«Проблема андроидов», как ее часто называли, обсуждалась во многих кругах, но ни у кого не было полномочий для принятия каких-либо решений. Некоторые правительственные министры проводили кампанию по отказу от «Друзей», но «Сенека», естественно, решительно выступала против этого. Другие говорили, что их следует чем-то занять, дать им подходящую работу. Группы по соблюдению прав человека попали в затруднительное положение: если машины сделаны из плоти и крови, имеют нервы, ДНК и обладают аналитическим мышлением, как можно оправдать их притеснение? Первоначальные протестующие – церковные группы, профсоюзы и активисты «Анти-ИИ» – утроили свое рвение, вновь выйдя на улицы и к зданию парламента. А роботы тем временем просто смотрели на все это, не говоря ни слова. Первое поколение оставалось непостижимым, а вот из уст Второго, вероятно, поступили бы какие-то комментарии, если бы мы могли с ними встретиться.
Ибо они в основном предпочитали ночь. Возможно, чувствовали некую близость к темноте, а может, опасались света. Второе поколение роботов видели редко, они предпочитали оставаться в стороне. Посещали ночные бары, стриптиз-клубы и казино. Спали на пустых складах, расположенных на окраинах городов, в заброшенных домах или каких-то обшарпанных гостиницах, в которых их принимали. Стало очевидно, что никаких условий для их благополучия предусмотрено не было. В конце концов, это были всего лишь машины. Когда они появлялись при дневном свете, частенько произносились речи об их неоценимом военном опыте на митингах по правам человека, где они поддерживали нейтральную, спокойную атмосферу. Они плакали. Немногие из поврежденных машин были отремонтированы должным образом, так как стоимость ремонта сочли слишком значительной, и они демонстрировали полный диапазон своих ужасных повреждений. Тот, кто восстанавливал себя, заменяя свои руки когтями КРС 2000, становился в некотором роде официальным представителем роботов. Одаренный оратор, поведавший миру, что его зовут X, стал своеобразным символом для активистов. Он даже не думал плакать или давить на жалость, говорил, что все, чего он хочет, – это справедливое обращение. Либералы отмечали, что речи X имеют много общего с декларативными заявлениями «Esse est Percepi».
Те из нас, кому случалось оказаться на улице на рассвете, или кто возвращался в это время домой, или те, кто вел ночную жизнь, могли их увидеть. Молчаливые, застывшие группы, сгрудившиеся в самых темных углах, как будто для того, чтобы согреть друг друга: опустив головы, прижавшись телами, иногда переминаясь с ноги на ногу, но большую часть времени стоя неподвижно. В этом замороженном состоянии, которого мы никогда не смогли бы достичь, проходила вся их жизнь. Кто-то из них, мы так и не поняли кто именно, что-то говорил, но голос был всегда один и тот же. Вопрос-ответ, глухое бормотание внутри группы, напоминающее пульсирующий шум мотора на холостом ходу. Мы подошли ближе и увидели, что скопления состоят из одних лишь машин. Голос затих, гул превратился в ничто. Мы попытались заговорить с Первым и Вторым поколением, но добились лишь того, что они ушли, удаляясь кукольным шагом, ровным, почти что человеческим, оставив нас в темноте – выдыхать белые облака пара в опустевшее пространство. Мы испугались.
Когда полиция попыталась разогнать толпу, машины убежали. Изредка их ловили, арестовывали, держали в камерах до утра и затем отпускали. Роботам Первого поколения было предложено подготовить документы и удостоверения личности, в которых подробно описывалось, кто их купил, а Второе поколение, разумеется, никто не хотел приобретать. После нескольких месяцев ареста и избиений один робот из Второго поколения дал сдачи обидчику. Его звали Тит, и он отправил в больницу полицейского. Была по тревоге поднята Национальная гвардия, Тит же ушел в подполье. На канале «VS» появился Равиндра Мехта, призывающий сограждан к спокойствию, а рядом стоял X, заявивший, что мирные машины не станут причинять людям вред. Подогретая этими настроениями Национальная гвардия (может быть, немного более жестко, чем было необходимо) принялась охотиться на Второе поколение. Велись ожесточенные бои. Машины начали врываться в арсеналы, отражать вражеские атаки. Машины уничтожали. Мужчин и женщин уничтожали вместе с их семьями. Тит тоже был уничтожен. Национальная гвардия призывала к спокойствию, а машины продолжали сражение. Велось наблюдение за большими скоплениями андроидов, которые собирались сотнями, тысячами. Однажды роботы Первого поколения исчезли и вернулись, не объясняя, где они были и что делали. По контрасту с нашим истерическим настроем они были спокойны и невозмутимы. На следующую ночь они снова исчезли, теперь уже навсегда.
В конце концов машины оставили неразборчивое сообщение, очень похожее на трафаретные цифры «Сенеки», которые мы едва помнили. Как и те знаковые для человечества числа, они появились повсюду в течение одной ночи. На наших стенах и домах, в торговых центрах и парках. Никто не знал, что это значит, даже Рави Мехта был ошеломлен. Это даже не было словом, обычный символ:
@
Наши правительства объявили военное положение, но было слишком поздно. Армия наводнила наши города и поселки. А в 9 часов вечера, как для людей, так и для машин, был введен комендантский час. По главным улицам грохотали танки и бронетранспортеры, но машины исчезли. Мы следили за сообщениями СМИ, моля бога хоть о каких-то конкретных шагах. Сторонники прав человека обратились к нашим правительствам с мирной стратегией выхода из тупика, но их усилиям помешало исчезновение Х с его последователями. Дэниел Миллхаузер выступил с пятнадцатиминутной речью, в которой сетовал на произошедшее, сказав нам, что «Сенека» сделает все возможное для поддержания мира, для прекращения конфликта людей и машин. Нам показалось, что он, скорее, обращается к самому себе, а не призывает нас к спокойствию, хотя вскоре мы узнали, что он отсиживался на своей многофункциональной лунной базе, вдали от земных бед. Однако лунная война была все столь же горькой и холодной, как солнечные ветры.
Армейские разведчики получили разведсводку о необычайной активности роботов в сельской местности – около 10 000 машин разбили лагерь в заброшенном военном бункере. Они бомбили их. Тысячи машин были уничтожены. Андроиды назвали это «Резней Ланкомб». Они выждали семь дней, и под покровом ночи атаковали.
Мы почувствовали, как от взрыва бомб содрогнулась земля, и увидели яркий свет в темном небе. В течение дня мы пытались кое-как заниматься своими делами, пугливо перебегая с места на место, как мыши. Армия уверяла нас, что все под контролем, но изображения на экране доказывали обратное. Они несли тяжелые потери, список умерших и раненых постоянно увеличивался. В некоторых странах, слишком бедных, чтобы иметь настоящую высокотехнологичную армию, люди были вынуждены бежать, предоставляя машинам преимущество. На пиратских каналах мы видели, как они заполоняли улицы и дома, создавали лагеря и укрепляли дороги автомобилями, танками и мешками с песком. В нашем городе люди просыпались от странных звуков, блуждали по замершему в испуге дому с оружием в руках и видели в окно роботов, вытаскивающих вещи (в основном, из гаражей и мастерских). Заметив нас, они брались за оружие и скрывались в ночи. Магазины были наиболее легкой добычей. Способность машин оставаться незаметными вошла в поговорку. Мы начали перезагружать наших КРС, пытаясь использовать их в качестве охранников, и хотя толку от них было немного, они вселяли в нас ощущение безопасности.
Охранник склада бытовых приспособлений ночью помешал банде машин. Он открыл по грабителям огонь и был убит. Через два дня убили мужчину, который обнаружил двух роботов, грабивших его дом. Его выжившая жена утверждала, что подверглась изнасилованию. Она сказала, что машины насмехались над ней. Им не нужно было копировать людей – они просто хотели это ощутить. Она слышала, как они обсуждали свое разочарование в X и его «правилах», оправдывая свое преступление как законное представление того, что требовали машины, истинный смысл символа @.
Анархия.
Мы, люди, как один поднялись на брошенный нам вызов. Разумеется, мы были разрознены и охвачены горем. Армия, отправленная для нашей защиты, была сомнительной, варварской бандой. Мы взяли дело в свои руки. Многие из нас не соглашались с такой стратегией, напоминая, что машины рассматривали нас в качестве мишеней, не выражая ни малейшего сожаления по поводу убийств или издевательств над обычными людьми, за исключением X, теперь известного как Хавьер, который постоянно посылал журналистам вселяющие тревогу записи. Некоторые утверждали, что его соболезнования кажутся пустыми и неискренними. Их голоса заглушались теми, кто говорил, что машины просто делают то, что не так давно делали с ними. Как им было реагировать? Их жизням, если их так можно было назвать, угрожали. Мы баррикадировали двери и окна, устанавливали на КРС военные программы, покупали, доставали и обменивались оружием и боеприпасами.
На национальном канале «VS» часами болтали отчаянные глупцы, хваставшиеся тем, что они будут делать, если машины заберутся в их дома. Они обычно скрывали лицо под масками, вздымали оружие над головами как флаги победы, словно бы война уже закончилась. Те, кто скрывал свои эмоции, предпочитали плакать по ночам, под аккомпанемент далеких взрывов и свиста пуль. Мы знали, что нам нужно делать, какова настоящая цена выживания. Мы выходили из домов в поисках известных лишь по слухам лагерей андроидов, повстанцев, если угодно. Пересекали поля, прочесывали леса и заброшенные промышленные зоны, размахивая белыми флагами, даже когда на наших улицах стали появляться первые трупы. Сообщения от наших правительств и «Сенеки» приходили все реже и в конечном итоге совсем прекратились. Мы лили слезы дни и ночи, потому что безрассудные храбрецы умирали сотнями и тысячами.
Мы не можем сказать с точностью, что произошло в этих лагерях. Достаточно того, что они приняли нашу солидарность. И хотя этот отчет служит за