Богачи и представители среднего класса упаковывали свои КРС в коробки и в некоторых случаях отправляли их обратно в «Сенеку» или продавали бедным семьям. Мы держали своих роботов в гараже, прямо за капотом нашей машины, рядом с газонокосилкой и покрытым ржавчиной шкафом для инструментов. Через несколько недель мягкое золотистое сияние глаз КРС погасло. Стало обыденностью слышать надрывный вой внутренних механизмов и видеть, как «Друг» шагает, резко вскидывая колени, похожий на большую марионетку, которая могла бы (в нашем воображении) причинить боль людям. На улицах, в парках и торговых центрах стало нормой видеть мужчин и женщин, тянущих «Друзей» на поводке, как собак. Даже те, кто ни в грош не ставил андроидов, умолкали при этом зрелище, прекращая размахивать плакатами и скандировать грозные лозунги. В том, как машины относились к демонстрациям, было нечто едва уловимое, странное, и все это казалось неправильным. Никаких эмоций, и все же, может, какой-то проблеск осознания того, о чем говорят люди, возможно, в определенной мере, – осознания факта, что они находятся за гранью того, что значит быть нами.
Наш нестабильный мир был разрушен новостями о воздушном нападении на лунную базу. Мы вздохнули с облегчением – слишком уж долго все шло гладко. Сто двадцать семь убитых, тридцать один раненый, без счета – людей, нуждавшихся в пище и оружии. Относительно небольшая группа рабочих, потомки первых лунных шахтеров, в знак протеста против несправедливых условий труда скрылась на темной стороне Луны пять лет назад. В течение последних двадцати четырех месяцев под предводительством женщины, которую власти знали под именем Мика Коул, шахтеры нападали на правительственные объекты, от шахт до кораблей снабжения и систем связи, хотя до сих пор оставался открытым вопрос, против какого именно правительства они борются и каковы требования повстанцев. База на кратере Гоклений служила домом и местом работы землетворцев, ответственных за превращение сурового ландшафта, состоявшего в основном из белых скал и пыли в нечто более однородное и пригодное для проживания. Их защищали два базировавшихся здесь взвода морской пехоты, но многие из шахтеров, незадолго до отправки на Луну, также прошли военно-морскую подготовку и обучали своих сыновей и дочерей. Тот факт, что Мика Коул и ее последователи пережили пять лет постоянной темноты, говорил об их невероятной находчивости. И хотя средства массовой информации этого не признавали, способность к выживанию в адских условиях придавала повстанцам черты настоящих монстров.
Мы наблюдали за происходящим. Кое-кто из нас вступал в активные споры по поводу морального аспекта противостояния. Другие возражали, говоря, что все под контролем. Три недели молчания. Ничего, кроме бесконечных телевизионных сюжетов о завернутых в кровавые тряпки выживших, которых переправляли на Землю, о разрушенной и обстрелянной лунной базе X-2100, похожей на гигантского паука с огромным отверстием в брюшке, через которое бесценный воздух утекал в космос. Непрерывная струя белого пара, точь-в-точь фонтан, бьющий из китового дыхала. Фото Мики Коул, черные глаза и светлые волосы, семизначная цена за поимку преступницы над головой. Язвительное, яростное выражение лица делегата Коалиции, зачитывающего отчет о причиненном ущербе, как будто это хвалебная речь (в некотором роде так они к нему и относились). Прямые репортажи с границы между днем и ночью, Летиция Дейли в громоздком скафандре, еще более мрачная, чем делегат, выступавший перед ней, исследующая тонкую грань, которую до шахтеров никто никогда не осмеливался пересечь – строгий кордон между установленным и непостижимым.
Тишина прервалась поспешным, почти стыдливым объявлением. Были представлены даты запуска «Друзей» второго поколения – последней, значительно улучшенной версии, призванной бороться с лунным терроризмом и отправленной на Луну, чтобы проверить возможность противостояния обученным солдатам-людям. Они будут лететь на ракете три дня и преодолеют около 400 000 километров, чтобы выполнить работу, для которой были созданы. Первые семена скептицизма рассеяли на бороздчатой поверхности.
Ночь за ночью в течение следующих восемнадцати месяцев мы возвращались домой к душераздирающим кадрам войны, смерти и невыразимых зверств. Нам говорили, что в первые дни операции жертвами были люди, террористы. Изувеченные, обуглившиеся конечности. Выжженные обрубки членов, выколотые глаза, зияющие дыры глазниц, разорванные пополам тела, лоснящийся ливер внутренних органов. «Военным друзьям», по неофициальным, просочившимся в прессу сведениям, было поручено восстанавливать мертвых и раненых. Иногда было так же сложно отличить тела друг от друга, как сказать, что в шести метрах находится не человек, а андроид. Военнопленных демонстрировали в виде трофеев из плоти и крови, в то время как сержант морской пехоты с детским лицом давал бесстрастный отчет о происходящем. Враг был достойным противником, сказал он, и они все же гибли. «Друзья» сражались вместе с людьми, выполняя достойную признания работу.
Мы отправляли детей в их комнаты и, ужасаясь, смотрели на экраны сквозь пальцы. Мы сидели так же, как в первые дни войны, испытывая отвращение, но желая узнать подробности. Вскоре мы поняли, что по мере того, как ночи складывались в недели и месяцы, камеры непрерывно следили за странными жертвами и травмами, к которым мы никак не могли привыкнуть.
Однажды нам показали женщину на каталке, сжимающую ногу под коленом. Камера двинулась дальше, наткнулась на какой-то невидимый объект, непреднамеренно скользнула вниз и сняла оторванную ногу. Жесткое, черное мясо – похоже, результат взрыва бомбы. Оторванная ступня, провисшие сухожилия, мышцы и струйки крови, блестящий металл, выступающий из этой плоти.
У нас из головы не выходило то, что люди принялись непрерывно обсуждать после этого случайного образа, ознаменовавшего собой самые монументальные изменения в мировой истории, с тех пор как люди мигрировали из Африки – это был взгляд того ряженого андроида. То, как она смотрела на свою отсутствующую ногу, с недоверием и ужасным сожалением, ее крики боли. Мы не думали, что машины способны что-либо чувствовать – на самом деле, мысленно вернувшись назад, мы были уверены, что Первое поколение не умело чувствовать. Это было что-то новое, что мы вряд ли посмели бы обсуждать. Мы бесцельно бродили по задним дворам и лужайкам перед домами, смотрели из окон и в телескопы на снежно-белый спутник над нашими головами, думая обо всех вещах, которые прежде не знали.
Понеся большие потери, Мика Коул и ее последователи отступили в горы и пещеры темной стороны Луны. Эти огромные, необитаемые территории стали их полем битвы. Потери Коалиции также неуклонно возрастали. Небольшие, трудно отслеживаемые команды отправляли диверсионные группы в правительственные поселения, собирали такие предметы, как электролампы и генераторы, продукты питания, амуницию, оружие и боеприпасы. Сторонники террористов начали строить или покупать свои собственные корабли, хорошо их прятать и взлетать в самых заброшенных местах Земли: пустынях, лесах, джунглях, голых арктических полях. Сначала на космических станциях никто не предпринимал ответных мер. Они не были армией и не имели полномочий убивать. Тысячи кораблей отправлялись на темную сторону Луны, чтобы поддержать террористов. Многие умирали в пути при разных обстоятельствах: корабли взрывались при взлете, люди гибли в чуждой атмосфере, происходили сбои в навигационных системах. Либо натыкались на спутник связи, либо их оборудование загадочным образом ломалось на полпути, а пассажиры замерзали насмерть. Такой корабль становился медленно вращавшимся мавзолеем, застрявшим на холодной орбите. Некоторые из них были слишком быстрыми и разбивались о порошково-серую поверхность. Тем не менее многим удавалось приземлиться. О том, что с ними стало потом, было мало что известно. Предполагалось, что они, должно быть, преуспели, потому что насилие многократно возросло, земные политики начали волноваться, а попытки подавить незначительное восстание, что по подсчетам правительственных аналитиков должно было продлиться не более трех месяцев, стали выглядеть так, будто это вовсе никогда не закончится.
Никто не знал, как такое могло случиться, но Мика Коул была оживлена. Ходили слухи, что Коалиция получила прядь ее волос, выделила ДНК и заплатила «Сенеке» огромную сумму за разработку клона-андроида, почти такого же, как механический Миллхаузер, обманувший нас несколько месяцев тому назад. Клонированная Мика проникла в горы темной стороны, отправила диверсионные команды на ложные миссии, прекратила раздоры, захватила лидера террористов и привела ее к Коалиции. Предполагалось, что ее вернули на Землю, чтобы представить перед судом, хотя, как и ожидалось, кое-кто говорил, что этого так и не случилось. В сообщениях СМИ утверждалось, что она покончила с собой, отравившись в своей камере.
Новая предводительница террористов, называвшая себя Либерти, отправила цифровое сообщение через перепрограммированного КРС, в котором говорилось, что Коул никогда бы этого не сделала, что ее убили. Они сказали Коалиции, что война не закончится до тех пор, пока каждый из лунных террористов не умрет или они не убьют представителей власти и не перестреляют всех солдат в отместку за Мику. Они назвали свою группировку «Esse est Percepi», что в переводе с латыни: «существовать – значит быть воспринимаемым». Битва продолжается по сей день.
Однако для Коалиции, «Сенеки» и средств массовой информации война закончилась. Они победили. Они проводили пресс-конференции, транслировали онлайн-ролики, даже устраивали уличные вечеринки, чтобы отпраздновать победу. Людей на них было очень мало. Психологические последствия войны, непреднамеренные и неизбежные, заключались в том, что никто не доверял «нечестивой Троице», как их окрестили. Физиологическим последствием было возвращение «Друзей» Второго поколения на Землю, отозвание их из конфликта, в котором, как многие думали, они не должны были участвовать. Общественное мнение осуждало «Друзей». Мы видели, что они могут сделать с человеческим телом, вплоть до мельчайших ужасных подробностей. Мы видели их боль, разочарование и гнев – человеческие недостатки, приведшие к новому всплеску войны. Мы видели, что их сконструировали похожими на людей. Эти мысли не давали нам покоя, но, услышав, что власть использовали для того, чтобы нарушить наш моральный кодекс и отнять человеческие жизни, мы не могли не думать о последствиях. Почти безлюдные уличные вечеринки, длинные столы, забитые едой, гирлянды и воздушные шары, экраны и больше машин, чем людей, на улицах – взрослые, уводящие своих детей от андроидов, не скрывающие искаженных страхом лиц, выступали самой плохой рекламой, которую когда-либо знал мир. Проблема в том, что это был не какой-то неполноценный неодушевленный объект, который можно с легкостью отозвать с полок розничных магазинов. Это были могучие, очень умные существа со шрамами на коже и видением чужой среды в глазах.