сказал?
Она улыбнулась еще загадочнее.
– Не догадываетесь?.. Ваш директор Скурлатский Макар Афанасьевич моим родителям. А его очень уважали за мудрость и понимание ситуации в обществе.
– Скурлатский, – повторил я, – Макар Афанасьевич… Он в самом деле был мудр, даже я не постигал всю глубину. И прогнозировал точнее меня.
– Он был очень стар, – сказала она с сочувствием. – И видел в жизни больше. А вы пойдете дальше.
Я спросил настороженно:
– Мы уже на «вы»?
Она засмеялась, тряхнула головой, волосы красиво взметнулись и легли золотой волной на плечи, а глаза засияли, как утренние звезды.
– Это я нечаянно! Из пиетета. Когда о таких высотах, голова идет кругом, как на чертовом колесе. Когда ты тот самый великий футуролог, я ни за что не решусь взять в ладонь твои гениталии!.. Это же… это даже не непристойно, а кощунственно!
Я пробормотал:
– Да, сейчас не до всякого такого… Мы в убежище.
Она продолжала смотреть мне в глаза, улыбка стала загадочной, а голос потеплел:
– Шеф…
– Что? – спросил я в настороженности. – Что у тебя в кармане?
– За пазухой, – уточнила она с той же улыбкой. – Женщины обычно прячут за пазухой. Между сиськами. Миледи так перевозила тайные письма, а мушкетеры не решались их оттуда достать, пока не догадались перевернуть вниз головой и потрясти… Но ты можешь проверить, что я там прячу.
– Ничего не прячешь, – возразил я. – Одни сиськи, их и так хорошо видно. Сейчас одежда еще та одежда, что не одежда, а так, подтанцовка у солиста. Даже двух. Так бы и не обратил внимания на сиськи, а одежда подсказывает: смотри, вот сиськи!
Ее улыбка стала чуть шире, самую малость, но я заметил, спохватился, вот и снова она, психолог, повернула разговор с футурологии на сиськи, мужчин на эту тему свернуть легче всего, а я еще и такой по характеру, не могу спорить с женщинами так же твердо, как с мужчинами, сексист проклятый, male pig.
Она мгновенно заметила, что именно заметил я, уловила изменения в моем лице, хотя я не шевельнул ни мускулом.
– Шеф, – произнесла уже деловым голосом профессионального психолога, – коллектив в порядке. Не в полном, конечно, но если люди умные, у них эмоции под контролем. Так что никаких истерик, заламываний рук даже в своем кругу, никаких глупых вопросов!
– Хорошо, – сказал я с облегчением.
– И еще, – продолжила она, глядя в мое лицо неотрывно, – у них даже слишком велика вера в своего шефа и руководителя. Вы хорошо держитесь, шеф!.. Ни разу не видела тревоги на вашем лице.
– Ни разу?
Она покачала головой.
– Вообще-то видела, но это я, а вот если смотреть глазами остальных, менее искушенных, то наш шеф всегда тверд и незыблем, все знает наперед!
Я пробормотал:
– Убежище может усилить эти настроения. Ладно, совершу на их глазах какую-нибудь заметную глупость. Критичное отношение к руководству необходимо.
В ее глазах заблестели веселые огоньки.
– Можете сейчас, – предложила она. – Например, коитус, забыв отключить камеры. Что-нибудь непристойное, если такое еще осталось… но вы же можете придумать?
– А разве раньше отключали?
– Разве правила, – спросила она, – не ужесточатся?
Я подумал, кивнул.
– Верно мыслите, хоть и психолог. Правила должны применяться к обстоятельствам. Но это потом. Диана, прикинь, что понадобится сделать. Но так, чтобы не слишком напрягать коллектив. Мы все чуткие и нервные, хоть и толстокожие.
Он ответила серьезно:
– Уже кое-то есть. Но пока вчерне. Отшлифую и принесу в клюве. Или за пазухой, шеф. Вы же отовсюду достанете!
В бункере, как с облегчением убедились все в первый же день, можем продержаться хоть сотни лет. Принтеры обеспечат питанием, энергию предусмотрел из разных источников, даже термальная пашет, а любые отходы утилизируем без остатка.
Но все-таки шок сказался: после кратковременного всплеска радости, что спаслись, пришел отходняк, некоторые все еще в апатии, думают об оставленной наверху родне, хотя там их жизням ничего не грозит, осматриваются вяло и растерянно, кто-то просто все еще сидит на полу у стены, уронив голову на колени, обхватив их руками.
Диана зашла еще разок, сообщила деловым тоном, что шок пройдет скоро, многие просто готовились красиво умереть в бою, защищая идеалы, на героические всплески мы все в определенных случаях бываем готовы, но оказалось, что предстоит долго и трудно жить дальше, а это непросто, всплеск долгим не бывает.
– Уже отходят, – сказала она успокаивающе. – Некоторые вообще не показывают виду, как вон ваш друг Сокол.
– Он в самом деле…
– В самом. Тряхнуло сильнее других, но держится, подбадривает других…
– Начальство, – пояснил я. – Как бы ни хреново самому, но для подчиненных должен быть бодр и весел, как ишак Насреддина.
Она сказала с улыбкой:
– С вас берут пример, наш генералиссимус!
Сокол в самом деле бодр и полон злой энергии, я понял причину, когда он отвел меня в сторону и прошептал едва слышно:
– Вообще-то не придется дожидаться конца света!.. «Фемто-три» мы отодвинули еще наверху, пахали над его модернизированной версией…
– «Фемто-четыре»?
– Да, – подтвердил он ликующим шепотом, – столько новых возможностей! Это хоть и «Фемто-три», но уже «Фемто-четыре», шеф! Программное то же, ничего не надо переписывать, ну почти ничего. Увеличили только технические характеристики. Он почти готов, шеф!.. Осталась доводка, и можно пробовать…
– Никому ни слова, – предупредил я. – А вдруг снова?.. Уже сколько раз! Такой взлет, ликуем, а потом крылья горят, с высоты мордой о камни как-то не совсем радостно. Мы и так на нервах.
– Нельзя, – согласился он, – но можно. Пусть и не сразу.
– Помалкивай, – велел я. – Люди на взводе.
– У нас интеллектуалы, – возразил он, – а не интеллигенты. Это у тех даже в благополучном мире срывы, запои, истерики, жалобы и ламентации. Мы держимся, несмотря на. Мы с Валентайном пашем так, будто спасаем мир. Да и твои тоже пишут и переписывают под новые фичи код. Смешно, но вдруг в самом деле спасаем?
Я кивнул, поинтересовался:
– Как на новом месте? В смысле, такой тесный контакт с нашими?
Он вымученно улыбнулся, от усталости это больше походило на оскал загнанного в угол волка.
– Когда мы с местными в одной, можно сказать, комнате, то почти одна команда. Мы с железом, они с софтом, идем ноздря в ноздрю. Эх, какую прекрасную лабораторию уничтожили те сволочи!..
Его кулаки стиснулись, в глазах мелькнул мрачный гнев, даже дыхание пошло чаще.
Я промолчал, но чувствуем и думаем сейчас примерно одинаково. Эти простейшие облегчили нам задачу. Сколько было споров, как именно втащить все эти упирающееся тупое стадо в прекрасный мир сингулярности, чтобы каждому дать самое большое щасте, но теперь… да пошли все в задницу!
Войдут только те, кто стремился и приближал, а вот остальные… нет, их не тронем. Хотя бы за то, что убили лучших ученых и уничтожили мир науки. Просто оставим в покое. Пусть рвут глотки друг другу, это их священное право свободных и независимых, наконец-то вырвали его из цепких лап оголтелой и гнусной власти.
Глава 13
Сюзанна бесстрастно напомнила, что связь со спутниками устойчивая, а суперкомпьютеры на орбите загружены работой всего на десять процентов.
Еще неделю тому было двадцать три, так что нам раздолье, просчитывать за секунды можно даже те мелочи, что просчитываем здесь на своих за часы.
И все равно от такой новости у меня в глазах потемнело, словно получил удар дубиной по голове. Десять процентов загрузки вместо недавних двадцати трех, а раньше вообще было сто процентов, очередь…
Значит, разгромлены научные центры еще где-то в России или в Европе. Мир все больше погружается во тьму, хотя этого не видит, и ликует, радуясь долгожданной свободе всех и от всего.
На экранных обоях картины в том качестве, что, на мой взгляд, уже излишнее: в 8К и даже 16К, хотя и в 4К было бы вполне. Экраны здесь хоть от пола и до потолка, как и раньше, но потолки низкие, разницу в качестве простым глазом не заметишь.
Я мазнул взглядом по пейзажам зеленых лесов и чистых озер, явно подобрала Диана, не забывает о психике команды, смягчает стресс. Вообще-то верно, планета зеленая, чистая и прекрасная, а пожарами и грабежами охвачено меньше процента поверхности, но все в городах, а именно там творится будущее… которого теперь может и не быть.
Сердце сжалось, хотя я вроде бы совсем черствая скотина. Ежечасно гибнут тысячи людей, а я жалею насчет уничтожения крупнейших суперкомпьютеров мира, с помощью которых выстроили весь этот прекрасный мир, дали изобилие и благополучие простому и простейшему человечишке, а теперь вот все, остановись мгновение…