Гибкость мышления
Как жить в век неопределённости, когда старые истории потерпели крах, а новые ещё не появились?
19Образование
Единственная константа — перемены
Человечество сталкивается с беспрецедентными революционными переменами, и все наши старые истории рассыпаются, а новая, которая должна прийти им на смену, ещё не появилась. Как подготовить самих себя и своих детей к миру столь масштабных потрясений и фундаментальных неопределённостей? Ребёнку, рождённому сегодня, в 2050 году будет чуть больше 30 лет. Если с миром ничего не случится, этот ребёнок доживёт до 2100 года и может остаться активным членом общества даже в двадцать втором веке. Чему учить ребёнка, чтобы обеспечить ему достойную жизнь в том мире, каким он будет в 2050 году или в двадцать втором веке? Какие навыки ему понадобятся, чтобы найти работу, понимать происходящее и ориентироваться в жизненном лабиринте?
К сожалению, никто не знает, как будет выглядеть мир в 2050 году, не говоря уже о 2100-м, и поэтому мы не можем ответить на эти вопросы. Конечно, люди никогда не умели точно предсказывать будущее. Но сегодня сделать это гораздо труднее, чем прежде: ведь когда технология позволит нам конструировать своё тело, мозг и сознание, мы уже ни в чём не будем уверены — в том числе в тех вещах, которые раньше казались вечными и неизменными.
Тысячу лет назад, в 1018 году, люди не могли точно предсказать будущее, однако были убеждены, что основные черты человеческого общества не изменятся. Если в 1018 году вы жили в Китае, то знали, что к 1050 году империя Сун, возможно, рухнет, с севера вторгнутся кочевники кидани, а миллионы людей погибнут от эпидемий. И всё же было очевидно, что даже в 1050 году большинство жителей будут крестьянами и ткачами, правители по-прежнему будут набирать армию и чиновничий аппарат из людей, женщины будут подчиняться мужчинам, продолжительность жизни по-прежнему будет около сорока лет, а человеческое тело останется точно таким же. Поэтому в бедных семьях родители учили детей сажать рис и ткать шёлк, а богачи учили мальчиков конфуцианской классической литературе, каллиграфии и боевым искусствам, а девочек — быть скромными и послушными домохозяйками. Никто не сомневался, что эти навыки будут востребованы в 1050 году.
Напротив, сегодня мы понятия не имеем, как в 2050 году будет выглядеть Китай или остальной мир. Мы не знаем, чем люди будут зарабатывать себе на жизнь, не знаем, как будут функционировать армии или бюрократия, не знаем, какими будут отношения между полами. Вероятно, люди будут жить гораздо дольше, чем в наши дни, а само человеческое тело может революционным образом измениться благодаря биоинженерии и интерфейсам «мозг — компьютер». Поэтому многое из того, чему дети учатся сегодня, в 2050 году станет ненужным.
Сегодня школы уделяют слишком много внимания зубрёжке информации. В прошлом это имело смысл, потому что информации было мало и даже этот слабый ручеёк постоянно перекрывала цензура. Если в 1800 году вы жили, скажем, в маленьком провинциальном городе в Мексике, то вряд ли много знали об остальном мире. Не было ни радио, ни телевидения, ни ежедневных газет, ни публичных библиотек[194]. Даже если вы владели грамотой и обладали доступом к частной библиотеке, читать в ней было нечего, кроме романов и религиозных трактатов. Испанская империя строго цензурировала все тексты, печатавшиеся на её территории, а извне допускала лишь небольшое число одобренных публикаций[195]. Примерно такой же была ситуация в провинциальных городах России, Индии, Турции и Китая. Школы Новейшего времени, в которых детей учили читать и писать и знакомили с основами географии, истории и биологии, знаменовали огромный шаг вперёд.
В двадцать первом веке мы, напротив, тонем в огромном потоке информации, остановить который не пытаются даже цензоры. Они заняты тем, что распространяют дезинформацию или отвлекают нас какой-нибудь чепухой. Если вы живёте в провинциальном мексиканском городе и у вас есть смартфон, то вам понадобится несколько жизней, чтобы просто читать Википедию, смотреть доклады с конференций TED и проходить бесплатные онлайн-курсы. Ни одно правительство не в состоянии скрыть всю информацию, которая ему не нравится. С другой стороны, появилась новая опасность — теперь слишком легко запутать публику противоречивыми сообщениями и отвлекающими манёврами. Человеку из любого уголка мира достаточно кликнуть мышью, чтобы увидеть последние новости о бомбардировке Алеппо или о таянии льдов в Арктике, но противоречивых сообщений так много, что трудно понять, каким из них верить. Кроме того, доступность множества других вещей мешает сфокусировать внимание на чём-то одном, а когда политика и наука кажутся нам слишком сложными, возникает соблазн посмотреть смешное видео с котиками, почитать сплетни о знаменитостях или посмотреть порно.
В таком мире ученикам от учителя меньше всего нужна информация. Они и так ею перегружены. Люди нуждаются в умении понимать информацию, отличать важное от несущественного, а главное — соединять разрозненные фрагменты информации в целостную картину мира.
В сущности, именно таким был идеал западного либерального образования на протяжении нескольких веков, но до настоящего времени даже западной школе не удавалось его реализовать. Учителя позволяли себе ограничиваться сообщением информации, поощряя учеников «думать самостоятельно». Опасаясь авторитаризма, либеральные школы испытывали неподдельный ужас перед напыщенными нарративами. Они полагали, что, если дать ученикам много информации и немного свободы, они сами сформируют для себя картину мира, и даже если это поколение не сумеет объединить всю имеющуюся информацию в связную и осмысленную историю мира, впереди ещё много времени, чтобы выполнить такой синтез в будущем. Теперь время вышло. Решения, которые мы примем в следующие несколько десятилетий, определят будущее самой жизни, а принять эти решения мы можем только на основе сложившегося мировоззрения. Если у нынешнего поколения отсутствует целостный взгляд на мир, выбор будущего будет осуществляться случайным образом.
Становится жарко
Большинство школ стараются снабдить учеников не только информацией, но и набором определённых навыков, таких как умение решать дифференциальные уравнения, программировать на C++, анализировать состав вещества в пробирке или говорить по-китайски. Но мы не представляем себе, как будет выглядеть мир и рынок труда в 2050 году, и поэтому не знаем, какие именно навыки понадобятся людям. Мы можем потратить много сил, обучая детей программированию на C++ или разговорному китайскому, но в 2050-м выяснится, что искусственный интеллект пишет программы лучше людей, а новое приложение Google Translate позволяет вести разговор на почти безупречном мандаринском, кантонском или хакка, даже если сами вы способны только поздороваться: «Ни Хао».
Чему же мы должны учить детей? Многие специалисты в области педагогики утверждают, что школы должны перейти к обучению четырём навыкам: критическому мышлению, коммуникации, сотрудничеству и творчеству[196]. В более широком смысле школы должны меньше внимания уделять техническим умениям и сосредоточиться на общих жизненных навыках. Самой важной будет способность приспосабливаться к переменам, учиться новому и сохранять хладнокровие в незнакомых ситуациях. Чтобы идти в ногу с миром образца 2050 года, потребуется не просто предлагать новые идеи и продукты — прежде всего нужно будет постоянно обновлять самих себя.
С ускорением темпа перемены изменится не только экономика, но и понимание того, что значит «быть человеком». Ещё в 1848 году «Манифест Коммунистической партии» провозгласил, что «всё сословное и застойное исчезает». Однако Маркс и Энгельс имели в виду в основном общественные и экономические структуры. К 2048 году материальные и когнитивные структуры также исчезнут, растворятся в воздухе — или в облаке из битов данных.
В 1848 году миллионы людей теряли работу на фермах и переселялись в большие города, чтобы работать на фабриках. Но, добравшись до большого города, они не меняли свой пол и не добавляли себе шестое чувство. А если бывшие крестьяне находили работу на текстильной фабрике, то надеялись, что сохранят новую профессию на всю оставшуюся жизнь.
В 2048 году людям, возможно, придётся иметь дело с миграцией в киберпространство, с меняющейся гендерной идентичностью и новым сенсорным опытом, генерируемым компьютерными имплантами. Если человек найдёт работу и смысл жизни в проектировании ежеминутно меняющихся костюмов для трёхмерной игры в виртуальной реальности, то через десять лет не только эта профессия, но и все остальные, требующие сопоставимого уровня художественного творчества, могут быть вытеснены искусственным интеллектом. В двадцать пять лет вы опишете себя на сайте знакомств как «двадцатипятилетнюю гетеросексуальную женщину, живущую в Лондоне и работающую в ателье мод». В тридцать пять лет вы представитесь как «гендерно неопределённая личность в процессе возрастной перестройки, чья неокортикальная активность протекает преимущественно в виртуальном мире “Новый Космос” и чья жизненная миссия состоит в том, чтобы проникнуть туда, куда не добирался ещё ни один модельер». А когда вам исполнится сорок пять, не будет уже ни сайтов знакомств, ни самоопределений. Вы просто будете сидеть и ждать, когда алгоритм найдёт (или создаст) для вас идеальную пару. Что касается извлечения смысла из искусства модельера, то алгоритмы достигнут такого совершенства, что при взгляде на свои высшие достижения прошлого десятилетия вы будете испытывать скорее неловкость, чем гордость. И в сорок пять лет у вас впереди ещё много десятилетий радикальных перемен.
Не стоит воспринимать этот сценарий буквально. Никому не дано предугадать, свидетелями каких изменений мы станем. Любой сценарий, скорее всего, будет далёк от реальности. Если кто-то описывает вам мир середины двадцать первого века и это описание похоже на научную фантастику, то оно, скорее всего, неверное. Но если это описание не похоже на научную фантастику — оно точно неверное. Мы не в состоянии предвидеть конкретные детали, но единственное, что не вызывает сомнений, — это перемены.
Столь глубокие изменения трансформируют саму структуру человеческой жизни, сделав отсутствие непрерывности её главной характеристикой. С незапамятных времён жизнь делилась на две взаимодополняющие части: за периодом обучения следовал период работы. На первом жизненном этапе вы накапливали информацию, развивали навыки, у вас формировалось мировоззрение и стабильная личность. Даже если в пятнадцать лет вы бо́льшую часть дня проводили на семейном рисовом поле (а не в школе), главным в вашей жизни всё равно было обучение: вы учились выращивать рис, торговаться с жадными купцами из большого города, разрешать конфликты с односельчанами из-за земли и воды. Во второй половине жизни полученные навыки помогали вам ориентироваться в мире, зарабатывать и вносить вклад в жизнь общества. Конечно, даже в пятьдесят лет вы продолжали узнавать новое о рисе, торговцах и конфликтах, но это были лишь мелкие дополнения к доведённым почти до совершенства навыкам и умениям.
К середине двадцать первого века ускоряющиеся перемены и рост продолжительности жизни приведут к тому, что традиционная модель устареет. Жизнь разделится на периоды, связь между которыми будет всё больше ослабевать. Вопрос «Кто я?» станет ещё более актуальным и сложным[197].
Скорее всего, результатом станет сильнейший стресс. Перемены всегда неприятны, и, становясь старше, большинство людей не хотят меняться. Когда вам пятнадцать, вся ваша жизнь состоит из перемен. Тело растёт, мозг развивается, отношения с людьми становятся глубже. Всё в непрерывном движении, и всё в новинку. Вы всё время творите себя. Большинство подростков это пугает — и одновременно волнует. Перед вами открываются новые просторы, вам предстоит завоевать весь мир.
Но в пятьдесят вы уже не хотите меняться и, скорее всего, отбросили мысль о завоевании мира. Знакомые места, привычные занятия, любимая футболка. Вас гораздо больше привлекает стабильность. Вы столько вложили в свои навыки, карьеру, личность и мировоззрение, что не желаете начинать всё сначала. Чем упорнее вы трудились над созданием чего-либо, тем труднее от этого избавиться и освободить место для нового. Возможно, вы по-прежнему цените новый опыт и мелкие усовершенствования, но большинство людей старше пятидесяти лет не готовы перестраивать глубокие структуры своей идентичности и своего «я».
На это есть неврологические причины. Мозг взрослого человека гораздо гибче и податливее, чем считалось прежде, но всё же уступает в адаптивности мозгу подростка. Перестройка соединений нейронов и перепрограммирование синапсов — чертовски тяжёлая работа[198]. Однако в двадцать первом веке стабильность, по всей видимости, станет непозволительной роскошью. Если вы попытаетесь сохранить неизменной свою идентичность, профессию или мировоззрение, то рискуете очень быстро отстать от мира. Если учесть вероятное увеличение продолжительности жизни, то вам грозит перспектива не один десяток лет прожить как бесполезное ископаемое. Чтобы идти в ногу со временем — не только в экономическом, но и в социальном плане, — вы должны быть способны постоянно учиться и перестраивать себя, по меньшей мере в таком юном возрасте, как пятьдесят лет.
Оригинальность будет постепенно превращаться в новую норму, и ваш прежний опыт, как и прежний опыт всего человечества, станет менее надёжным помощником. Людям как отдельным личностям и человечеству в целом всё чаще придётся иметь дело с тем, с чем никто никогда раньше не сталкивался: с компьютерным суперинтеллектом и сконструированными телами, с алгоритмами, которые с необыкновенной точностью научатся управлять вашими эмоциями, с рукотворными климатическими катаклизмами, а также с необходимостью каждые десять лет менять профессию. Как поступить, столкнувшись с абсолютно новыми условиями? Как действовать, когда на вас обрушивается лавина информации и нет никакой возможности осознать и проанализировать её? Как жить в мире, где фундаментальная неопределённость — это не сбой, а структурная особенность?
Чтобы выжить в таком мире и обеспечить себе достойную жизнь, вам понадобится недюжинная гибкость мышления и огромный запас эмоциональной стабильности. Вам придётся постоянно отказываться от того, что вы лучше всего знаете, и осваивать неизвестное. К сожалению, научить детей приветствовать новое и сохранять психологическое равновесие гораздо труднее, чем рассказать о законах физики или о причинах Первой мировой войны. Невозможно научиться гибкости мышления, читая книгу или слушая лекцию. Зачастую учителям не хватает гибкости, необходимой в двадцать первом веке, потому что они сами вышли из старой системы образования.
Промышленная революция оставила нам в наследство конвейерную теорию образования. В центре города стоит большое здание из стекла и бетона, разделённое на множество одинаковых комнат, в каждой из которых стоят ряды парт и стульев. По звонку вы вместе с тридцатью вашими сверстниками идёте в одну из этих комнат. Каждый час к вам заходит кто-то из взрослых и начинает говорить. Всем этим людям платит государство. Один рассказывает о форме Земли, другой — о прошлом человечества, а третий объясняет устройство вашего тела. Эту модель легко высмеивать, и почти каждый согласится, что сегодня её несостоятельность очевидна — несмотря на все прошлые заслуги. Но мы до сих пор не создали жизнеспособной альтернативы. У нас нет такой гибкой системы образования, которую можно было бы внедрять не только в богатых калифорнийских пригородах, но и в сельских районах Мексики.
Взлом человека
Таким образом, лучший совет, который я могу дать пятнадцатилетнему подростку из морально устаревшей школы где-нибудь в Мексике, Индии или Алабаме, звучит так: не слишком полагайтесь на взрослых. Большинство из них желают вам добра, но они просто не понимают этот мир. В прошлом было относительно безопасно подражать взрослым, потому что они очень хорошо знали жизнь, а мир менялся медленно. Но в двадцать первом веке всё изменится. Из-за постоянно растущих темпов перемен вы не сможете с уверенностью определить, что передают вам взрослые: мудрость, неподвластную времени, или устаревшие предрассудки.
На что же тогда опираться? На технологию? Тут риск ещё выше. Технология может послужить хорошим подспорьем, но если вы отведёте ей слишком большую роль в вашей жизни, то станете её заложником. Много тысяч лет назад люди изобрели сельское хозяйство, однако новая технология обогатила лишь немногочисленную элиту, превратив почти всё население в рабов. Большинство людей трудились от зари до зари, пропалывая сорняки, таская воду и собирая урожай под палящими лучами солнца. Нечто подобное может произойти и с вами.
Технология — не зло. Если вы знаете, чего хотите от жизни, технология поможет вам этого достичь. Но если у вас нет определённых желаний, ей не составит труда ставить цели за вас и управлять вашей жизнью. Когда технология научится лучше понимать человека, вы вдруг обнаружите, что не она служит вам, а вы ей. Наверняка вам попадались зомби, идущие по улице, уткнувшись носом в смартфон. Как думаете — это они управляют технологией или технология ими?
Значит, нужно искать опору в себе? Это отлично прозвучало бы в программе «Улица Сезам» или в старомодном диснеевском мультфильме, но не в реальной жизни. Понимать это начинает даже студия Disney. Подобно Райли Андерсен, большинство людей почти не знают себя, а пытаясь «прислушаться к себе», становятся удобным объектом для внешних манипуляций. Наш внутренний голос никогда не заслуживал доверия, потому что всегда был рупором государственной пропаганды, идеологической промывки мозгов и коммерческой рекламы, не говоря уже о биохимических сбоях.
С совершенствованием биотехнологий и машинного обучения появится больше возможностей для манипуляции самыми глубокими чувствами и желаниями человека, и следовать велению своего сердца станет гораздо опаснее, чем прежде. Когда Coca-Cola, Amazon, Baidu или правительство научатся играть на струнах вашего сердца и нажимать кнопки в вашем мозгу, сможете ли вы отличить себя от их специалистов по маркетингу?
Это очень сложная задача, и вам придётся приложить много усилий для изучения своей операционной системы, чтобы понять, кто вы и чего хотите от жизни. Конечно, всё это старо как мир. Не одну тысячу лет философы и пророки призывали людей познать себя. Но этот совет никогда не был так актуален, как в двадцать первом веке, потому что сейчас, в отличие от эпохи Лао-цзы или Сократа, у вас есть серьёзные конкуренты. Coca-Cola, Amazon, Baidu и правительство соревнуются между собой, кто раньше вас взломает. Не ваш смартфон, компьютер или банковский счёт — они стремятся взломать вас и вашу органическую операционную систему. Возможно, вам приходилось слышать, что мы живём в эпоху взлома компьютеров, но это лишь половина правды. На самом деле мы живём в эпоху взлома человека.
Алгоритмы уже следят за вами. Они знают, куда вы идёте, что покупаете, с кем встречаетесь. Вскоре они будут следить за каждым вашим шагом, за каждым вздохом, каждым сердцебиением. Благодаря алгоритмам Больших данных и машинному обучению они будут понимать вас всё лучше и лучше. А когда они узнают о вас больше, чем вы знаете о себе сами, то начнут вами управлять и манипулировать — и вы ничего не сможете с этим сделать. Вы будете жить в матрице или в «Шоу Трумана». В конечном счёте это простой эмпирический вопрос: если алгоритмы действительно лучше понимают, что происходит внутри вас, власть перейдёт к ним.
Конечно, никто не запретит вам с радостью отдать всю власть алгоритмам, доверить им всё решать и за вас, и за остальной мир. В таком случае можете расслабиться и получать удовольствие. Не нужно ничего с этим делать. Алгоритмы обо всём позаботятся. Если же вы хотите сохранить хотя бы частичный контроль над своей жизнью и будущим мира, вы должны бежать быстрее алгоритмов, быстрее Amazon и правительств и познать себя раньше, чем это сделают они. Поэтому не берите с собой лишнего багажа. Отбросьте все иллюзии. Это очень тяжёлый груз.