Около двери из дорогого на вид дерева с муаровыми разводами его ждет человек в сером костюме. У человека настолько незапоминающееся лицо, что взгляд Тимофея невольно задерживается на его туфлях – остроносых, начищенных до зеркального блеска. Тимофей отмечает, что у них необычно высокие каблуки – видимо, человек в сером костюме комплексует из-за невысокого роста.
– Тимофей Игоревич? – уточняет человек, руки, впрочем, не подавая. – У вас пятнадцать минут.
Распахивается дверь из дорогого на вид дерева. Внутри – большой кабинет, обставленный в стиле ар-нуво. Попасть в такой кабинет из безлично-бюрократического коридора все равно что выйти на Трокадеро, свернув с Шарикоподшипниковской улицы.
– Всеслав Георгиевич, к вам Стрельцов, – рапортует человек в хорошо начищенных туфлях.
– А, Тимофей Игоревич! – произносит хозяин кабинета, выдвигаясь из-за большого, но легкомысленно тонконогого стола. Он молод – или, во всяком случае, хочет казаться молодым. У него подвижное, живое лицо с умными оливковыми глазами. Имя Всеслав ему совершенно не идет. Ходят слухи, что до прихода на госслужбу хозяина кабинета звали иначе.
Тимофей нерешительно подходит, пожимает протянутую руку. Рукопожатие энергичное, но сама рука неожиданно слабая и чуть влажная.
– Много слышал о вас и ваших работах, – говорит Всеслав Георгиевич. – Давно хотел пообщаться.
– Я тоже, – говорит Тимофей. Хозяин понимающе усмехается и жестом приглашает к столу.
– К сожалению, времени у меня в обрез, так что придется обойтись без длительных вступлений. Техническую сторону дела тоже можно будет обсудить позже – если понадобится. Ответьте мне пока что на один вопрос: то, что я прочел в вашем меморандуме, – насколько это реально?
Тимофей откашливается. На столе стоят бутылочки с водой «Святой источник» – он не отказался бы сейчас сделать глоток, но проклятая стеснительность не позволяет протянуть руку без приглашения.
– На девяносто процентов, – отвечает он. И замолкает – все из-за той же стеснительности. Но Всеслав Георгиевич принимает его лаконичность за хитрый маневр, понуждающий собеседника задавать дополнительные вопросы.
– Почему не на сто?
– Недостаток финансирования. Нехватка оборудования. Отсутствие квалифицированных специалистов.
На лицо хозяина кабинета набегает тень, оливковые глаза темнеют.
– Вы знаете, сколько мы вложили в «Сколково»? И конкретно – в ваш кластер?
– Знаю, Всеслав Георгиевич. Но тут… понимаете, дело не в одномоментных вливаниях. Это как… ну, как английский газон.
– Который нужно подстригать двести лет? – тут же ловит мяч собеседник. – Понимаю. Но мы не всесильны. Если четверть века науку финансировали по остаточному принципу, мы за два-три года это исправить не сможем…
– Именно поэтому… – Тут в Тимофее неожиданно просыпается решительность, и он берет со стола бутылочку воды. Наливает в стакан и, поражаясь собственной смелости, пьет, не договорив фразу до конца. – Именно поэтому мы скорее всего проиграем эту гонку.
– Американцы тоже над этим работают, – не столько спрашивает, сколько констатирует Всеслав Георгиевич. – Как давно?
– С две тысячи третьего, насколько я знаю. Когда Бергер в Калифорнии начал разрабатывать искусственный гиппокамп. Но они тычутся вслепую. У них нет понимания, что является ключевым фактором. Поэтому мы еще впереди…
– А у вас есть такое понимание? – перебивает его собеседник.
– Есть. И мы могли бы добиться практического результата раньше, но требуется гораздо больше денег. Прежде всего – денег, хотя это не решит все проблемы. Но если будут деньги, мы сможем переманить специалистов из Азии. Там работают отличные профессионалы…
– На сколько больше?
Тимофей замирает, как перед прыжком в прорубь. Прошлой зимой он окунался в ледяную воду на Крещение – тогда ощущение было похожим.
– На порядок, Всеслав Георгиевич.
Хозяин кабинета задумывается. Когда он думает о деньгах, в глазах его меняется выражение – взгляд становится более человеческим.
– То есть – не миллионы, а миллиарды… А практический результат?
– При условии, что на проект будет работать вся страна… как на «Буран» когда-то… результат будет через пять лет.
– Тот самый, о котором вы пишете в меморандуме? – пытливо прищуривается Всеслав Георгиевич.
Тимофей по натуре человек сомневающийся и робкий, но сейчас он чувствует, как его подхватывает и несет могучая, сметающая на своем пути все преграды волна.
– Тот самый, – твердо отвечает он.
Хозяин кабинета снова усмехается – но на этот раз в его усмешке проскальзывает еле уловимая неуверенность.
– Бессмертие?..
– Да, – говорит Тимофей и смотрит прямо в оливковые глаза. – Бессмертие.
На повороте перед мостом Мерет Иво притормаживает до семидесяти, и в этот момент мотоциклисты начинают стрелять.
До последнего момента Иво уверен, что это просто байкеры, катающиеся по живописному серпантину над морем со своими девушками. Они повисли у него на хвосте сразу за кемпингом «Олива» – там такой публики хватает в любое время года. От кемпинга до моста Мерет три километра – и другого водителя байкеры уже давно бы обогнали, но Иво идет на своих обычных ста двадцати, чуть сбрасывая скорость на поворотах. Честно говоря, ему даже не хватило бы времени, чтобы присмотреться к мотоциклистам и понять, что с ними что-то нет так.
Поворот перед мостом Мерет – самый сложный, потому что дорога изгибается здесь сначала налево, к морю, а потом направо, к расщелине, по которой грохочет горная речка. К тому же угол наклона тут ощутимо больше, чем на других участках серпантина.
Первый мотоциклист прибавляет газу, как только Иво начинает сбрасывать скорость – догоняет и держится слева от «Мустанга», наклонившись к рулю. Девушка, сидящая за мотоциклистом, поворачивается к Иво и улыбается ему из-за щитка шлема.
По-прежнему обнимая мотоциклиста левой рукой, она засовывает правую руку за отворот кожаной куртки. Все это Иво видит боковым зрением, фрагментами, потому что внимание его сосредоточено на петляющей дороге. Рука девушки выныривает из-за отворота куртки – теперь в ней чернеет непропорционально большой для ее маленькой кисти пистолет. Девушка нажимает на спусковой крючок, и в ту же секунду стреляет байкер, который держится сзади, – по колесам «Мустанга».
Иво не успевает ни о чем подумать. Тело реагирует само, на рефлексах. Руки с силой выкручивают руль влево, «Мустанг» крылом сносит с дороги первый мотоцикл, который уже начинает уходить вперед. Все тем же боковым зрением Иво видит, как искажается в крике лицо девушки за забралом шлема, слышит еще один выстрел. А потом резко бьет по тормозам.
Второй мотоцикл успевает свернуть, чтобы не врезаться в него сзади, – но сворачивает не вправо, где почти нет просвета между «Мустангом» и склоном горы, а влево. И, пролетев мимо машины, врезается в лежащее поперек дороги тело девушки.
Иво видит, как неторопливо, словно в замедленной съемке, вылетает из седла второй мотоциклист. Как падает плашмя на дорогу, похожий на огромную черную жабу. Как подергивает ногами, потом замирает и больше уже не шевелится. Время растягивается, и проходит вечность – а на самом деле несколько секунд, – прежде чем Иво понимает, что жив и даже не ранен. Пуля прошла в сантиметре от его головы и разворотила потолок салона. Его бьет крупная дрожь.
Он выходит – скорее, вываливается, – из машины и осторожно приближается к лежащим на дороге телам. Второй байкер мертв – из-под щитка шлема вытекает кровь вперемешку с чем-то серым. Девушка, на которую он наехал, кажется, тоже, хотя, возможно, она просто без сознания. Мотоцикл, с которого она успела соскочить, пробил ограждение серпантина и рухнул вниз с семидесятиметровой высоты. Иво очень удивится, если выяснится, что первый байкер после такого падения выжил.
На дороге, к счастью, никого нет. Иво возвращается к «Мустангу», заводит мотор – когда он успел его заглушить, память этот момент не зафиксировала – и медленно едет к мосту Мерет. Одна покрышка точно пробита – машина припадает на левое заднее колесо, – и к тому времени, когда он переезжает мост, в салоне уже чувствуется характерный запах горелой резины. Иво загоняет «Мустанг» на небольшую каменистую площадку сразу за мостом, вытаскивает из багажника домкрат и запаску, меняет колесо. Едва он успевает закончить, рядом останавливается полицейская машина, из нее выходит рослый румяный офицер.
– Лейтенант Андрич, – представляется он. – Вы видели, что там произошло?
– Так точно, лейтенант, – отвечает Иво. – Какие-то уроды обстреляли мою машину на повороте. Я не справился с управлением и сбил одного из них. Второй разбился сам у меня на глазах.
– Ваши документы, – говорит лейтенант Андрич, кладя руку на желтовато-коричневую потертую кобуру.
– Разумеется. – Иво вытирает руки тряпкой, лезет в салон за документами – тут Андрич не выдерживает и все-таки вытаскивает пистолет. – Вот, пожалуйста.
– Иво Николич, – читает лейтенант, – шеф-редактор телеканала «Новости недели»…
Выражение его лица меняется, пистолет торопливо ныряет в кобуру.
– А, господин Николич! А я-то думал, где же мог вас видеть! Лицо ведь знакомое. Давно в наших краях?
– Неделю. – Иво пожимает плечами. – Отдыхаю на вилле у друзей в Круче.
– Зачем же вы уехали с места происшествия, господин Николич? – грустнеет лейтенант. – Сами же знаете – теперь это считается серьезным правонарушением.
– Я был в шоке, – говорит Иво. – Потом, там такой участок… если бы я остался, в меня мог бы врезаться кто-нибудь, вылетевший на большой скорости из-за поворота.
– Думаю, мы что-нибудь сможем с этим сделать. – В голосе лейтенанта вновь прибавляется энтузиазма. Сегодня вечером он наверняка будет рассказывать жене, как познакомился со столичной звездой. – А тех, кто в вас стрелял… вы знаете?
– Понятия не имею, – честно говорит Иво. – Там была девушка… она, возможно, осталась жива. Может быть, если спросить ее…