– Нет у меня варианта «Б», – возразил я.
– Теперь есть, – заверила она.
Утром она исчезла раньше, чем я проснулся. Может быть, ушла даже ночью, я вырубился напрочь, но очнулся с ясной головой и тысячами идей насчет всего на свете, что есть эдакое в случке с талантливым психологом, есть.
Все на рабочих местах, пашут так, что в самом деле вот-вот задымятся, я не успел закончить обход, как со своего места обернулась Аня, очень серьезная, даже улыбнулась с трудом.
– Шеф, у меня очень здоровые гены!.. Моя карта в открытом доступе. От меня пойдут крепкие дети. От вас умные, от меня крепкие…
Она смущалась, краснела, но не отводила от меня умоляющего и достаточно настойчивого взгляда.
– Аня, – сказал я с неловкостью, – еще рано об этом думать. Сейчас нужно все наладить, чтобы жить.
– А это долго не займет! – сказала она убежденно. – Даже если вы сумели утащить и спрятать хоть пару устройств для внематочного выращивания, это те же девять месяцев!.. А мы пока по старинке, как первобытные. Зато будут первые люди, это надежда на восстановление…
– Никаких аппаратов для внематочного здесь нет, – отрезал я. – И вообще я футуролог, а не фантазист какой!.. Мы же не в придуманном мире живем. Наверху жизнь не исчезнет, мир откатится на двести-триста лет, потом все по новой.
Она ответила тихо и очень серьезно:
– Но нужно, чтобы и мы не исчезли, шеф.
– Я подумаю, – пообещал я.
Она посмотрела с такой надеждой и глубокой верой в глазах, что чувство неловкости во мне стало по тяжести вроде метеорита, что уничтожил динозавров.
Теперь работали круглосуточно, с редкими перерывами на сон, общие обеды остались в прошлом, только Уткин и Тютюнников сдвинули свои тарелки на края столов, я слышал, как Уткин пробубнил глубокомысленно с набитым ртом:
– Свободы вообще-то не существует… Все, что называется свободой, вообще-то не свобода. Свобода должна зависеть только от законов, но какая она тогда свобода?
Тютюнников ел быстро, даже локти раздвинул, будто защищает добычу от всяких наглых, челюсти двигаются с такой скоростью, что даже мышь за ним бы не успела.
– Свобода, – сообщил он невнятным голосом, – это право делать то, что запрещено законом.
От соседнего стола уточнил Шенгальц:
– На самом деле свобода это право на неравенство. Но кто из простого народа примет такую свободу?.. Им нужно отнять и поделить все поровну.
Тютюнников сказал со вздохом:
– Это сладкое слово «свобода»… Сколько преступлений в ее красивое имя!
Уткин возразил с пафосом:
– Но зато наверху все же наступило царство свободы, равенства и братства!.. В общем, долгожданная гражданская война.
Поздно ночью, когда я рухнул на постель и велел себе спать, дверь неслышно открылась, через порог застенчиво переступила Аня, тихая и робкая, как мышка, даже поглядывает исподлобья испуганно, словно я сейчас топну ногой и скажу что-то грозным голосом, а то и зарычу.
– Привет, Ань, – сказал я как можно мягче. – что-то случилось?
Она торопливо помотала головой.
– Нет-нет, ничего. Диана велела мне прийти сегодня…
– Диана? – переспросил я. – Чего… А-а-а….
– Да, – ответила она тихо. – Видимо, она уже… Теперь моя очередь. Так она сказала.
– Она сказала?
– Да, – подтвердила она послушно. – Говорит, вы уже отошли от ее бурной атаки. А я ничего, я тихая.
Я помолчал, чуточку обалделый, что-то моя футурологичность пасует, когда дело касается личных дел, а то и вовсе вещей, которые раньше называли интимными.
– Как-то не весьма, – сказал я наконец в затруднении, – что без меня решаете такие вопросы…
Она посмотрела большими круглыми глазами.
– Шеф… но это же само самой… Все понятно, что тут особо решать?.. Диана говорит, чем раньше, тем надежнее. Она права, вы знаете, если даже я знаю.
Я вздохнул:
– А насчет генетического разнообразия подумали? Что вы все трое решили именно от меня?
Она произнесла все еще тихим голоском, но уверен, я даже уловил моменты, которые ей подсказала Диана:
– Потом можно будет и от других! Но сейчас мы трое решили, что абсолютно правильно и рационально забеременеть от самого умного.
– Самый высокий ай-кью не у меня!
– Ай-кью еще не ум, – возразила она. – Шеф, я уже раздвинула ноги… Надо, шеф, надо. Общественность требует!
Я вздохнул.
– Ну, если это глас общественности…
– Долг, – напомнила она. – Перед будущим человечеством!.. Вы обязаны?.. Это ничего, что хихикаю?.. Это я так стесняюсь.
Глава 14
Я ждал, что уйдет, как только я исполню долг перед будущими поколениями, но прижалась к моему боку и тут же заснула, тихая и кроткая, как ручной хомячок.
Таймер деликатно пискнул, указывая, что четыре часа сна, которые я себе отпустил, трачу на нечто непонятное таймеровому интеллекту.
Я прижал ее к себе, как осчастливленного таким вниманием щенка, и провалился в сон.
На следующую ночь пришла Маргарита, строгая и надменная, окинула меня снисходительным взглядом, неспешно разделась, заметно красуясь офитнессовским телом, мышцы красиво выступают под кожей в каждом дюйме и загадочно переливаются в приглушенном свете настольной лампы.
– Здравствуй, Марго, – сказал я. – Вы трое как в синхронном плавании!
– Эстафетном беге, – уточнила она. – И передаем из руки в руку волшебную палочку. Терпите, шеф!.. Это для человечества. Будем приходить, пока не увидим результата.
– По тестам?
– По вздутым животам, – ответила она злорадно. – Ладно-ладно, не пугайтесь!.. На второй день уже будет ясно.
– Фух, – сказал я, – камень с души… Но, если с другой стороны, что-то в такой определенности не совсем…
Она швырнула майку и джинсы на спинки стульев, те пролетели через половину комнаты и красиво развесились на указанных местах, Марго точна в движениях, как и в расчетах аналитика.
Я подвинулся, освобождая ей место, она со спортивной грацией опустилась рядом, серые глаза с интересом оглядели мое обнаженное тело.
– Теперь понимаю истинное значение слова «племя», – сказала она. – Образовывалось от племенного бычка, да?.. Помню, бабушка собирала огурчики, ели еще мелкими, потом остальные, а один оставляла, как она говорила, «на племя».
– Давай лучше о квазарах, – предложил я, – и теории Хокинса – Гернштейна?..
– Не увиливайте, шеф, – произнесла она неумолимым голосом. – Есть такое слово – надо. Вы тоже не в моем вкусе, предпочитаю накачанных ребят…
– У нас есть такие!
– …но у прогресса другие приоритеты, – закончила она тем же строгим голосом, – а неокортекс лучше всех накачан у вас, шеф!.. Хотя и не знаю, как он тут и при чем. Так что проведем процедуру оплодотворения за неимением других способов самым древним вариантом.
– Это по-собачьи? – уточнил я. – Надеюсь, такие подробности не попадут в хроники будущих времен…
– Для потомков каждая крупица бесценна, – напомнила она. – Вон как насчет Адама и Евы до сих пор пишут, рисуют и снимают картины!.. Что с вами, шеф? Может, порнушку показать?.. Это о черных квазарах нужно искать, а порнушки море, куда ни ткни!
– Не издевайся, – сказал я. – Мне самому не весьма. Лучше помолчи. А то когда квазары, какие такие сиськи?.. А они у тебя, как циркулем очерчены…
– Вот-вот, – одобрила она. – Когда о сиськах, неандерталец в вас сразу зашевелился!
– Только не придуши, – попросил я. – Пальцы у тебя просто железные! Мне уже страшно, что впереди…
На остаток ночи она задерживаться не стала, исчезла вместе с одеждой в руке, а я провалился в плотный, как горячий асфальт, сон, а утром сразу заглянул к Соколу.
– Ну как?
– Аппаратура в порядке, – сообщил он счастливо. – Заканчиваем перекомпоновку «Фемто-три» под «Фемто-четыре». Нам вообще-то оставалось внести последние изменения, когда начался штурм…
– Вы и так тянули до последней минуты, – сказал я с укором. – Уже собирался дать команду на отступление в бункер без вас, а наверху взрывать!
Он зябко передернул плечами.
– Никто же из нас не знал, что заложите взрывчатку!
– А как скрыть бункер? – напомнил я. – Нас бы и тут достали. Простейшие хоть и простейшие, но ими рулят умы, что нам не уступают. Нет, уступают, раз на той стороне, но в тактике могут даже быть круче.
Он с воодушевлением указал на дисплей:
– Видите бенчмарки?.. Просто зашкаливает!.. Нам пришлось ввести свой градиент. Мощь на порядок выше предыдущей модели! Теперь бы добиться хоть какой-то стабильности…
– Действуйте, – ответил я. – А то народ уже всерьез обсуждает варианты, как будет здесь жить столетия. Потом, дескать, выйдем огромным племенем технологированных гуннов завоевывать мир!
Он странно посмотрел на меня.
– Мы тоже обсуждаем эти варианты. А вы нет?
Я покачал головой.
– Должны успеть здесь и сейчас. Хотя те сволочи наверху уничтожили хай-тек, но все равно… не ведают, что натворили. Краснокутский и прочие, что заварили это все, так и не поняли, остановить мгновение не получится. Будет долгая и малозаметная деградация всего общества. А потом ледниковый период убьет всех.
– А не адская жара?
– Или адская жара, – согласился я. – Что лучше?
– Выбираю жару, – ответил он. – Пусть все наверху сгорят. Твари. А вы, шеф?
Я двинул плечами.
– Не все ли равно? Наш изнеженный вид не выдержит изменений среды. Половина млекопитающих уцелеет, насекомые размножатся, муравьи переберутся и в Антарктиду, а люди просто вымрут. У нас уже нет первобытной ярости и дикой мощи.
Прошел месяц яростной, просто исступленной работы, когда Сюзанна вдруг подала сигнал тревоги, слышимый только мне.
Я моментально переключился на изолированный канал.
– Сюзанна?
– Шеф, – сказала она строго. – Нас отыскали.
Внутри меня все похолодело, я едва смог выговорить:
– Что… Кто отыскал?
– Военные, – сообщила она бесстрастно, но мне показалось, что уловил в ее голосе глубокое сочувствие. – Сверху. Хотят говор