– Да, я уверен. Именно такую. Три дыры объединились, и оно стало расползаться. И это не просто дыры, а совершенно новый паттерн… Ну да, где уж тебе, ты же искин! Вы же мните себя всемогущими пауками, которые плетут самую крепкую сеть, контролируют каждую ниточку. Но похоже, эта сеть под вашими лапками теперь живёт собственной жизнью! Хех…
Камзол что-то свистнул в ответ. Его хозяин опять хохотнул, но как-то невесело:
– Это не сбой, Ригель. Это новая Ткань внутри старой Ткани. У неё как будто… у неё родился ребёнок, Баг тебя разорви! Что-что? Нет, не сможешь! Чтобы видеть такие вещи, тебе нужен был я! Но сейчас даже я вижу лишь малую часть… Точка входа? Да как ты не поймёшь, жалкая кучка палёных чипов! Это не человек и не искин, это совершенно другой код! И в таком масштабе! Нет, наша схема больше не будет работать. Нет, Ригель, никаких. Да пожалуйста, делай, что хочешь. Только без меня. Это наша последняя встреча.
Пора действовать, понял Муса. Он прокрался в сталактитовый зал, стараясь не попасть в поле зрения седого, и спрятался в своём маленьком гроте-баре.
Там давно было припасено всё необходимое. Во-первых, специальные очки. Муса купил их у одного клиента-врача, который рассказывал ему о гипнозе. Во-вторых, ядовитый спрей для борьбы с биоргами. В-третьих…
– Шайтан, вы с Омаром распылили новые камеры? – прошептал он.
– Да, хозяин.
– Обрати-ка внимание на седого. Запиши всё как можно подробнее! И отключи всё лишнее. Режим безопасности «А», как мы договаривались. Сегодня эта синяя тряпка не должна от тебя уйти.
– Всё сделано, хозяин. Но напоминаю, что мы так и не обслужили муллу Катбея и отца Влада. Уже остывает.
Ай, забыл, забыл! Муса подхватил поднос с двумя чайниками и бросился в другую часть сталактитового зала.
При виде почтенных улемов ему пришло в голову, что можно привлечь их в качестве свидетелей. Но подойдя к их столу, он отказался от этой мысли. Два уважаемых посетителя были слишком погружены в свою любимую дискуссию о вреде технологий.
– …Тесла не засчитывается, – говорил русский генерал-епископ, глядя на муллу Катбея с лукавой улыбкой. – Он был сыном сербского священника, а они все подвержены тлетворному влиянию Западной Европы. Одно только введение латиницы чего стоило, совсем испоганили язык. Зато ваш богослов Аль-Хорезми, придумавший «алгоритмы»…
– Он ничего такого не придумывал! – с не менее лукавой улыбкой отвечал мулла Катбей. – Нечестивые потомки лишь использовали его имя в своей гнусной компьютерной терминологии. А вот радио действительно изобрёл Попов, сын вашего священника.
– Неправда, радио изобрёл этот мерзкий католик-итальяшка! – возражал отец Влад.
«Жаль, с ними нет почтенного Лучано, – подумал Муса. – Он в последнее время тоже интересуется религией и семейными ценностями, но не забывает и о бизнесе. Вот бы кто помог разобраться с клиентом, не заплатившим за завтрак! А эти двое о таких высоких материях говорят, даже и беспокоить неудобно…»
Он умело расставил на столе содержимое подноса: «Цветы Пророка» для муллы и особый «чифир» с сушёной морковью, заваренный по собственному рецепту отца Влада. Учёные мужи были так увлечены беседой, что и не заметили появления чайников и пиал на столе. В другое время чайханщик гордился бы такой незаметностью сервиса, но сейчас…
Ладно, сами справимся. Муса вернулся в свой закуток и положил счёт седого в старинное картмоне. Конечно, седой может расплатиться и так, прямо через искин – но пускай-ка вспомнит, ворюга, эту книжечку из старинного кожзаменителя!
Противогипнозные очки и спрей от биоргов уже лежали в карманах халата. Муса ещё раз поблагодарил Аллаха, выбежал из закутка… и увидел, что зеленоволосая девица в красном выходит из главного зала и направляется прямо к гроту седого.
Муса бросился наперерез. Поздно! Девица уже заговорила с седым. Подбежав к гроту, Муса укрылся за большим сталактитовым деревом.
– Вы обвиняетесь в создании преступной системы торговли между людьми и искинами, – говорила девица, встав перед столиком седого. – Используя служебное положение в Артели, вы способствовали распространению верта и наживались на людях, потребляющих этот искин-наркотик. Одновременно вы получали вознаграждение от диких искинов, которым сдавали напрокат тела людей, захваченные с помощью верта.
Седой поднял голову, и Муса увидел знакомые серые глаза: словно два кубика льда всплыли в пиале «снежного Будды» и замерли, совершенно спокойные на фоне дрожащей поверхности чайных морщин.
– У вас нет доказательств, Ада, – произнёс обладатель ледяных глаз.
– А мне и не нужно, – заявила зеленоволосая. – Видите ли, моя экзаменационная работа посвящена применению квантового подхода в юриспруденции.
– Очень интересно. Ну что ж, присаживайтесь, расскажите поподробнее. Давайте я помогу вам снять…
– Спасибо, я сама. – Девушка махнула рукавом макинтоша, и оттуда прямо под ноги Мусе выскочила серебристая тварь с тремя хвостами.
Муса схватился за карман халата. Проклятый баллончик за что-то там зацепился и никак не хотел выниматься. Серебристая тварь между тем юркнула под стол. Продолжая бороться с карманом, Муса нагнулся и поглядел, куда она делась.
Под столом сидел ещё один, но двухвостый монстр – тот, что был с седым прошлый раз. Увидев похожего на себя биорга, тварь выскочила из-под стола. А вторая, которая из рукава девицы, побежала за ней. Посреди пещеры хвостатые остановились и уставились друг на друга.
Муса наконец вырвал спрей из кармана – но как раз в этот миг ему в нос ударила жуткая звериная вонь. Он чихнул и обнаружил, что вместо двухвостого биорга в центре пещеры стоит его собственный отец. Лицо отца было мрачнее тучи. Он явно намеревался поколотить Мусу за весь этот бардак.
Затем случилось нечто ещё более странное. Вторая тварь с серебристой шерстью превратилась в деда Мусы, который давным-давно умер в этой самой пещере!
Дед шагнул к отцу и схватил его за шиворот. Две фигуры начали бороться. Они двигались всё быстрее и в конце концов смешались в бешеный вихрь. Пол пещеры качался, стены летали друг за другом. Муса закрыл глаза, сосчитал до семи и снова открыл.
Мир продолжал кружиться, но всё медленнее. Посреди пещеры сидел биорг с тремя хвостами, сжав зубы на горле двухвостого.
– Барсик, ну какой же ты грубый, – проворковала зеленоволосая. – Я ведь тебя покормила! Посмотри, как Маккей работает.
Она ловко стряхнула с плеч красный плащ и бросила его на диван седого. Не успев упасть, макинтош бесшумно взорвался. Облачко розовой пыли накрыло синий камзол с красными цветами на обшлагах.
И цветы словно ожили от прикосновения этой пыли. Они двигались, множились, покрывая всё больше и больше ткани. Камзол задрожал, извернулся огромной синей змеёй… и лопнул. На диване остался лишь воротник, похожий на жареного червяка из закусочной кореянки Хо.
– Извините, но мне пришлось подчистить рабочее место, – скромно вставила зеленоволосая. – Я так нервничаю из-за этого экзамена, а тут ещё отвлекают…
Седовласый поднялся с дивана и не мигая смотрел на девушку. Но Муса уже вспомнил, как это было в тот раз, и быстренько нацепил очки. Изображение тут же скривилось, и сколько бы он ни пытался теперь сфокусировать взгляд на седом, ничего не выходило. Что-то такое и обещал тот доктор, который продал ему очки – мол, будет похоже на косоглазие, зато никто не сможет перехватить твой взгляд и загипнотизировать.
Тем не менее, можно было разглядеть, что седой и зеленоволосая всё стоят друг напротив друга. И губы седого шевелятся… Потом в руке девушки что-то мелькнуло, седой вскрикнул и схватился за лицо.
Муса по-прежнему не мог совладать со своим новым зрением. «Эдак я всё здоровье испорчу», – подумал он и сорвал с себя антигипнозные очки.
Седой медленно оседал на пол, прижав ладони к глазам и тихо скуля. Зеленоволосая стояла перед ним со сложенным веером в руке. Острые концы планок поблёскивали, словно переговаривались с плазменными факелами в углах пещеры.
– Музыку нужно слушать в темноте, когда не видны лица людей, – с чувством продекламировала девушка.
И запела.
Ах, что это была за песня! При первых же звуках у Мусы опустились руки. Последний раз он слышал живое пение лет десять назад, но уже тогда исполнители-люди не могли сравниться со сладкоголосыми музискинами. А здесь…
Он и не заметил, как выронил на пол очки и баллончик. Каким-то далёким и незначительным сразу стало всё, что было перед глазами. Он только увидел, как по ногам поющей девушки взбираются красные лоскутки и срастаются в целый плащ, а по плащу взбегает и прячется к ней за пазуху серебристый биорг…
Но дальше Муса не видел вообще ничего, потому что глаза затопили слезы – так хороша была эта песня! В ней пелось о тех, кто уходит, и о тех, кто ждёт. И о тех, кто летит к облакам, и о тех, кто падает в бездну. И о тех, кто делает, а потом раскаивается, и о тех, кто не делает, а потом всю жизнь сожалеет… И о море, которому всё равно.
Когда он очнулся, в гроте никого не было. Даже мёртвый биорг и останки камзола исчезли.
О Аллах, почему ты исполнил моё пожелание так буквально!
# # #
На этот раз зубы не пострадали. Зато правый глаз заплыл основательно. Да и с левым плечом что-то было не в порядке после удара табуретом.
Полчаса спустя, вырвавшись наконец из рук отца, Омар сидел на кухне за большой пандорой и разговаривал с прадедом.
Обычно он не делал этого вслух. Но отцовская ругань была слишком громкой – видимо, потому, что никто не мог на неё ответить. И мулла Катбей, и русский генерал-епископ, да и сам Омар – все слышали чудную энку, но никто не расслышал, что она рекламирует. И никто не заметил, как ушли зеленоволосая и седой.
Не помог и Шайтан. Верный искин отца заявил, что он неожиданно был подключён к какому-то развлекательному каналу для неоргов и всё это время свободно летал через космос, от звезды к звезде. На деле же оказалось, что никаких внешних подключений к Шайтану не было. Зато вся его запись происшествия была испорчена множеством мелких светящихся точек, мешающих хоть что-нибудь разглядеть.