Зато небольшая мечеть справа от индуистского змееслоновника навевает приятные воспоминания. Пара стройных голубых минаретов из суперкоралла, ажурные белые решётки на окнах… О да, это был настоящий клиент! Пожилой араб-терраформщик, один из строителей того самого континента, где она родилась. Но бум искусственных континентов заканчивался, и почётного гражданина города очень мучила мысль, что потомственная профессия вымрет. С ним пришлось провести четыре сеанса, прежде чем наметилось просветление. Но зато какое! На последнем сеансе старик со слезами каялся, что всю жизнь в погоне за барышом думал только о крупных проектах – а ведь его великие предки даже в скромных оазисах посреди пустынь создавали шедевры гидродизайна, несущие мир в души путников всех сословий и рас.
Увы, такой успех – редкость. Чаще случаются недоделки, как с тем русским. Зато знаешь теперь, что сверкающие икосаэдры куполов и шестигранные призмы модулей напротив мечети – вовсе не орбитальная станция, рухнувшая вскоре после запуска. Нет, господа экзаменаторы, это лишь православно-оздоровительный монастырь.
Но и сходство со станцией не случайно. Двадцать лет назад Святороссия почти монополизировала космический извоз. Однако системы телеиммерсии, позволяющие подключаться к телам космонавтов и других экстремалов, гораздо активнее развивала китайская секта Фалуньгун. Когда в моду вошёл иммерспорт, у этой китайской оздоровительной секты уже имелась готовая армия олимпийцев, чьи телетела сдавались за бешеные гигаватты. Естественно, Русская Церковь не хотела смириться с тем, что косые фалунные братья, которые подорвали весь табачный бизнес в Сибири своими дыхательными упражнениями, теперь ещё и на небесах верховодят.
Это привело к расцвету совместного бизнеса монастырей, ставших центрами подготовки – а заодно и религиозной прошивки – иммерспортсменов. Построенные по образу орбитальных станций, с обилием шестигранников и громко дышащих фалуньгунцев, новые православные монастыри пугали даже самих русских. Однако спортоиереи быстро утихомирили паству, сообщив, что форма и дух строений заимствованы у пчёл, живущих по христианским законам.
Но у некоторых остались проблемы личного плана. Как у того красавца-святназовца, посвятившего Вэри в тайны своей религии. Оказалось, что развивая торговлю космическими телетелами, Русская Церковь другой рукой осуждает все виды дистанционного секса. А натуральный способ, по словам клиента, был для него слишком утомителен, отвлекая от таких важных занятий, как крестный кросс, акробатика и дыхательные молитвы.
В общем, у него был «прокрустов комплекс», типичная задачка по компси. Детская травма, вызванная несовершенной технологией коммуникации. Какой-нибудь допотопный телефон отца, а может, и что похуже. Потом ещё добавляется неудачный опыт общения с противоположным полом: узкие каналы, постоянные обрывы связи… Всё это вытесняется в сферу бессознательного и ведёт к фиксации на грубом прямом сексе. А религия тут, как и в большинстве случаев – просто лёгкий способ оправдания своих комплексов.
Но в теории-то легко, а на практике – как помочь человеку, скованному религиозным запретом? Весь первый сеанс пришлось посвятить варварской эротике. Лишь со второго захода замкнутый русский немного разговорился. И даже пытался увлечь Вэри какой-то спортивной трансляцией, тыкая в иконки на экранчике своей Библии. «Патриарх проходит по левому краю… Теперь крест в руках у служителя… Патриарх уже приближается к вратам!.. Служитель передаёт крест!..» Она мало что поняла, но старалась сочувственно вскрикивать в наиболее острые, как ей казалось, моменты игры.
Если б он пришёл в третий раз, они могли бы закрепить его успехи, но… Вэри сама была не прочь его увидеть: она слышала, что у пчёл есть какой-то язык танца, и хотела спросить, учитывают ли это русские в своей пчелиной архитектуре. Да и он, казалось, проникся к ней симпатией. На прощанье даже подарил расписное яйцо из пищевого пластика, предварительно объяснив свою народную традицию – дарить такие яйца самым близким людям на День космонавтики, который в Святороссии называют «Пасхой». Это было так трогательно – узнать, что русские тоже почитают Покемона-Пришельца, любимого героя её детских игр!
Но больше он не пришёл. Наверняка была уважительная причина: Вэри выяснила, что один из сереньких узелков в выкройке святназовца символизирует сделку с местной мафией. Это только укрепило её уверенность в том, что бедняга так и не прочувствовал идею правильного подбора средств коммуникации. А поэтому будет и дальше изнурять себя грубым прямым сексом.
Повернувшись, чтобы осмотреть следующий храм, Вэри обнаружила, что его загораживает белый френч. Она вынырнула из воспоминаний и прислушалась к разговору.
– …С этой точки зрения нет никакой разницы между неучтённым яблоком и сбившейся с курса ракетой, – выговаривал усатому седой. – И то, что сейчас вы не на стрельбах, вовсе не упрощает вашу работу. Я знаю, что Минобороны вашей бывшей родины всё ещё живёт по законам прошлого века. Там до сих пор принято увеличивать свой бюджет «для дополнительных исследований» с помощью нарочных промахов. Или устраивать маленькие войны для того, чтобы избавиться от бомб с истёкшим сроком годности. Но в системе, с которой вы работаете теперь, совершенно иной порядок точности…
Похоже, это у них надолго. Вэри чуть повернулась на стуле: с такой позиции можно было заглянуть за спину стоящего рядом полковника-метрдотеля.
Выставка храмов включала ещё один экспонат. На подлёте к площади Вэри приняла его за огромный штабель коричневых плит, забытых посреди города каким-то неудачливым продавцом коричневых плит. Но вблизи видно, что это не куб, а усечённая пирамида, словно с годами стены понемногу стекли к основанию. Может, и правда стекли? Ведь буддийские дацаны делаются из прессованного мусора: буддисты верят, что таким образом способствуют установлению гармонии в мире, где производится огромное количество ненужных вещей.
Вспомнить бы ещё, что за клиент оставил в её голове этот инфо-мусор… Ах да, женщина. Хорошо одетая в чёрно-белое, с раскосыми глазами. Злоупотребляла синтетическими феромонами. Не буддистка, но, как она выразилась, «что-то в этом духе». Долго стеснялась рассказывать, что её привело в добрель. А когда раскололась, Вэри едва сдержала смех.
Эту миногу-вертихвостку мучила мысль о том, что её отношения с пятничным дневным парнем разваливаются из-за кулинарии. Ведь рестораны – основное место их встреч. Но она вегетарианка, а он даже пиво пьёт планктоновое.
Смех смехом, но такие клиенты – самые лёгкие и самые ценные. Никакой психологической помощи им не нужно. Они приходят в добрель за тем, чего не смог предоставить им собственный Ангел, маломощный личный искин. Они приходят за поэзией.
А поэзия для добреля – чуть ли не главный источник дохода. Хотя делов-то, как говорится, два стежка кинуть. Спеть красивую танку о том, что в каком-нибудь «Синем Лосе» хороший выбор и мясных, и вегетарианских блюд. Да ещё парочку стихотворных импровизаций, благо темы сама посетительница подсказывает. «Извините, нельзя ли узнать… У вас тут много мужчин бывает, правда? Вот я и подумала… Эти ваши укропные духи, что это за линия?»
Вэри повела носом. Нет, от дацана не пахло ничем – наверное, мусор для него подбирали в ходе длительных медитаций. Зато бэтчер-баньян здесь вёл себя необычно. На растрескавшейся стене иней-паразит нарисовал совершенно феерические дендриты – но без круговой симметрии, как в случае «серверов». Оставалось предположить, что в стене спрятаны нетривиальные, и возможно, ещё работающие электроприборы для демонстрации каких-то религиозных «чудес».
Взгляд сам собой побежал по стене на самый верх. Ряд узких окон, под ними балкончик. Так и представляется: люди в оранжевых одеждах выпихивают оттуда мёртвое тело, оно падает или, скорее, катится вниз по наклонной стене – но где-то посередине, попав в зону действия скрытых устройств, вспыхивает и осыпается розовым пеплом…
…прямо на головы живых. Взгляд Вэри вернулся вниз. Палатка, куда уходит усатый во френче, закончив спорить с седым в камзоле. Три столика с белоснежными скатертями, витые стулья. Загородка из столбиков с бордовыми шнурами. Как объясняла перед экзаменом Марта, весь Совет никогда не собирается вместе. Зато «тройки» всегда разные. Стало быть, здесь тоже есть свои ритуалы. И это маленькое кафе – в каком-то смысле тоже храм. Только передвижной. И наверное, более защищённый – все-таки Артель… Хотя со стороны не особенно понятно, что помешает взрывоопасному таракану прыгнуть с любой из этих крыш.
Правда, сейчас все четыре храма выглядят совершенно мёртвыми. Да и Третий Глаз легко уведёт тело с банальной траектории падающего предмета. Но с другой стороны, кто его знает. Вэри поежилась. Приходил же к ней один псих – заказал «австрийскую рулетку», а когда она отвернулась, попытался подменить патроны. Хорошо, что заметила: таких самонаводящихся «ос» хореограф не отловил бы…
Женщина в клетчатом коконе перехватила её взгляд и улыбнулась. Жёлтые глаза больше не жгли.
– Фу, какие суровые затяжки у вас, профессор, – проворковала она. – А по-моему, импровизация полковника была хороша. Но и девочка молодец, отшила. Кстати, на предыдущей «тройке», в которой я участвовала, рассказывали забавный анекдот. Группу модельеров отправляют в прошлое, наметать дело о рождении Иисуса Христа. Через день они представляют модель. Лицевая: непорочное зачатие. Подкладка: внебрачный сын от римского солдата. Изнанка: при партеногенезе рождаются только вредные девочки.
Несколько секунд Вэри ожидала смешного продолжения, но потом поняла, что просто ничего не поняла. По улыбке Марты можно было догадаться, что это и вправду анекдот, только чересчур профессиональный.
Зато седой в камзоле помрачнел ещё больше.
– Мы собрались здесь не анекдоты травить. Объясните, наставница, зачем вашей ученице понадобились все эти игры с проникновением в клинику под видом пациентки?