[20], ухаживал за четырьмя лошадьми, помогал прибираться в доме. Он кормил оставшуюся последней свинью, которую Эльмира еще не заколола. Она отказывалась спать в свинарнике, и по ночам ее часто можно было найти лежащей на кухонном полу и довольно похрюкивающей. Если ее пытались поймать, она ловко проскакивала в открытую кухонную дверь – розовое, коварное существо в поисках очередного места для ночлега.
Иногда Гудини отбивался от койотов, которые кружили по ранчо в надежде найти хоть какую-то еду или отходы. Их глаза были блестящими как огоньки и понимающими. В темноте они перекрикивались со своими спутниками. Эльмира часто запиралась в своей комнате по ночам. Она рисовала или шила одежду на вырост для младенцев и видений, которые не осмеливалась озвучивать вслух. В своем банке памяти Гудини видел изображение ее тела, согнувшегося от усталости. Пока она спала, швейная машина коварно пыталась зашить ей рот, а из коровьей ноги на педали текла кровь.
Однажды ночью Гудини сидел на ступеньках за кухней. В воздухе все еще витал запах ежевичного пирога, а тело ощущало тепло печи. Над головой простиралось огромное и непостижимое небо. Мертворожденные что-то бормотали своим проводам, похожим на пуповины. Он думал о мальчиках из Партии № 2, размышляя об их жизни в роли сыновей и метая камни из пращи в ночь, когда вдруг увидел в некотором отдалении человеческую фигуру. Это был мужчина. Он двигался уверенно и целеустремленно. В каждой руке он что-то нес: орудие убийства?
Небо пронзила серебристая линия, а затем, со страшным грохотом, другая. Казалось, что сами созвездия распадаются на куски, а ранчо тем временем задрожало. В небе с грохотом пролегло еще несколько трещин. Коровы метнулись в сарай. Лошади забежали в хлев. Свинья визжала. Альпаки ринулись во второй хлев. И вот из темноты, пробежав мимо свинарника, сарая и хлевов, перед Гудини, в праще которого закончились камни, появился мужчина.
Вместо камней из пращи полетели головы койотов. Так, словно Ной в ковчег Эльмиры, в их жизнь ворвался Кэлхун. Посмеиваясь, хотя должен был быть напуган, он нес двух мертвых броненосцев. За спиной у него висела сумка, а изо рта извергались молнии.
Эльмира бросилась вниз по коридору на кухню – в одной руке ножницы, а в другой полоски клетчатой красной ткани.
– Что, черт возьми, происходит? – спросила она, раздраженная тем, что ее потревожили и незнакомым ей лицом.
– Уииииии! Смерть пришла. Я Кэлхун, можно просто Кэл. Вот, ищу кровать, которую смогу назвать своей на одну ночь. – Он рассмеялся, как человек, который будто только что слез с американских горок, а не избежал опасности быть убитым молнией.
Гудини, стоящий возле жужжащего морозильника, добавил:
– Он принес броненосцев.
– Я вижу! – ответила Эльмира, все еще немного раздраженная.
– Ты собираешься использовать их против меня? – спросил Кэл, окинув взглядом слегка дрожащие руки Эльмиры, ее густые африканские кудри, вздымающуюся и опадающую грудь и замечая дикий блеск в глазах.
Эльмира положила ножницы на деревянную столешницу.
– Дай ему корневого пива, – сказала она, рассматривая лежавших на столе и слегка запыленных броненосцев с потухшим взглядом.
Гудини открыл морозильник, из которого вырвалось облачко холодного пара, и протянул Кэлу бутылку. Тот открыл крышку зубами и сделал большой жадный глоток. Кэл был довольно красивым мужчиной с темными взъерошенными волосами и столь же темными глазами. Не тощим, но и не коренастым: мужчина среднего телосложения. Эльмира заметила на его запястьях красные шрамы в форме полумесяца, похожие на недодуманные мысли.
Заметив выражение ее лица, Кэл поставил бутылку на стол и сделал шаг назад.
– Я получил их на химическом заводе. На том, что за старым участком отгрузки.
– Я думала, его закрыли, – сказала Эльмира, грубо подталкивая его к столу, будто одну из своих коров.
Он улыбнулся ее неуклюжему хозяйственному рвению.
– Ну, его то открывают, то закрывают. Меня и других парней пригласили там работать. Сейчас он закрыт на несколько циклов, поэтому я подумал – пусть меня немного понесет по ветру.
– Ветер переменчив, – сказала Эльмира, откладывая длинный кусок ткани и вынимая пару красных перчаток из одного из ящиков.
– У меня не было другого выхода. – Кэл положил свой серый вещевой мешок на стол. На его рубашке цвета хаки темнели пятна в районе подмышек. Взяв корневое пиво, он опустился на стул и вытянул ноги, наблюдая, как Эльмира суетится около плиты, как будто всегда так делал.
– Я помогу вам починить ворота крепко-накрепко, – добавил он с видом прожженного торгаша.
Гудини, все так же державший в руке пращу, тоже присел во главе стола и оттянул ремень пращи, механически улыбаясь Кэлу, сидевшему напротив.
– Может, ты не откажешься от куска ежевичного пирога к корневому пиву? – предложила Эльмира, рыскавшая туда-сюда в больших перчатках.
– Не откажусь. – Покрутив шеей, чтобы размять мышцы, Кэл выщелкнул пальцем крышку от корневого пива, которую держал в кармане, и та, пролетев через пращу, попала прямо в Гудини.
Положив пращу на бедро, Гудини заметил, что мертворожденные не вышли поприветствовать Кэла, как его самого, и улыбнулся от этой мысли.
Атмосфера накалилась, хоть он и не понимал почему. Это напоминало день, когда Эльмира встретила его у моста. Но что-то было не так. Ночь была полна возможностей; броненосцы могли подняться со стола и затанцевать в свете молний, а между ними и ножницами, пращой и пьющим пиво незнакомцем трепетала полоса клетчатой ткани.
Конечно, Кэл остался не на одну ночь. Главные ворота от удара молнии сорвало и отбросило на несколько метров. В крыше сарая оставалось отверстие в форме метеорита. Двери обоих хлевов покрылись трещинами, как будто шальные молнии пытались проникнуть внутрь и спалить все дотла. На следующее утро Кэл, с зажатой в углу рта сигаретой, спокойно осмотрел повреждения.
– Все могло быть хуже, юнец, – прокомментировал он.
Гудини был вынужден ходить за ним по пятам, так как ни он, ни Эльмира совсем не знали этого человека. Он стоял рядом с ним на зыбкой тропинке и смотрел вдаль. Они прислушивались к далеким звукам: трепету крыльев напуганной вороны и стуку копыт лошадей, скачущих на другом ранчо. Появились спавшие на земле горгульи, сквозь темноту в их грудных клетках проглядывали бьющиеся сердца. Гудини почувствовал, что появление человека, способного опережать молнии, каким-то образом нарушило жизнь его и Эльмиры на ранчо. Он исподволь разглядывал шрамы на запястьях Кэла, как будто они могли выдать его тайны.
– Детям вы, похоже, не нравитесь, – сказал Гудини, когда они спускались по тропинке, с крохотной ноткой триумфа в голосе. Под ногами у хозяина положения и аутсайдера поскрипывали камни.
Перед тем, как ответить, Кэл глубоко затянулся сигаретой.
– Ты когда-нибудь видел свинью в свадебном платье, юнец? Это возможно, если человек изрядно выпьет. Просто не спрашивай людей, что они пьют или как свинья оказалась в этом платье.
Кэл починил ворота и крышу сарая и замазал трещины в дверях. Из оставшихся досок он построил для Эльмиры склад для ее швейных принадлежностей. Яркие ткани струились с полок подобно цветным причудливым водопадам. Кэл приготовил им броненосца в темном сливовом соусе и за обедом рассказал, что он – сын странника из Чиппевы. Выслеживание, охота были присущи ему изначально. Он также заявил, что противоречивость человеческой натуры не должна подвергаться ограничениям и что иногда различные сочетания вкусов очень хороши в еде. Гудини смотрел на полуулыбку Эльмиры и ее глаза, не отрывавшиеся от покрытых шрамами рук Кэла, которые, казалось, умели делать многое.
Кэл взял его на охоту на белохвостых оленей, скрывавшихся меж сотен шелестящих деревьев. Их хриплый рев был едва слышен в холодном воздухе. Крик дикого ястреба словно приглашал в бескрайние просторы леса. Вдалеке мерцало озеро. Холодные волны заливали прожженные участки земли и кучи потрескивающих листьев. Кэл и Гудини уселись за деревом, наблюдая, как олень мечется туда-сюда, то и дело останавливаясь, чтобы на краткий миг опустить голову к земле.
Кэл подул на пальцы, сжал и разжал кулак, разминаясь.
– Сиди тихо, юнец, – прошептал он, доставая из-за спины ружье «Ремингтон». – Не спугни нашего парня.
Гудини сунул руку в карман, потирая надорванный ремень пращи. Сегодня утром Эльмира не проверила его, как сделала это на мосту в первый день. На самом деле, она не проверяла его уже несколько дней. Она, казалось, отрешилась от реального мира, запершись в своей комнате и лихорадочно зарисовывая свои видения. Гудини оценил длину ружья, его эффективность, смертельное дуло: это было оружие, созданное для того, чтобы отнимать дыхание у существ, сгрудившихся на заднем плане. Как только олени снова появились в их поле зрения, Кэл поднял ружье, прицелился и спустил крючок.
Грянул выстрел. Олень споткнулся и упал.
– Ха-ха! Пошли. – Кэл вскочил и они подбежали к лежавшему на боку оленю, из шеи которого текла кровь, а в глазах медленно гас свет.
– Не сопротивляйся, мальчик, – сказал Кэл. – У тебя будет еще одна жизнь. – В его голосе промелькнуло нечто похожее на сочувствие. – Давай, помоги мне с ним.
Гудини вытянул руки. Его словно загипнотизировало это зрелище. Он не мог поднять оленя. Вместо этого его руки двигались туда-сюда, выполняя одни и те же механические движения. Он вдруг увидел на шее оленя голову Эльмиры, из губ которой выпадали голубые бусины.
Когда они вернулись на ранчо, дети выползли, чтобы поприветствовать их, возбужденно шевеля кривыми ногами. Кэл как обычно их проигнорировал. Рот оленя был закрыт его рукой с красными шрамами, полученными на химическом заводе.
В ту ночь, наблюдая сквозь щель в приоткрытых дверях спальни, Гудини увидел Кэла и Эльмиру в постели. Их тела сплелись в одно. Кэл тяжело дышал, привалившись к ее груди, положив руки ей на спину. Гудини вернулся в свою комнату и рухнул на кровать. Глядя на белый потолок, он снова увидел их тела. На этот раз покрытые сливовым соусом. Элементы повторяющихся образов снова столкнулись. Сливовый соус пытался затмить яркие ткани Эльмиры, струящиеся из ее каморок. Эльмира и Кэл были рядом, обнаженные, охотящиеся за вещами, которые они сами и создали. Последнее, что он увидел, прежде чем закрыть глаза, была Эльмира, подвешенная высоко на внешней стене сарая, почти у крыши. В ее животе зияла огромная дыра, которая периодически открывалась и закрывалась. Они с Кэлом взбирались на стену. Он держал свою поврежденную пращу, а у Кэла за спиной висело ружье. Добравшись до Эльмиры, они по очереди погрузили свое оружие в огромную дыру. На заднем плане трещала ее швейная машинка, раз за разом вбивающая иголку в пустоту. Они заползли ей в живот, окунувшись во внутреннюю темноту и пытаясь отыскать свое потерянное оружие. С неба падал молочный дождь, а младенцы стали размером с мальчиков, из их спин торчали похожие на пуповины провода. Последней мыслью Гудини было то, что Эльмира больше в нем не нуждалась.