Здание, куда я направляюсь, – это склад, который раньше был фабрикой. Вокруг – толстые кишки сплетенных проводов, ведущие во все стороны улицы к металлическим столбам. Еще больше правительственного скотча и плакатов, наклеенных в самых не подходящих местах, с надписями: «Это временно». И еще один плакат над дверью, с надписью от руки: «Добро пожаловать». В том районе Лондона редко увидишь провода. В лагерях же они встречаются на каждом шагу – ведь это единственное, что у нас есть. Взломано все. Мой кофе от взлома, моя книга от взлома. Но не в том районе. Хотя сам район весьма неплох. Большие здания, но не много людей. Может, в тот день было еще слишком рано для появления на улицах толп или, возможно, там всегда так. Так… пусто, потому что либо эти здания постоянно битком забиты, и сложно увидеть кого-то входящим или выходящим оттуда, либо они остаются пустыми, потому что люди больше в них не работают. Внутри – незакрепленные рабочие места, гарнитуры Greybox для виртуальных сред. Их рекламируют как средства, «облегчающие современную жизнь».
Я постучал в дверь. Возможно, другие претенденты уже были внутри.
– Эй! – воскликнул я.
Появилось мужское лицо. Бородатое и мокрое, волосы зачесаны назад.
– Как раз вовремя, – сказал он. – Вы здесь по поводу…
– Я видел плакат. – А может, я сказал «Я вижу плакат», потому что мой английский в последнее время значительно улучшился – я многому научился в течение этих месяцев.
– О, отлично. Отлично. Следуйте за мной, – сказал он, и я так и сделал. Его туфли цокали по полу так, словно он шел на высоких каблуках. Пол был бетонным, как и все вокруг. Я отметил этот факт, и он посмотрел на меня.
– Наш объект пока что не полностью готов, – сказал он, – но мы планируем, что в ближайшее время все будет налажено и закончено. Людям нравится, когда их инвестиции выглядят законченными.
– Конечно, – сказал я. И это правда. Люди любят, чтобы всё везде было аккуратно. Вот почему они ненавидят лагеря. Вот почему компании строятся за пределами городов, вот почему они вкладывают деньги в создание чего-либо еще. Один политик сказал: «Вне поля зрения – не из памяти вон», и мы согласились с этим, ведь это правда.
– Ну вот, мы пришли, – сказал бородач. Мы очутились в комнате, где не было ничего, кроме гарнитур и больших кресел с широкими подлокотниками. Кожаных, или пластмассовых, или из синтетической кожи. Я бегло насчитал семь, но их было явно больше.
– Здесь творится волшебство, – сказал он, – или, по крайней мере, мы надеемся, что творится.
– Само собой, – сказал я.
– Кстати, меня зовут Адам. – Он пожал мне руку.
– Пьетро, – сказал я.
– О, круто, – ответил он. – Здорово, Пьетро. – Он произносил мое имя так, будто оно было маркой автомобиля. – Итак, ты будешь сидеть здесь, – сказал он, подводя меня к креслу посреди комнаты.
– Прежде всего, – произнес он, – гордость за свое место. Когда ты впервые входишь в систему, появляется обязательство.
– Куда я вхожу?
– В «Глаза», – он казался смущенным.
– Что? Никто не объяснял мне принцип работы. На пинге не было…
– О, черт, – сказал он. – Черт возьми. Извини, дружище. Я был уверен, что у нас установлена надлежащая программа, что-то, должно быть, пошло не так. Черт. Ладно. – Он провел рукой по голове, пытаясь высушить волосы, но безуспешно. – Хорошо. Ты ведь знаешь, что весь город в эм-м… камерах и беспилотниках?
– Везде, – кивнул я. – То есть они повсюду.
– Верно! И проблема заключается в том, что устройства не работают так, как мы бы хотели. Задействовав их, мы не смогли возместить убытки. Не давайте власть тому, кто не хочет ее иметь, не так ли? Вот и творится черт знает что. Так что да. Теперь система есть, но она немного несовершенна. Наведение камер. Об этом больше нечего узнать, ведь так? Тебе это, конечно, известно.
– Конечно, – кивнул я.
– Итак, возникла идея: а что, если мы заставим людей это делать? Мы тратили годы на то, чтобы собрать устройства, которые могли бы имитировать человеческий мозг, но ничего не помогает, не так ли? В создании мозгов. Но что, если мозг… что, если мозг изначально был мозгом?
– Понимаю, – сказал я, и он щелкнул пальцами.
– Да-да, именно! Ты понимаешь. Мы понимаем. Мы видим все, и получаем то, что стоит отметить, а что нет. Ты, конечно, легальный?
– Абсолютно, – ответил я.
Я действительно подавал заявления одно за другим. Я подавал их, эти бумаги, в правильные офисы, и каждый раз они находили отговорки. Вам нужен дом, вам нужно выучить наш язык, вам нужна работа. Все в порядке, у меня есть дом, я умею говорить по-английски и хочу получить работу. Было ли важно то, что содержалось в файлах? Если они их не проверяли, я тоже не проверял. А может и проверял. Вполне вероятно, мою кандидатуру одобряли, но мой адрес был им неизвестен, поэтому они не могли мне сообщить.
Все возможно.
– Хорошо, отлично. Итак, ты садишься сюда, – похлопал он по креслу, – и надеваешь это. Вопросов возникнуть не должно. Ты будешь глазами камер и беспилотников. Чтобы оказывать помощь полиции в задержании нарушителей, искать преступления, которые происходят или должны произойти, отслеживать нелегалов. Что-то в этом роде. Ты будешь летать на беспилотниках, смотреть на улицы, ездить на машинах. Все. Есть кое-какие навороты, вроде персонализации и проникновения в домашние системы безопасности, но ты все со временем узнаешь. У нас есть разъемы… – Он посмотрел на мой затылок. – У тебя его нет.
– Ага.
– Мы можем его тебе установить. Я имею в виду, если хочешь. Это работа, так что…
– Да, да, конечно. – Я сел в кресло. – Сейчас?
– Конечно, подожди мину… – Из его запястья раздался гудок. Я покосился и увидел под его кожей тусклое синее свечение. На ней появилась надпись. Значит, рядом был кто-то еще.
– Повиси на линии, – проговорил он, поднося руку ко рту. – Скажи им, пусть подождут. Я сейчас с Пьетро. – Он повторил мое имя: «Пьетро». Оно прозвучало как объявление самолета, ожидающего взлета. Затем он повернулся ко мне. – Извини. Приступим.
Устройство в его руке было похожим на сверло. Толстое и темно-синее, с желтой отделкой. Чтобы выглядеть красивой и безобидной штуковиной, когда будет буравить дыру в вашем черепе. Острие покрыто анестетиком, и вам обычно говорили, что вы ничего не почувствуете. Он сказал мне то же. Он сообщил об этом так, будто читал с листа, так как должен был это сказать и знал текст наизусть. Я должен был согласиться с устным договором, записанным на «Джекере», потому что им часто предъявляли иски. Иски предъявляли всем.
– Не двигайся, – сказал Адам.
Чувство освобождения, пронзившее мой череп, было чем-то невероятным! Вы не понимаете, когда проходит боль, и как именно это происходит: нечто исчезает, прежде чем заполниться. В молодости, когда я жил дома, у нас был телеканал «Освобождение». Люди нажимали на определенные места, и из их голов вытекали белые струйки гноя. Колбасу производят на фабриках. Кровь уплотняется от подкожных инъекций. Паразитическое существо извлекается из кожи подмастерья.
Освобождение с последующим заполнением. Адам вздохнул.
– Готово, – сказал он. – Ты что-нибудь почувствовал?
– Нет, – ответил я, пробегая пальцами по затылку и находя отверстие. Нажав на него, я ощутил легкий металлический привкус на языке.
– Ладно, теперь подключаем, – он поднял гарнитуру, – вот это, и ты окажешься в том, что мы называем серость. Не волнуйся, там абсолютно безопасно. Но ты будешь несколько дезориентирован. Это займет не больше секунды. Ты подумаешь о движении и сможешь двигаться. Все как здесь, ходьба пешком или другие способы передвижения, но программное обеспечение «Глаз» блокирует твои физические функции. Поэтому ты можешь делать все что угодно, но виртуально. Понятно?
Я кивнул.
– Там есть учебные приложения, запусти их. Время там идет странно. Когда ты не взаимодействуешь с реальным миром, все происходит намного быстрее. Это изменится, и ты скоро привыкнешь, но там нет места нерешительности. Тебе не нужно есть или ходить в туалет, ты…
– Как я… – Я уже проголодался, в животе довольно громко урчало. И мне пока не нужно было в туалет, но скоро могло понадобиться. Как же иначе?
– Мы тебя подключаем. У нас будет чем заняться. Не беспокойся об этом, – сказал он. – Когда ты войдешь в систему, мы будем сортировать информацию. Это может приносить определенные неудобства, но у программного обеспечения есть замедлители.
Он видел, что я волнуюсь.
– Слушай, – сказал он, – это хорошая работа. Серьезно. Если ты во всем разберешься, она будет длиться годы и годы. Зарплата тоже приличная. Мы проведем тест, откроем твои навыки и будем платить хорошие деньги. И стабильность, ко всему прочему. У тебя есть семья?
– Да, – ответил я и подумал о Саше и Шарлотте.
И вдруг перед моими глазами появились их лица.
– Значит, ты будешь зарабатывать для них. Знаешь, это важно. Я так считаю. Но что есть, то есть. Нам обеспечили хорошее финансирование для этого раунда тестов. Если все пойдет как надо, мы получим намного больше. И ты будешь рядом с нами. Первый раунд. Чертовски хорошая возможность.
– Ладно, – сказал я. Он усмехнулся.
– Давай-ка посмотрим, что произойдет, – произнес он, похлопав по креслу. Садясь, я почувствовал запах его волос – насыщенный, чем-то похожий на запах бензина. Он поднял шлем и надел мне на голову. – Готов?
Кажется, я ответил, что да, и вдруг все изменилось. Я даже не почувствовал, как в разъем что-то вошло.
Сколько же времени прошло? Как долго все длилось? Я не знаю. Казалось, что дни, недели, месяцы, годы я не видел настоящего солнечного света. Я видел лишь искусственные окна и ощущал на своем лице искусственное солнце, чувствовал, как смешиваются волосы, кожа, клетки, пока я не сделался ничем иным, как скелетом из запрограммированных виртуальных костей. Я видел бесконечные учебные комнаты, где мне рассказывали о беспилотниках и камерах, о законе и моральных принципах, обучали меня жить в этих устройствах, рассказывали, что теперь я мог стать частью города, живой, дышащей частью того, что в противном случае было невозможным. Я наблюдал за тем, что происходило в мире, за каждым отдельным персонажем, данных о котором до сих пор не имелось ни в одном агентстве и над которым не было никакого контроля. Я видел историю города и то, как он обращался с такими людьми, как я, и его непрекращающиеся проблемы. Я видел себя, пролетающего над виртуальными городами, вырванными из игр, с людьми, которые выглядели реальными, но глаза их были пусты. Людьми, которые никогда не могли чувствовать себя должным образом, потому что когда вы смотрите на них, чего-то не хватает, независимо от взгляда в их глазах.