Укрытая в безопасности офиса, отделенная от улицы толстыми стеклами, я наблюдала за бредущими снаружи игроками.
Некоторые пользовались VR-шлемами[45], закрепленными у бровей. Их выдавала характерная походка: они медленно передвигались по улице с запрокинутыми головами, компенсируя нагрузку на шею, вызванную пусть небольшим, но ощутимым весом прибора. Со стороны казалось, будто они что-то искали – в некотором смысле, так оно и было. Неопытные игроки шатались из стороны в сторону при ходьбе – шлемы блокировали восприятие реального времени, обеспечивая полное погружение в игровой процесс. Данные напрямую поступали в зрительный нерв. Споткнуться, упасть – такое случалось нередко; что поделаешь, побочный эффект виртуалья.
Большинство игроков всё еще предпочитало ручные консоли: отклик – быстрее, разрешение – ниже. Игроки бродили в одиночку, не отрывая глаз от своих приборов, беспрерывно постукивая кончиками пальцев по экранам, перелистывая страницы. Более продвинутые пользователи начали пользоваться недавно представленными моделями с телекинетическим управлением, где сигнал поступал напрямую в сознание, но основная масса все-таки предпочитала руки и пальцы – безотказный эталон!
Я работала на так называемой мобильной подстанции. После завершения стажировки мне сразу же дали повышение, и я стала старшим координатором по контрактам. Можно подумать, что это крупная руководящая должность, – однако весь штат моей подстанции состоял из одной лишь меня.
Пока я стажировалась в главном городском офисе, все было прекрасно. Ежедневные проблемы компенсировались высокой оплатой и своего рода чувством защищенности. Работа в большом офисе была потрясающим опытом: ощущение собственного превосходства над игроками кружило голову. Головные офисы уделяли особое внимание работе в команде – ложное единение приглушало голос инстинкта самосохранения. Неприметное здание, в котором мы работали, имело множество разных секретных входов – сотрудники приходили и уходили по тщательно спланированным маршрутам. Ну и, конечно же, вооруженная охрана.
Однако две недели назад меня отправили на эту местечковую подстанцию. Своего рода повышение. Город оказался постиндустриальной пустошью, стремительно застраиваемой огромными многоквартирными домами. Отравленные и изъеденные токсинами остатки природы уныло коричневели вокруг. Это временно, сказали менеджеры, но еще до прибытия в это жуткое место я начала догадываться, что меня развели как последнюю лохушку.
Извилистый маршрут за городом был одним из крупнейших реалити-проектов. Никто не хотел отвечать за это место – на таких серьезных маршрутах всегда что-то идет не так. Если нежелательный инцидент случится в черте города, разбираться с этим придется мне.
Заселившись в предоставленную компанией квартиру и освоившись в офисе, я осознала, насколько уязвима, – от моей независимости не осталось и следа. Игроки постоянно критиковали то, как Сеть видела реальность: то слишком мало, то чересчур загромождено, а вообще – подайте-ка что-нибудь новенькое! Им всегда хотелось новизны, словно реальность была чем-то осязаемым и ею можно было управлять, легко изменив к лучшему. И чем больше мы им давали, тем большего они требовали.
Офис находился недалеко от центра, однако кроме массивных замков на дверях, камер и утолщенных оконных стекол не было предусмотрено никаких защитных мер. Здание было безликим – ни логотипов, ни вывесок – тем не менее, каждый игрок знал, что здесь находится. Было достаточно отправить лишь одно сообщение, чтобы сюда ворвалась вооруженная охрана, – но как быстро, можно только догадываться. Короче, случись что – охране понадобится час-два только на то, чтобы до меня добраться.
Я быстро поняла, что уровень испытываемого стресса не зависит от масштабов города – здесь было даже хуже, в этом убогом городишке. Все компенсировалось оплатой. Платили как в головном офисе.
Первый звонок раздался утром, вскоре после того, как я пришла в офис. Лицо звонящего было скрыто – экран показывал лишь расплывчатый силуэт головы и плеч. Меня это встревожило. Интуиция подсказывала, что новости будут не из приятных. Обычные сообщения отправлялись либо в текстовом формате, либо по видеосвязи. Во время работы в головном офисе я узнала, что компания использовала аватары для внутренней связи, только когда была необходима анонимность.
– Все контракты должны быть переведены в режим реального времени. Изменения необходимо сделать немедленно.
Это был мужской голос; скорее всего, он принадлежал кому-то, кого я раньше встречала или по крайней мере с кем работала некоторое время. По невыразительному тону стало понятно: голос синтезирован. Звонящим легко могла оказаться и женщина, скрывающая личность. В механическом голосе, пусть и знакомом мне прежде, было столько властности, что по спине побежали мурашки. Было досадно – зачем они так со мной?
– Все контракты обновлены, – ответила я. – Я разобрала их прошлым вечером, как обычно.
– Это не в счет. Участники решили, что им необходимо расширение условий контракта. Мы снимем ограничения. Выполняйте.
– Напомните мне, – попросила я, потому как со времен стажировки многое позабыла, тем более что тогда я надеялась на скорое увольнение. Раньше мне не приходилось работать с контрактами обмена, но прежде я слышала о них. «Снять ограничения» означало включить свободный режим: игроки (наблюдатели) и участники (главные исполнители) могли взаимодействовать, перемешиваться, меняться местами. Но я не понимала, зачем это нужно.
– Это не важно. Введите код, – произнёс голос.
– Какой код?
Но компьютер уже реагировал на поступающую информацию. Я увидела изменения на экране.
– Это всё? – сказала я, но ссылка уже закрылась. Я знала, что хакеры могли отследить микросигналы, исходившие от источника, по этой причине общение с Сетью иногда происходило в ускоренном режиме. Скорее всего, это была как раз та ситуация.
Я уставилась на свой монитор, вглядываясь в происходящие с молниеносной скоростью изменения и ничегошеньки не понимая. Имена игроков распределялись в четыре колонки так быстро, что их невозможно было прочитать. Это, разумеется, аватары, а не настоящие имена. Многие были отмечены звездочками, подчеркнуты либо выделены цветом. Таким способом Сеть разбила их по группам: аватар одной группы, и другой, и третьей, а за тем уже идут слой за слоем, собираясь в основные ветви. Синдикаты и группы профессиональных игроков, группы по обмену, фанаты с разнообразными увлечениями, тестеры, кредиторы, владельцы, спонсоры, лоббисты.
Расшифровать всю поступавшую на экран информацию мне казалось невозможным. Я не могла прочитать ни строчки – с такой скоростью всё менялось, – сотни тысяч аватаров, а то и миллионы. Появились новые характеристики: пол и возраст, родственные связи с другими игроками и контакты между синдикатами, закодированные уровни коэффициента потребителя в прошлом и настоящем, рейтинг кредитоспособности, история, судебные разбирательства, уровень агрессии, качество игры, заслуги или рекомендации, обвинительные записи и тюремные заключения. Естественно, сведения о финансах превалируют: произведенные оплаты, дополнительные затраты, реальные владения, рекламная презентация.
Всё это мелькало на мониторе – сплошное размазанное пятно. Я отвела глаза после первых же секунд.
Ситуация не имела особой значимости ни для меня, ни для игрового процесса. Единственным образом это отразилось бы на моей работе: пришлось бы выводить обновленные контракты для каждого – но и этот процесс был автоматизирован.
Я бросила взгляд на трансляцию с камер скрытого наблюдения: по улице лениво тянулась обычная толпа игроков. Очевидно, они уже были в курсе, судя по довольным лицам многих. Недобрый знак: это могло привести к повышенной активности. Несколько игроков не смогли удержаться и уставились в камеры. Меня это насторожило.
С какой целью Сети понадобилось так поступать? Каким образом принимались эти решения? Что конкретно привело к таким изменениям в корпоративной политике? В то утро чувство тревоги непрерывно нарастало – казалось, мои проблемы только начинаются. В обеденный перерыв я взяла еду из офисного автомата. Вскоре очередной звонок подтвердил мои опасения.
На сей раз это был иной силуэт, женский, но так же графически стилизован и обезличен. Ее голос снова синтезировали – подозреваю, на самом деле это был мужчина.
– Несколько участников ускользнули от охраны, – вот так, без малейшей преамбулы. – Несколько игроков убиты. Группа сопровождения приостановила трансляцию. Мы полагаем, они тоже сбежали. Или же просто отключили свое снаряжение. В любом случае трансляция прервана. Решите проблему.
– Как?
– Эпизод должен быть снят. Вы знаете, как это сделать. Снаряжение у вас есть.
– Я не знаю… – начала было я, но меня бесцеремонно прервали.
– Вы снимете эпизод.
– Я не знаю как. Почему они сбежали?
– Мы занимаемся этим вопросом. Охрану отправили, группа скоро прибудет в вашу зону активности.
– Где сейчас участники?
– Информации нет. Проверки проводятся в установленном порядке. Снаряжение вас направит. С этим побегом нужно покончить.
Я знала, что «побегом» Сеть называла худший из сценариев. Подобное случалось и раньше, это сопровождалось насилием – участники или игроки нападали на группы, – со смертельным исходом.
– Я здесь одна, без прикрытия.
– У вас для этого есть всё необходимое оборудование, – произнёс электронный женский голос мягким, вкрадчивым и спокойным тоном.
– Что следует предпринять по сценарию?
– Сценария нет. Это свободный режим, все ограничения сняты.
– И что, их нельзя вернуть?
Связь прервалась. Я снова взглянула на видео с камер. В обычный день непрерывный поток игроков тянулся мимо офиса, кое-кто не мог сдержать любопытства: останавливался и пялился сквозь толстые стекла окон. Сейчас же снаружи собралась небольшая группа, выжидающе наблюдающая за выходом.