— Женаты?
— Нет.
— Во-от оно что. Тогда так. Зубы будете чистить только пастой «Весна».
— У меня все выпали.
— А на поясницу перцовый пластырь. Через неделю покажетесь. До свидания.
— До свидания.
— И позовите Петрова.
— Это я.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Талон.
— Я вам отдал.
— Слушаю вас.
— Я говорю…
— Та-ак. И давно это у вас?
— С месяц. Я самолечением занимался.
— Та-ак.
— Все болезни появились, а стул пропал.
— Окулисту показывались?
— Показывался.
— Что он?
— Велел больше ходить.
— Так идите.
— Петрова позвать?
— Обязательно.
— Петров, заходи!
Когда не все дома
— Кто там?
— Мама.
— Чья?
— Твоя.
— А как тебя зовут?
— Анна Степановна.
— С какого ты года?
— Шестьдесят первого.
— А где твои ключи?
— Забыла. На калошнице лежат. Открывай.
— А папка у нас кто?
— Алкоголик. Сынок, это ты?
— Я.
— Как тебя зовут?
— Витя.
— Сколько тебе лет?
— Десять.
— А дедушка у нас кто?
— Алкоголик.
— Хорошо, сейчас я открою.
— Ты ключи забыла.
— Ой, забыла, сынок, забыла на калошнице. Открой, это я — мама.
— Чья?
— Твоя. Господи! Да что же такое творится?! Сынок, это ты?
— Я.
— …
— …
— Как тебя зовут?..
Народное средство
У одной женщины муж пил… не сильно так, но все-таки… до беспамятства.
Она со старушкой одной сговорилась. Этот муж просыпается как-то после пьянства — видит, по комнате метается женщина преклонного возраста… в одной сорочке чего-то. Он забеспокоился: мол, где это я?
Смотрит — он дома у себя. Тогда он думает: «Кого-то я привел, значит. Но чего она староватая какая? Одни мослы торчат. Как будто она сто лет работала лошадью в шахте».
Тут дети его выбегают, они тоже в заговоре участвовали, кидаются к этой женщине, кричат:
— Мама, мама! С добрым утром.
У него от нервов ноги задергались. Вернее, одна. Одна спокойно лежит, спит, а одна чего-то задергалась.
Тут старушка как скажет:
— Вставай, сокол мой…
У него и вторая нога задергалась.
Полгода прошло. Щас хорошо живут с женой… недавно купили себе велосипед… в кредит. Оба очень любят кататься. У него, правда, дрожь осталась и ноги на педалях не держатся. Так что он, в основном, за седло держится, бежит рядом. Пить, конечно, бросил, а от велосипеда не оторвать его.
Можно, можно излечиться от пьянства, средств много народных.
У одной женщины муж тоже пил. Не очень сильно, правда, не до беспамятства. Он раздеться сам не мог. Она через Дроздова из «Мира животных» достала немного жидкости… от вонючки… и всем стаканам в доме дно смазала. Так вроде в квартире запах ничего, лесной даже, а как стакан к носу подносишь, от вони спазм делается. А еще она рядом сидит, говорит:
— Из чего только теперь водку не делают! Такую пить — надо навозом закусывать.
А он навозом чего-то не захотел. Щас хорошо живут… в том месяце ремонт сделали… в коридоре.
А одна женщина, у нее муж тоже пил… не сильно, он сам раздевался. Не сразу, конечно… ближе к утру. Но он, как разденется, кровать не мог найти.
Она думает: лучше я один раз потрачусь, чем всю жизнь в нищете жить. И как-то в понедельник, куда только можно чего влить, влила водку.
Муж приходит вечером, сел щи хлебать — там водка. Он кинулся к холодильнику, достал кефир, чтобы запить, — там водка. Она кричит:
— Тебя Бог наказал! До чего не дотронешься, всё водкой становится. Бросай пить!
Он орет:
— Нет! Никогда! Это чего-то коммунисты подстроили!
И бегом в туалет, стакан целый раз из бачка, а там тоже водка.
Щас хорошо живут, пошили ему новое пальто… из ее старого. Конечно, умом он немного тронулся, но зато совсем не пьет… даже воду.
А одна женщина, у нее муж тоже пил. Совсем не сильно… кровать мог найти… взобраться не мог.
Она на ксероксе напечатала фальшивых денег. Как за хлебом мужа, она ему настоящие дает, как за водкой — фальшивые.
И он начал замечать, что как за хлебом, ему хлеб дают, а как за водкой — ему дают в морду. В какое время ни приди. Хоть ведро бери, хоть сто граммов. А что он, донор, что ли?! Всякий раз за стакан водки полстакана крови сдавать.
И он невзлюбил выпивать. Щас они очень хорошо живут… даже на какую-то газету подписались… на три месяца.
А одна женщина, у нее муж почти не пил, так… чисто символически — на кровать мог взобраться… Он удержаться на ней не мог.
Она сама стала угощать его водкой, но каждый раз подсыпала туда порошок, чтобы пронесло его.
Он выпьет — бежит, выпьет — бежит. И здорово так привык! Уже жена забудет подсыпать… он все равно бежит. Просто пустой стакан на улице увидит — бежит. А не всегда же у нас рядом, правильно?.. И он на свежем воздухе стал часто бывать. И незаметно бросил пить.
Щас хорошо живут, недавно им в «Лотто-миллион»… до выигрыша всего одной цифры не хватило.
Любого можно вылечить от пьянства. Можно, конечно, гипнозом. Но лучше народными средствами.
Кто виноват?
О-о-о! Сколько лет, сколько зим?.. Когда последний-то раз с тобой видались?.. Позавчера?..
Вот ты ничего и не знаш. Вчера Петр с Иваном убили друг друга… до крови.
Петр телевизор включил. Смотрел, смотрел… с полчаса — нет ничего! То, бывало, рябь показывал, а тут нету и ее, одни крапины.
Крапины же неинтересно смотреть. Он — к Ивану.
Ну, Иван сразу пришел… под хмельком, правда. И Петр маленько под хмельком был. Да… короче, пьяные оба в стельку.
Иван сперва-то починил телевизор, заработал он… Вставил вилку в розетку, тот и заработал.
Пошла рябь! Голоса нету, а рябь хорошая идет, крупная… Хоп! Исчезла рябь. Прождали с час — нет! нету ничего.
Тогда что же? Достали бутылку… две ли. И началась тут хренатень. Иван первый заметил… И Петр первый.
Они выпили по рюмке — оп! — рябь появилась. Только закусывать — чик! — рябь исчезла. Что такое, твою мать?! Они наливать скорее — оп! — рябь здесь. Они закусывать — чик! — нету ее.
А ну, какого дьявола?! И что за шутки?! Выпили — оп! — вот она, рябь. Закусили — чик! — вовсе ее нету. Твою мать-то совсем! Они стаканы достали, давай стаканами проверять. Налили — оп! — есть рябь. Они закусывают — нету ряби.
Ни грозы на улице, ни самолетов. Что тогда?! Два часа уже так-то.
Тарелки достали. Налили в тарелки — оп! — есть рябь. Они закусывать — чик! — нету ряби.
До слез прямо. Обнялись, плачут сидят… Сидят, сидят… Ага! Тут Иван кулаком и ударь по телевизору, тот возьми и взорвись.
Ну, тут у них драка и вышла.
И кто виноват?.. Петр ни при чем, я считаю. Иван виноват!.. А Петр прав. Он же не понимает в телевизорах. Только с какой стороны смотреть… А что там внутри? Куда какой провод? А ну замкнет?! Дом спалишь!
Кузьма вон Порошков весной взялся у жены роды принимать. Твое это дело?! Учился ты?.. Что ты лезешь, куда не надо?! С ножом встал у постели, пуповину чтоб резать. А та глаза открыла!.. Господи! Муж с ножом у горла! Обморок с ней! С сердцем что-то… И троих родила.
Петр не виноват, я считаю… Никак он не виноват… Нет… Да, я считаю, и Иван не виноват. Он же тоже в телевизорах не понимает ни хрена. У него и своего сроду не было. Не знаю, чего он взялся чинить… Он чего не знает, за все берется.
Я так считаю… все-таки Петр виноват!.. А не Иван… Петр… А кто же еще? Знай, кого зовешь. Тем более видишь, он лыка не вяжет… Зачем звать? Какой с пьяного спрос?
Белкин вон Сергей Алексеевич. Агроном! Считай, непьющий совсем. Кто его одного в поле видит?.. Тут брат к нему приехал с женой. Ну, выпили чуть. Дело к ночи. Жёны спать.
Хозяйка у Сергея Алексеевича уважительная женщина — гостям свою постель уступила, самим в сенях, значит, постелила. Мужа предупредила.
А они добавили еще!.. Под утро он брата в сени, сам в постель по привычке.
И что теперь?! Кто кому муж, кто кому брат?
И спьяну не помнят, было чего, не было. Жены смеются, кричат: ничего не было!.. Может, и не было. Тогда чего они веселые такие?
Я считаю… Иван виноват… Конечно, Иван… Нет, Петр! Петр виноват… Или Иван?.. Нет, Петр. Петр.
Что ты делаешь, зараза?! Иван же тихонько кулаком, а ты ему со всего маху в зубы. Разве это дело?.. Он тихонько, и ты тихонько. Он средне, и ты ему тогда средне. Надо же меру знать.
Колька вон Веревкин весной в городе знакомца встретил. Приятеля. Как звать, не помнит, а вроде виделись где-то. Тот в буфет приглашает. «Заказывай, — говорит, — что хочешь, я при деньгах». А этот — дармоед же! Что ты!.. Жена с им обедает, боится отвернуться… без куска останешься.
Назаказывал! Выпили они, закусили. У того живот схватило, он кошелек на стол, сам бегом в туалет. Колька ждет… час, другой. Буфет пора закрывать. У Кольки денег только на обратную дорогу. Счет приносят — сорок три тыщи!.. Тут у Кольки живот свело. Милицию вызвали. Кошелек открыли — пустой, бумажки только «Все на выборы!»
Два месяца вычитали из зарплаты… И еще дома от жены получил ровно на сорок три тыщи.
Я считаю, Петр виноват!.. Иван тихонько ударил, верно?.. А Петр со всей силы… А Иван тихонько… по телевизору-то.
Да тоже ведь — это телевизор, а не морда. Что по ему стучать зазря?.. Какая спешка вдруг?.. Чуду тебе щас покажут на трех ногах?
Тимофей вон Дубков поспешил… Залез на крышу трубу поправить, а у соседа дачница загорала… лопухом прикрылась.
Он и пополз по крыше, как змей. Что ты, лопуха не видал, твою мать-то?!. Лопух и лопух… Да и под лопухом-то что, ухо, что ли?.. Полз, полз, а крыша кончилась! Это ж не дорога в Москву.
Вообще потом три месяца на баб не смотрел… Еще ведь что, у жены там корыто стояло — внука купать затеялась. Кипятку налила, пошла за холодной… А Тимоха тут и приполз… Ну, грудь, лицо у него не пострадали ничуть, слава богу. Ноги тоже, слава богу, целы, а остальное все… вкрутую.