– Что это? – спросила она. – Что там написано?
Я протянул письмо и подождал, пока Беа прочтет.
– Это все?
– Да.
Я видел, что она не впечатлена.
– Это важно, Беа. – Я забрал у нее письмо. – Понимаешь?
– Конечно, конечно. Но когда мы встретимся с людьми?
– Что, прости?
– Людьми. Ну, знаешь, призраками. Как их ни назови. Пропавшими. Я имею в виду, мы ведь собираемся найти нескольких, верно?
– Это не похоже…
Она уставилась на меня.
– А на что это похоже?
Это был первый раз, когда она повысила на меня голос.
Беатрис двадцать два года. Она все еще жила по земному времени, все так же использовала мышление человека, обитающего в доме на улице, в городе с дорогами, тюрьмами, церквями и офисными блоками, с небольшими комнатками, шумом, и людьми, мельтешащими туда-сюда в своей бесконечной погоне за работой, деньгами и удовольствием.
– Все просто, – сказал я ей. – Мы не встречаем людей. Больше нет.
– Но когда-то встречали?
Я кивнул и улыбнулся, изображая доброту.
– Да, конечно, в первые годы. Многие были найдены, многих вернули на Землю. Но не в эти дни.
– Нет? – Гримаска разочарования.
– Мы видим только принадлежавшие им предметы, которые они когда-то любили, движения, которые они совершали, крохотные действия, жесты, тени, отражения, струйки пара от дыхания. Иногда слышим произнесенные вслух слова…
– Слова? Ты слышал слова? Что они говорили?
Я вздохнул.
– Не важно. Отнеси это мистеру Петерсону. Иди. – Я вручил ей большую сумку с надежно перевязанными, собранными за день вещами.
– А как насчет любовного письма? Ты не будешь его вкладывать?
– Пока нет. Мне нужно принять решение о его ценности.
Она, похоже, сомневалась и ждала дальнейших объяснений, но, наконец, кивнула и покинула офис. Через минуту после того, как она ушла, я взял письмо и прочитал его во второй раз.
В голове возникли старые воспоминания, воспоминания о последнем призраке, которого я видел на борту, о молодой женщине. Это случилось чуть больше года назад. Ее дрожащий образ в комнате, в комнате № 157 в коридоре № 14. В той же комнате, где был найден конверт.
Это не выходит у меня из головы.
Я потянулся. Далеко. Вверх. Моя рука коснулась ее…
Холод, затем жар.
Дрожь. Нервы напряжены.
Мы посмотрели друг на друга. Через пространство, сквозь время.
Она улыбнулась, и вдруг нахмурилась. Ее эмоции пришли в соприкосновение. Ее замешательство. Ее потеря. Ее глаза, блестевшие от слез.
Семена и цветочные лепестки в ее волосах.
– Кто вы? – спросил я. – Как вас зовут?
Ответа не было. Лишь медленное исчезновение человеческого облика, и полная темнота, вернувшаяся в комнату. Та же пыль и влажный воздух. И что-то еще. Аромат свежескошенного сена. «Она была в сельской местности», – подумал я.
Пение птиц: далекое, едва слышное. Затем тишина.
Комната окутывала меня одиночеством.
Я встал из-за стола в ужасе от того воспоминания, от его странной мощи, овладевавшей мной даже сейчас. А прошлой ночью она снова мне снилась. Было ли это предзнаменованием или даже предостережением?
Теперь я хотя бы знал имя этой женщины, этого обездоленного тела, этого призрака.
Моя дорогая Адди…
Беатрис пришла с необходимыми документами, которые я подписал и запечатал восковой печатью. Она вернулась к учебе, а я решил заглянуть в кафе на чашку кофе. Неожиданная находка вызвала беспокойство, и я нуждался в небольшом отдыхе, но по пути я вдруг почувствовал, что происходит нечто непонятное. Люди носились по бульвару Девятого круга, – одиночки с горестно опущенными головами, перешептывающиеся друг с другом пары. Я остановил вышедшего из лифта на седьмом этаже Тома Андервуда и спросил его, в чем дело. В ответ он нахмурился, прикрыв глаза.
– Что случилось?
Он вперил в меня недоуменный взгляд.
– Как, ты не слышал?
– Нет. Что такое?
– Они закрывают нас. Весь проект…
Меня пронзило волной паники. Я едва мог дышать.
Разумеется, я всегда боялся, что это случится. Так продолжалось в течение десяти лет с 2084 года, когда рухнул режим и начали поступать постоянные жалобы на отсутствие результатов или слишком большую трату средств. Средств, в которых отчаянно нуждались на Земле, необходимых для решения реальных проблем, затрагивающих реальных людей. Не призраков. Не миражи и иллюзии.
– Сколько у нас времени, не знаешь?
Андервуд покачал головой:
– Не знаю. Они говорят, что меньше шести месяцев. А может и четыре месяца. Не знаю. Я слышал…
– Что?
– Коннелли из Главной администрации сказал, что никого здесь не останется через четыре недели.
Сказав это, он поспешно удалился, непрерывно бормоча что-то себе под нос.
Войдя в лифт, я хотел было нажать кнопку этажа, на котором находилось кафе, но палец завис над панелью.
Что теперь? Что мне теперь делать? Я пробыл здесь так долго, так много лет, отказываясь от всего, что связано с Землей. Это был мой дом. Я не могу вернуться. Не сейчас. Как, черт возьми, я буду жить там, внизу? Среди пыли, грязи, пота, нескончаемой толчеи тел, среди жары и страданий.
Нет. Этого не произойдет. Должно быть, это ошибка.
Я нажал кнопку 101-го этажа.
Не успел я выйти из лифта, как услышал коварный звук двигателя, который, как и всегда, показался мне шумом, издаваемым многими тысячами людей – мужчины, женщины, дети, нашептывающие друг другу свои секреты. Чистая фантазия, потому что с тех пор, как в 2085 году на Земле был демонтирован последний проектор, ни одного призрака не поймали. Но все же каждый раз луч овладевал моим воображением. К счастью, когда я подошел к смотровым перилам, там никого не было. Другая сторона воронки была едва различима, такой широкой выглядела наполненная паром пропасть. Пришлось собраться с духом, прежде чем я осмелился посмотреть вниз.
В необъятной камере, словно чудовищный водоворот, вращался огромный вихрь черного и серого тумана.
Как всегда, я чувствовал, что меня с силой тянет вперед. Только проволочная сетка барьера препятствовала желанному падению. Это было всеобщим желанием: то тут, то там в проволоке на тот случай, когда коварные чары окажутся слишком мощными, были вырезаны отверстия. Они что же, думали, что луч даст им бессмертие?
На Земле я представил множество проекторов, каждый из которых был установлен на крыше здания Министерства юстиции. Закон был навязан правительству фракцией, которая впоследствии возглавила бунт.
В случае принятия любого закона в будущем все похищенные, скорректированные, отредактированные или исчезнувшие люди, атрибуты, объекты и изображения должны храниться в целости и сохранности в целях восстановления прав отдельного человека или группы лиц.
Другими словами: режим может украсть ваше имущество, ваши активы, документы. Мы даже можем стереть ваш телесный облик, при условии, что сохраним его в форме, подходящей для будущего поиска, если такое действие станет необходимостью. Следовательно, был запущен архивный спутник – обширный склад с возможностью хранения всех образов людей, переданных с поверхности планеты. По правде говоря, он стал своего рода плавающей в космосе тюрьмой, версией древних транспортных кораблей, на которых перевозили преступников в отдаленные колонии на Земле. Но вместо реальных людей мы отправляли их виртуальные формы, их аватары, все их несчастные лица и тела, которые были вырезаны из выпусков новостей, официальных документов, книг по истории и всевозможных фильмов. Спустя пару лет после падения правящего режима, спутник походил на дом с привидениями на орбите. Именно тогда мы и начали использовать слово «призраки» для описания проявляющихся в комнатах существ. Теперь я смотрю на это скорее как на подсознание нашей родной планеты. Место, где хранились наши постыдные или отвергнутые воспоминания.
Я достал из кармана сложенное письмо.
«Я пишу это, зная, что скоро тебя покину».
Мои руки дрожали. В какой-то неизвестный момент это письмо было проецировано здесь как свидетельство восстания или незаконных мыслей. «Что случилось с автором письма, Леонардом?» – подумал я. Неужели его изображение также было перенесено после смерти? Бродил ли его потерянный дух по комнатам, по бесконечным коридорам корабля? А его любовь, Аделаида? Увижу ли я когда-нибудь ее снова? Ведь на борту осталось слишком мало времени. Я боялся, что при закрытии спутника она окажется здесь, потерянная на веки вечные.
Так много людей кануло в ничто, так много…
Я задавался вопросом, какова их история. Он – мятежник, она – верная жена? Или он последователь ее лидера? Или, может, они вместе сражались за правое дело, предпочитая оставаться в тени и нашли свою любовь, убегая или скрываясь в грязных гостиничных номерах или подвалах вдали от Всевидящего Ока. Я представил себе его поимку, его отказ выдать ее имя, даже под пытками. Я представлял, что она каждую ночь читает его письма, особенно вот это, последнее. «Думай обо мне всегда, как я думаю о тебе сейчас, моя дорогая, в эти последние дни моей жизни». А позже ее также арестовали, признали виновной, вероятнее всего, убили, и перенесли ее изображение в эту небесную тюрьму.
Я снова сложил письмо и положил его в карман. Поиск – это все. Эти слова сказал нам надзиратель в первое утро нового порядка. Поиск – наша новая задача: нужно найти духов мертвых людей и отправить в их семьи.
Отойдя от пропасти, я ощутил прикосновение руки к моей коже. Особое, хрупкое, любящее прикосновение к затылку. Кончики ее пальцев двигались нежно, вздымая волосы дыбом, и я начал дрожать.
Аделаида…
Я повернулся к ней, чтобы сказать о том, что мне жаль, извиниться за то, что я являюсь активным участником режима, который в первую очередь отделил ее образ от тела. За то, что не предпринял надлежащих действий в то время, когда увидел ее в комнате № 157, за то, что не вернул ее домой. Но больше всего я чувствовал необходимость извиниться за то, что состоял из плоти и крови, когда многие тысячи жертв были не более чем пустотой внутри движущейся рамки.