– Как я понимаю, нынешние лицензии запрещают делать копии своих искинов для других людей. Тем более запрещено добавлять скрипты, которые могут вызвать «неконтролируемую эволюцию искусственных форм жизни». Этим продавцы искинов обеспечивают себе постоянный спрос. Родился ребёнок – покупай ему отдельную шкурку. А наследование будет отличной лазейкой для обхода этого правила. Не знаю, как там Саймон наваривался на похоронной опции в искинах… Но если кто-то запатентует наследственную опцию, наварится не меньше.
– Так вот какая петрушка! – Марек снова засиял. – Всё-таки хорошо, когда есть понятливые друзья детства! Слушай, скажи честно: ты же знал, что креветки заражены?
– Откуда?
– Ой, не хитри, Василь! – Марек погрозил толстым пальцем. – Кроме верта, мы нашли у тебя ещё один вирус. Он частично блокировал верт. Не знаю, как ты это сделал. Мой медискин что-то наплёл про усиление чувствительности отражающих нейронов…
– Зеркальных нейронов, – поправил Басс.
– Ага, вот ты и раскололся! Значит, всё-таки подсадил себе антибот заранее?
– Да ничего я не подсаживал! – Басс пощупал лимфатические узлы на шее. – Про зеркальные нейроны любой студент медтеха знает. У примитивных тварей они находятся в премоторной коре. У людей – в зоне Брока, но и в других участках коры тоже. Отвечают за механизм сочувствия.
– Как эмпатрон?
– Эмпатрон – детская игрушка. Отслеживает десяток самых простых биометрик, вот и все его «эмоции». Живой мозг гораздо чувствительней. В своё время у американцев из-за этого накрылся проект по использованию дельфинов в качестве подрывников-камикадзе. После того как один дельфин с бомбой взрывался, остальные отказывались выполнять задание. Считается, что у человека этот механизм передачи чувств ещё сильнее развит. Если, допустим, тебе сейчас проломят череп и я это увижу, у меня тоже затылок заболит. Хотя не уверен. У тебя там поблизости нет лаборанта с ломом?
– А-а, понял. Ты просто не хочешь выдавать мне свою аптеку. Небось опять какую-то секту тряхнул?
– Никого я не тряс… Погоди, у меня что, до сих пор этот вирус?!
– Мы на всякий случай почистили тебя от всего. – Марек исчез, оставив вместо себя фантомную панель со снимками и диаграммами. – Верт оказался неустойчивым и сам быстро ушёл. Зато со вторым вирусом пришлось повозиться. Его вообще не сразу заметили. Мой медискин даже потребовал обновить его базы через какой-то архив. Оказывается, эту болезнь так давно искоренили, что её даже из локальных баз выкинули, чтобы они полегче были. А у тебя ещё такой хитрый штамм оказался. Никаких особых проявлений, кроме этих… зеркальных…
В воздухе повисло увеличенное изображение вируса. «За такую картинку в своей коллекции Отто согласился бы стать алкоголиком». Единственная чёткая мысль из всего, что пришло Бассу в голову. Сообщение Марека было слишком ошеломительно.
Ну ладно креветки. Когда их используешь, обычно выключаешь медчип, чтобы он не орал под ухом о странном состоянии организма. Так что незамеченное заражение вертом вполне объяснимо. Но подцепить модифицированный вирус бешенства? Вот тебе и дипломированный медик. Супер-Санитар, ага.
– Да я не в обиде. – Марек махнул рукой. – Не хочешь, не говори. Ты мне помог, я тебе помог, остальное – не моё дело. Ты, главное, выздоравливай скорей. А то твой волк мне всех сестричек распугает.
– Волк? – Басс подумал, что сюрпризов уже многовато.
– Ну или кто у тебя там. Я сам чуть в штаны не наложил! Когда тебя на скате принесло, ты совсем плохой был. Плюхнулся прямо на стол, где мы с ребятами ужинали. И лежишь как покойник. А потом вдруг у тебя из-за спины вылезает такой огромный белый волчище. Зубы – во! Хоть сейчас в музей стоматологии. Уж на что все мои кексы с яйцами, а и то сразу за оружие схватились. Но я-то вспомнил, что ты на дело всегда берёшь каких-нибудь биороботов. Чтобы они там повынюхивали, отвлекли на себя внимание… Ну и запретил стрелять.
«Так это он про лисицу!» Басс огляделся. Элис нигде не было.
– Да там он, там, где-то около тебя ошивается. – Марек снова теребил в руках нэцкэ. – Тоже небось не станешь рассказывать, откуда взял? Ладно, пойду пообщаюсь хоть с маминым искином. У ней вообще неплохие рецепты. Вчера делали соус со шпинатом, пальчики откусишь! Только она зачем-то требует чеснок вручную нарезать. И всё время твердит, что я перевариваю ригатони. А разве их можно переварить?
Но Басс уже не смотрел в его сторону. Он поднялся с койки и обошёл помещение.
– Так мы договорились про акелы, Василь? Ты согласен на двадцать пять процентов от сделки?
– Согласен, согласен.
Марек исчез. Ни под кроватью, ни под древовидным робохирургом не было никаких признаков хвостатой жизни. Зато нашлась кнопка вызова медсестры. Неземная блондинка в зелёном тотчас внесла свою небесную грудь.
– Здесь должно быть… одно животное. – Басс выглянул в коридор за спиной медсестры. Ничего.
Лицо блондинки тоже как-то сразу опустело:
– Да, но… От этой кошки был такой запах… Я только открыла окно, проветрить, а она… Она убежала.
– Я вам не верю, – неожиданно для самого себя заявил Басс. Но так оно и было: он ясно ощущал фальшь. – Вы сделали что-то ещё.
Платиновая спрятала руки за спиной.
– Я… я показала ей зеркало.
– Зачем?
– Говорят, чёрная кошка приносит несчастье. Но если показать ей зеркало…
– Разве она была чёрная?
– Черней, чем активированный уголь. Я думала….
– Я знаю, что вы думали. Уйдите к Багу, пока я вам голову не отрезал.
Дверь захлопнулась. Басс подошёл к окну. Второй этаж, детская высота. Да и верно, что тут делать дикой лисице? Как там Марек говорит: я помог тебе, ты помог мне. А потом разбежались.
Жаль. Всего за пару дней он к ней так привык. Впрочем, если этот вирус эмпатии – от неё, то неудивительно.
«Наоборот, это ещё более удивительно», – возразил внутренний собеседник.
И он прав, Баг его зарази! Все байки о волкотах, все сказки про оборотней – всё обрело смысл. И всё то, что происходило с ним, когда рядом была лисица. Искины могут навязывать людям свою волю через верт, как это пыталась сделать шкурка Саймона. Но вирус лисицы усиливает противоположную способность – принимать другого и на время становиться таким же. Ту самую способность, которая когда-то помогла больной обезьяне выжить, копируя полезные приспособления других животных – рога быков как оружие, крики птиц как язык…
Зона Брока, где больше всего зеркальных нейронов, отвечает за речь. А что такое речь, как не ещё один способ транслировать свои состояния друг другу? У одного человека возникает такой же нейропаттерн, как у другого, даже если их разделяют сотни миль.
Правда, всё зависит от того, насколько хорошо ты понимаешь язык. Вызывают ли сигналы собеседника такие же образы в той виртуальной реальности, что построена у тебя в голове. Если эта реальность жёстко зафиксирована на всю жизнь, чужака уже не прочувствуешь. Но у мультиперсоналов те же зеркальные нейроны позволяют существовать сразу нескольким внутренним реальностям – словно несколько голограмм записано на одной пластинке. И при таком разнообразии личностей им гораздо легче находить общий язык с незнакомцами.
А если вирус лисицы ещё больше усиливает эту способность синхронизации, создавая своего рода «зеркальную личность» на каждый случай…
С улицы донеслось кряканье киба. Ему ответил петушиный крик другой машины. Басс выглянул в окно – так и есть, пробка.
В руке кольнуло. Вечно эти сканеры бесятся, когда рядом скопление техники…
Он скомандовал искину отключить сканер, но ничего не произошло. Нет, это не «швейцарка». Слабый болевой тик пробегал по другой, по левой руке. Серповидный шрамик, оставленный зубами лисицы, почти исчез. Конечно, зажившая рана тут уже ни при чём. Это мозг шалит. Фантомная боль, маленький нейроблок случайно закрепившегося рефлекса.
Басс сжал и разжал поднятую кисть. Боль пропала. Зато на стене появилась тень: длинные теневые пальцы шевелились, как щупальца осьминога. Вот и весь твой зверинец. Как тогда, в детстве… Басс подошёл поближе к стене, сложил руку лодочкой, отвёл вверх большой палец и пошевелил мизинцем.
На белой стене беззвучно залаяла теневая собака. Поворот руки – собака превращается в зайца, потом в кенгуру, в змею и снова в собаку…
А рука опять заболела.
Странно. Он поводил кистью из стороны в сторону. Прошёлся по палате. У двери рука не болела. Но у той стены, на которой он показывал себе театр теней, снова появлялся лёгкий тик. Чуть-чуть посильнее, если стоять в углу. На подоконнике и под койкой тоже нашлись места, рядом с которыми рука вела себя, как сканер с подсевшей батарейкой.
Бред какой-то. Не может же шрам… Тем более что организм уже очистился от обоих вирусов. Нет-нет, это чисто фантомная боль, остаточная реакция на…
Басс остановился, потянул носом воздух. Ну конечно. Он не чувствует запаха, но какая разница? Мозг способен реагировать на мельчайшие концентрации некоторых веществ.
Он снова вызвал медсестру. Платиновая девица в зелёном халатике тут же появилась в дверях. Улыбка выражала готовность показать пациенту не только спелые груши без обёртки, но и целое небо в фуллеренах.
– Мне нужен циалин. Шестипроцентный, два миллиграмма.
– Зачем?
– Не ваше собачье дело.
Платиновая перестала улыбаться.
– Если это шутка, то неудачная. Между прочим, я дипломированный реаниматор. И только из-за отсутствия работы по специальности вынуждена обслуживать таких… типов. Но терпеть издевательства я не намерена. Могу принести вам ультранальбуфин или другое обезболивающее. Господин Лучано меня предупреждал, что вам может понадобиться «такой уход, от которого бывает приход». Но циалин даёт совершенно противоположный эффект. А вы не похожи на паралитика, которому нужно усилить чувствительность нервных окончаний.
– Несите, что вам сказали. А то и этой работы лишитесь.
Платиновые локоны возмущённо взметнулись и упорхнули за дверь. Вскоре медсестра вернулась с двумя маленькими капсулами. Басс осмотрел их, поморщился.